Смурф сидел на корточках напротив Сергея Степановича и смотрел ему в глаза. Ужимки и
гримасы пробегали по лицу, создавая на складчатом лице эффект волн. По уголкам рта Смурфа
скопилась слюна. Свои, лишь ему ведомые эмоции, он выражал невнятным бормотанием.
Внезапно, протянув руку, Смурф, погладил по щеке Сергея Степановича и встав, ушел.
Витек затянулся, выпустил дым, посмотрел на старого
-Дядь Сань, Савве совсем хреново будет. Фюрер его загнобит ведь.
-Будет, Вить, будет - старый урка был задумчив, видно было, что разговаривать не хочет.
-Шамиль завтра придет? - перевел тему Санек, уловивший общий настрой.
-Завтра обещал - отрезал старый и пошел на выход. Хлопнула дверь.
Дверь хлопала от сквозняка. Балкон был открыт и по квартире гулял ветер. «Бабье лето»,
погода чудесная вполне. Странно это все. Живут люди, живут и вдруг что-то не так.
Непонятно, глупо и нелепо. Савка не мог понять мир взрослых людей. Казалось все просто и
ясно. Но взрослые сами из ничего создавали себе проблемы, ставили себя в глупые и трудные
ситуации. Была в этом какая-то закономерность и последовательность. Будто человек
ступив во взрослую жизнь начинал совершать ошибки сознательно. Вот и сейчас, взрослые
делали ошибки, а больно было Савке. И только сквозняк его слышал. И хлопала чертова дверь.
Савва спал настолько крепко, что не чувствовал, как прошел ужин. Как медсестра
закатала ему рукав и сделала инъекции. Лишь волна мути, прошедшая изнутри. Пелена в
голове только уплотнилась. В голове что-то лопнуло. Раз, еще раз. Савва понял, что это
стучат снаружи. С трудом открыв глаз увидел Фюрера. Тот сидел на краю кровати и курил.
-Привет. Как себя чувствуешь? - заботливым голосом поинтересовался он.
Савва не сразу смог ответить. Щеки жили своей жизнью, то вбирая воздух, то выпуская его.
Невольно он опять ловил себя на сходстве с жабой.
-Лучше всех…
- Это хорошо. Я решил заботится о тебе. И буду помогать тебе лечится - с этими словами,
Фюрер достал из кармана халата два шприца - Я с тобой, я помогу тебе выздороветь.
Затушил окурок, достал две сигареты, прикурил обе. Одну вставил Савве в губы - Видишь и
сигареты тебе принес. Кури на здоровье.
Савва жадно затянулся, никотиновый голод был силен. Фюрер тем временем вколол ему два
укола один за другим. Убрав пустые шприцы в карман халата, оперся одной рукой о дужку
кровати в изголовье, из-под руки проглядывали красные буквы «ИН» с потеками.
-Тебе прописали три по пять. В мою смену я от щедрот своих буду добавлять. Ты поправишься обещаю.
Савва склонил голову чуть набок, чтобы дым не лез в глаза. Столбик пепла упал на подушку.
Фюрер смахнул его, подождал пока Савва докурит. Забрал окурок.
-Счастливых снов, Савва! Жди меня утром - и встав со шконки пошел спать.
Губы исполняли дьявольскую сарабанду. Язык периодически совершал непроизвольные
движения. Лицо Саввы, казалось, решило жить самостоятельно. Суставы начинало выгибать,
пока не сильно, но чувствительно. Безумно хотелось пить. Ощущения нарастали.
Ясность же в голове напротив, угасала. Достигнув определенного предела, Савва впал не то в
сон, не то в забытье. Может и к лучшему.
Макс стоял и смотрел как судороги проходят по лицу Саввы. Человеческое лицо
превращалось в неузнаваемую, полуживотную гримасу. Пот делал лицо блестящим и оттого
еще более неприятным. Макс видел мучения близкого существа и не знал, как помочь. Чуть
постояв, потянулся и ладонью отер крупные капли с лица Саввы. Посмотрел на свои пальцы.
«Наверное, так может выглядеть кровь камней» -Макс пытался думать, но чужие голоса
опять наполнили его и его собственные мысли оказались затертыми бледными тенями. Ему
очень не хватало Саввы, его голоса, что приносил спокойствие и возможность слышать себя.
Дядя Саня не спал. Дело было не в ломанных костях, что ныли каждый раз при смене погоды.
И не в потоке воспоминаний, что иногда накатывали по ночам, заставляя чему-то
радоваться, о чем-то жалеть, а то и просто грустить. Нет. Роились думы. И было в этом
что-то гнетущее. Как человек, повидавший в жизни всякого и научившийся шкурой
чувствовать тревогу, дядя Саня смутно чувствовал, что творится зло. Ворочаясь,
перекатывал мысли и так, и эдак, но так и не складывалось, спокойствие не приходило.
Рука отца была огромной и жесткой как кора дерева. Савкина ладошка утопала в ней.
Папин шаг был размашист, но Савка, довольный и гордый, что у него такой папка, семенил
стараясь не отстать. И на прохожих смотрел как бы задавая вопрос: «Правда, у меня самый
лучший папка?»
Встречные, в большинстве своем, суетливо двигались по своим делам и лишь некоторые
делали умиленные лица. В основном конечно пожилые люди. Конечно, вид малыша,
улыбающегося окружающему миру, не мог не тронуть. И умудренные годами старики
радовались искренне, ибо они понимали, что это лучшая пора жизни. Уж они-то знали это
лучше всех.
Пустота угнетала. Даже не пустота - вакуум. Савва чувствовал, что ничего нет снаружи.
Абсолютно. И запертый в этой запаянной колбе он чувствовал себя воздушным змеем.
Подобно воздушному змею он подхватывал и менял незримые потоки. Он не ощущал, что
происходило с ним где-то там, далеко снаружи. Да и какой в этом был смысл? Ведь как бы не
стремились ученые мужи к овеществлению, человек, в первую очередь это то, что
невозможно препарировать.
Между тем, снаружи не происходило ничего интересного. Одни судороги и корчи. Судороги
мира, бьющегося в очередном испытании на прочность и корчи распяленного на больничной
койке тела. В принципе, все - как всегда. Савва стоял на опушке и сейчас уже понимал, что
этот путь все-таки предстоит осилить. Время совпало. Под босыми ногами чувствовалась
прохлада земли. Трава и мелкая поросль приятно щекотали ступни. Небо лазоревое до безумия
и даже какие-то пичужки трепыхались на виднокрае. Почти пасторальную картину нарушил
ветерок, шедший из чащи. Он принес с собой смутные видения и тревожащие запахи. Была в
них какая-то скрытая угроза, ощущение сокровенного страха. «Дорога начинается с первого
шага» всплыло внезапно, мысль, конечно, не бодрила, но и выбора особо не было.
