По дороге было необходимо зайти к Сергею Степановичу. Это был ежедневный ритуал, созданный Саввой для себя с момента появления здесь. Третий проем справа. Не вход в пещеру дракона - но каждый раз было жутко. Огромная пустая палата без остатка вмещала Сергея Степановича.
-Доброе утро, Сергей Степанович!
Эти слова повисли в воздухе. Впрочем, как и вчера, и неделю назад.
Сергей Степанович сидел в больничной пижаме. Руки лежат на коленях. Обрит наголо. Лицо одутловатое и бледное от долгого пребывания в помещении. Из уголка чуть приоткрытого рта тянулась ниточка слюны.
Савва присел на корточки. Рукавом пижамы отер слюну. Заглянул Сергею Степановичу в глаза. Пустые черные провалы. Каждый раз, совершая это действо, он пытался уловить искорку сознания во взгляде. Это было напоминание самому себе о том, куда могут завести нехоженые тропы. Сознание Сергея Степановича блуждало где-то далеко-то ли внутри, то ли извне.
Сергей Степанович был реликтом отделения. Ходили байки, что в далекие времена являлся то ли научным работником, то ли еще каким умником, но за какие-то неведомые грехи был перемолот системой. Как водится, за давностию лет, толком никто не знал - за что, почему. Ходили слухи, что имел место укол «Мадам де По», который и сделал свое дело. Так или иначе, но уже который год, Сергей Степанович сидит на больничной кровати. У него славный аппетит, он исправно опустошает кишечник и мочевой пузырь и наблюдает Великую Пустоту. Стабильное вегетативное состояние. Человек-растение. Изредка к нему приезжает жена. Но эти визиты имеют скорее ревизионный характер.
Савва вышел из палаты с гложущим чувством неудовлетворенности. Так было каждый раз. Его постоянно терзала мысль: что должно произойти с разумом человека, с его душой, чтобы он в один момент потерял себя, свою сущность? Куда уходит разум? Да и что есть душа и есть ли она вообще? Не ощущаемая в обыденности, но временами превосходящая свое вместилище тысячекратно. Где же тончайшая связующая нить меж оболочкой и содержимым?
Встряхнув головой, отгоняя невеселые размышления он отправился на завтрак. В столовой как обычно царило оживление. Убогие, обшарпанные столы в два ряда, такие же табуретки и общие скамьи. Видавший виды линолеум и желтые стены довершали этот лунный пейзаж.
Сорок с лишним человек потерянных в пространстве и времени. Ископаемые, застывшие в желтом янтаре стен.
Одесную одну я любовь посажу
и ошую — другую, но тоже любовь.
По глубокому кубку вручу, по ножу.
Виноградное мясо, отрадная кровь.
И начнётся наш жертвенный пир со стиха,
благодарного слова за хлеб и за соль,
за стеклянные эти — 0,8 — меха
и за то, что призрел перекатную голь.
Как мы жили, подумать, и как погодя
с наступлением времени двигать назад,
мы, плечами от стужи земной поводя,
воротимся в Тобой навещаемый ад.
Ну а ежели так посидеть довелось,
если я раздаю и вино и ножи —
я гортанное слово скажу на авось,
что-то между «прости меня» и «накажи»,
что-то между «прости нас» и «дай нам ремня».
Только слово, которого нет на земле,
и вот эту любовь, и вот ту, и меня,
и зачатых в любви, и живущих во зле
оправдает. Последнее слово. К суду
обращаются частные лица Твои,
по колено в Тобой сотворённом аду
и по горло в Тобой сотворённой любви.
1989
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
