Содержит сведения, не в курсе которых
даже ангел-хранитель одного из персонажей
* * *
Между тем, Коля и Саша выжили. Да, чудесным образом остались на этом свете.
Дело было так.
Когда земля стала уходить из-под их ног, то есть из-под Сашиной спины, Коля моментально сориентировался и почувствовал неладное. Всё низвержение длилось буквально секунды, но Коля успел обхватить Сашу одной рукой, а другой схватился что есть мочи за появившийся из среза почвы какой-то корень. Усилий удержаться в таком положении у него, конечно, не хватило, корень, хоть и был прочный, но очень скользкий от влажной земли. Однако Коля выиграл несколько мгновений, зависнув на корне и продержавшись на нём, пока основная масса утёса рухнула вниз. Власюковским святым любовникам осталось только проехаться за глыбой по почти гладкому срезу, что уже было не столь опасно для их молодых жизней.
Конечно, при таком приятном путешествии они получили свою долю воздействия земной тверди и фрагментов ея на бренные тела. Коля, правда, получил по минимуму – синяки по всему боку и правой ноге, да камнем по голове напоследок. Камень срезал у Коли часть скальпа, но это было не столь опасно.
Саша пострадала гораздо больше. У неё, кроме гематом на теле, были сломаны два ребра, вывихнута ступня на ноге и случилось сильное сотрясение мозга от удара толстенной дубовой ветью пролетавшего мимо векового гиганта. Всё лицо было разодрано более мелкими ветками.
В таком виде они встретили дивное июльское утро девятнадцатого числа.
Саша лежала на песочке без сознания. Коля потихоньку оклемался, прижал кровоточащий, но уже не сильно, кусок скальпа на место. Ощупал себя – цел. Невдалеке видит – Саня. Подполз, аккуратно проверил пульс, дыхание – тоже жива. Но не совсем цела. Ладно. Разберёмся.
В голове навящиво звучала песня про июльское утро английского коллектива Юрайа Хип. Про то, как лирический герой в одно прекрасное такое же утро решил порвать с прошлой жизнью и начать новую. Пошёл куда глаза глядят.
Тысячи мыслей пронеслись у Коли в ушибленной голове. Он подумал, что вот он шанс – начать новую жизнь с чистого листа. Их с Сашей наверняка посчитают погребёнными вот под той глыбой.
Дело в том, что Коля в той минувшей жизни был крайне неудачно женат. Да, у него была жена, капризная такая столичная штучка, все чакры ему проевшая. Женился он сдуру. Поспорил как-то с Хуном о какой-то глупости и проиграл спор хитрому китайцу. Пришлось выполнять долг чести. Выполнив, пожалел, что не остался обесчещен.
Он хотел развестись, но как-то не успел.
At the sound
of the first bird singing
I was leaving for home.
With the storm and the night behind me
and a road of my own
– прорывался в его гудящей голове красивый голос Дэйвида Байрона.
Покачиваясь, встал на ноги. Аккуратно омыв из ручья лицо подруги по несчастью (или по счастью?), осторожно взял на руки Сашу. Голышом побрёл с ней вниз по течению, пока не добрались до заброшенной лодочной станции.
На лодочной станции обнаружились масса нужных по случаю вещей. Во-первых, обнаружилась уцелевшая пароходная спасательная шлюпка. Деревянные лодки давно сгнили либо сгорели в кострах, дюралевые “Казанки” и “Прогрессы” советских времён местные сдали в цветмет. А вот эта шлюпка из древнего пластика лежала вверх дном, наполовину вросшая в песок.
Коля с четвёртого раза опрокинул шлюпку на киль. В её рундучках обнаружился целый клад – с десяток пробковых спасательных жилетов. Обрядившись в эти жилеты и обмотав чресла куском старого брезента, обрели они с Шурочкой вполне цивильный вид. Шуре также досталась громадная старая рыбацкая куртка, найденная Колей в одном из сарайчиков.
