Для меня Рига – это город цветов и приветливых людей.
Кода-то, ещё в советское время, послали меня в командировку на месяц.
Я работал на одном из рижских заводов, чего-то там пилил, сверлил,
зенковал, нарезал резьбу.
Жил в одном из коттеджей в Межапарке, где наблюдал обилие белок,
которых все подкармливали в зимнее ещё время. Приближался женский
праздник Восьмое марта, и почти в каждом доме в застеклённых верандах
росли и распускались тюльпаны.
Помню рижские магазины, где продавцы по стилистике общения и
поведения выгодно отличались от наших. Я купил столько детской
одежды для своей маленькой дочери, что еле-еле сложил её потом в чемодан.
Я, тогда ещё совсем зелёный литератор, после работы зашёл в Союз
писателей Латвии, и мне предложили посетить литературное
объединение, где так же, как и у нас, читали стихи по кругу и обсуждали их.
Там я познакомился с молодыми рижскими литераторами, и они пригласили
меня к себе в гости в Новую Ригу. Мы отметили встречу водочкой местного
разлива «Кристалл» и засиделись почти до ночи.
Мне, к сожалению, нужно было добраться до Ратушной площади, чтобы
сесть на трамвай и доехать до коттеджа, где жил.
Прошло столько лет, но до сих пор я не могу забыть картину, которую
наблюдал несколько минут спустя: старинные здания ночной Старой Риги,
Ратушная площадь и цветы в аквариумах со свечами. Продавцов практически
не было видно, они находились в тени, но зато цветы и свечи создавали
впечатление ирреальности. Было ощущение, что находишься
в храме. Мне хотелось любоваться и любоваться этим великолепным
зрелищем ночного древнего города с узкими улочками, Домским собором и
несметным количеством цветов, выращенных с любовью и терпением
настоящими мастерами своего дела…
А сейчас иногда думаешь: да, было ли это в самом деле? Было ли?..
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси! —
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина —
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: — Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
«Мы вас подождем!» — говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!» — говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
1941
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