Расстелив на слани оставшиеся жилеты, находчивый скульптор устроил сносное лежбище. И после всех трудов праведных и потрясений прилёг отдохнуть на пробковую постель, сняв навесные скамейки. Простите, банки, как на флоте их положено называть. Саша в сознание пока не приходила. Коля постоянно контролировал её пульс и дыхание, как мог. Пока состояние молодой скульпторши опасений, вроде, не вызывало.
И вот тут Рука Судьбы повела их своей волей. Коля на некоторое время забылся сном. По реке, рядом с лодочной станцией протарахтел какой-то буксиришка.
Кто наблюдал когда-нибудь волны на большой реке, знает, что от этих речных тружеников идут самые большие волны. От громадных сухогрузов да нефтеналивных барж не идёт такой волны, как от мелких буксиров.
В общем, смыло шлюпку ваятелей с небольшой отмели в Волгу. И понесло их по воле волн без руля и ветрил, как пишут в серьёзных романах.
Коля мирно спал, Шурочка была без сознания.
Течение в этом месте изменило свой обычный путь, из-за падения глыбы с утёса. Немного ниже по течению, на левом берегу, впадала в Волгу небольшая речка Ундога. Если в обычное время течение Ундоги было правильным, то есть с низовьев в Волгу, то изменившаяся гидродинамика ещё некоторое время гнала волжскую воду навстречу течению притока.
Шлюпка наших героев гордо вплыла в Ундогу против течения. Судьбина их несла куда надо.
Коля проснулся от того, что огромная чёрная собака с добрыми глазами лизала его пораненную кожу на голове. Коля было испугался, но миролюбие животного сквозило своей очевидностью. Коля тут же про себя назвал её Доброй Собакой Баскервилей.
Увидев, что Коля очнулся, Добрая Собака Баскервилей потянула зубами его за пробковый жилет, приглашая следовать за ней.
Впоследствии выяснилось, что собаку зовут Найда.
Шлюпка ткнулась носом у незнакомого лесистого бережка. Коля не понимал, где находится.
Шурочка тоже очнулась, но болезненно стонала и ничего членораздельного не произносила. Ходить она не могла, правая ступня её была неестественно вывернута. Было ясно, что ей очень больно. Дышала она с трудом из-за сломанных рёбер.
Коля аккуратно, как мог, выкарабкался с ней из шлюпки, взял Сашу на руки и пошёл за собакой. Найда впереди указывала дорогу, виляя огромным хвостом.
Так он шёл за ней по хвойным тропкам, по шишкам и сучкам босиком. Пока перед глазами не встали большие ворота с православным крестом на макушке и парой иконок по столбам. Под крестом имелась надпись: “Семейная сыроварня братьев Шутихиных. Добрым людям – с Богом, добро пожаловать!”
Так наши новоявленные мученики Большой и Светлой Любви оказались в этом дальнем лесном ските на месте бывшего пионерского лагеря советских времён. Здесь имелась целая православная община людей, любящих уединение и живущих почти натуральным хозяйством. Кроме братьев Шутихиных, Михаила и Романа, их жён и детей, тут подвизались ещё две семьи – одна русская, другая таджикская, принявшая православие. Повсюду бегали и их дети, бродили куры, овцы, свиньи, кошки. Тут же была обыкновенная небольшая ферма – коровы, тёлки, пара быков. И лосиная ферма с ручными лесными гигантами, от которых доилось вкуснейшее целебное молоко.
Хозяйство было большое, механизированное – трактора, сеялки, молотилки, зерносушилка. В собственности братьев было пара десятков гектаров обрабатываемых угодий. Работы – непочатый край.
Поэтому пришельцам здесь были рады. Коля, не задумываясь, согласился остаться в этой богадельне. Он верил в Судьбу. В Бога – не особо, но он чувствовал, что обретение веры у него не за горами. Выживший в подобном катаклизме эту веру обретает быстро, тем более в подобной обстановке и в окружении правоверных людей.
С Шурочкой было сложнее. Её выхаживала мать братьев Шутихиных, которую также звали Александра. Она заслуживает отдельного описания.
Александра, женщина уже за семьдесят, имела славу местной целительницы и провидицы. Будучи врачом по образованию и проработав в районной медицине лет пятьдесят, истинно верующая, она имела огромный опыт всего, что связано с излечением телесных и душевных недугов. Знание лечебных растений и человеческой психологии сделало её местной Вангой. Слава матушки Александры выходила далеко за пределы Комсомольского района. Иногда она принимала людей в приходской больнице в городе, но жить предпочитала в лесу, на ферме сыновей. Ещё стоит отметить, что матушку часто приглашали на ежегодный фестиваль Бабы Яги играть главную роль. Из неё получалась такая добрая Баба Яга, что она была всегда в центре внимания паломников, окружена детьми и домашними животными. Птицы клевали из её рук крошки и орехи.
Матушка вложила всё, что знала и умела в выхаживание Шурочки, но так и не смогла излечить амнезию и восстановить речь. Шура оправилась от переломов и вывихов, но ничего из своего прошлого не помнила и осталась немая.
Тем не менее, Шура была жива, довольна своей новой большой семьёй и новой работой. Она справлялась со всем, чтоб ей ни поручали. Особенно удавалась ей работа на лосеферме. Лоси, лосихи и лосята в их новой няньке души не чаяли. Она скоро приняла всю эту лесную братию под своё начало, изучая и вживаясь в неведомые другим особенности характера лосей. Через пару лет она уже стала вполне квалифицированным лосиным ветеринаром, читая и запоминая всё, что связано с их лечением и содержанием в неволе. Благо, читать Шура не разучилась.
Как же были удивлены обитатели бывшего пионерлагеря, когда, после смерти старого уже самца Сашухи, Шура мастерски сваяла небольшую статую лося недалеко от центральных ворот. Фигура из природного камня, глины и ещё чего-то, поразительно похожая на Сашуху, заняла своё место на входе в скит и украсила пейзаж без того красивого местечка.
Коля занимался в сыроварне и фермах самыми разными техническими вопросами. Приходилось работать электриком, сантехником, слесарем, столяром, плотником, трактористом и всеми остальными техническими амплуа. Мужик он был золотые руки.
Стоит ли говорить, что через некоторое время он и Шура, приняли крещение по православному канону и венчались. Ещё одной семьёй в ските стало больше. Детей, правда, Бог им не посылал. Видимо, сказывались серьёзные травмы.
Любимым местом паломничества Коли и Саши стала Лысая Гора, возвышенность недалеко от Урочища Бабы-Яги близ Комсомольска. С этого места, на весьма низменном левобережье, был самый хороший вид на власюковское Лукоморье, что на противоположном правом крутом берегу. В хорошую ясную погоду Коля брал из гаража старенький жигулёнок, бинокль, сажал рядом Сашу, и мчались они по просёлочному тракту среди ночи на Лысую Гору.
Вот стоят они, обнявшись, на вершине горы и смотрят на правый берег.
– Это мы, Саш. Узнаёшь?
– Угу… угу… – согласно кивая, отвечала ему Шурочка уж как могла. В эти мгновения она была так благодарна любимому за всё, что у неё было в жизни.
На правом берегу и без бинокля было видно, как светилась в ночи грандиозная статуя Императора Николая III, Самодержца Всероссийского.
На четверых нетронутое мыло,
Семейный день в разорванном кругу.
Нас не было. А если что и было –
Четыре грустных тени на снегу.
Там нож упал – и в землю не вонзится.
Там зеркало, в котором отразиться
Всем напряженьем кожи не смогу.
Прильну зрачком к трубе тридцатикратной –
У зрения отторгнуты права.
Где близкие мои? Где дом, где брат мой
И город мой? Где ветер и трава?
Стропила дней подрублены отъездом.
Безумный плотник в воздухе отвесном
Огромные расправил рукава.
Кто в смертный путь мне выгладил сорочку
И проводил медлительным двором?
Нас не было. Мы жили в одиночку.
Не до любви нам было вчетвером.
Ах, зеркало под суриком свекольным,
Безумный плотник с ножиком стекольным,
С рулеткой, с ватерпасом, с топором.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
