Вспомнилась вот река Оскол. Сейчас там снаряды рвутся и беспилотники с неба добычу выглядывают, а тогда…
Солнце в зените и борт о борт на водной глади две лодки. Одна надувная с подвесным мотором лоснится дорогой новизной, другая древней не бывает, дощатая плоскодонка.
В резиновой красавице подросток, это я, и персональный пенсионер из славного города Луганска. В деревянном челноке поджарый мужик по одежде из местных и давно не мальчик.
- Как рыбалка? – с нейтральной вежливостью любопытствует незнакомый доселе абориген.
- На уху хватает, - с двусмысленной ухмылочкой ответствует пожилой мой напарник.
Тут туземцу как вожжа под хвост.
- Хватает, говоришь, - передразнивает он глумливо и прищуривается, вроде как прицел норовит вернее наладить. – Тебе сколько лет?
- Шестьдесят три, - враз смешавшись, мямлит, чувствуя подвох, Иваныч.
- А мне шестьдесят семь, - роняет веско сельский дедок и для острастки тычет пальцем в небо. - Поболе твоего видал, - а затем одним махом устраивает Иванычу громогласную выволочку, что к чему в которой я понять и сегодня не в силах.
Помню только, местный старик Иванычу тыкает, а тот к нему с почтительным вы и заискивающей дрожью в голосе.
Случилось это… Словом, быльем поросло. Теперь гадаю, что это было: старческий выпендреж или уменье, отшлифованное возрастом, с малознакомыми людьми гоголем держаться. Видно, знал автохтон деревенский некий секрет. Для меня же шарада та по сей день тайна за семью печатями.
Тот курьез на реке на ум пришел через нового соседа по лестничной клетки. За сорок ему, но хоть куда внешне он: и высок, и статен.
Подсел как-то раз ко мне в скверике в центре двора и завел волыну про то, сколько всякой дряни развелось ноне средь народа. Честному человеку, мол, нигде ходу нет, да еще и прибавил глубокомысленно:
- Все от того, что люди о себе только и думают.
Я возьми и ухмыльнись:
- Еще Швейк говорил, кабы люди заботились о других, они бы намного скорее передрались.
Он насупился враз и отрезал:
- Дурак этот твой Швейк. Ворюга, небось, проб ставить негде.
Засим встал и ушел не оборачиваясь.
А через день-два идем навстречу друг другу. Он в меня вперил взгляд с прищуром. Я ему:
- Добрый день.
Он сквозь зубы:
- Здраст, - и не кивнул даже.
Так и пошло. Вот и сегодня…
Эк, умеет кое-кто величавость на себя нагнать.
Чтоб сказать, переживал сильно… Нет, но обидно, потому и строчу эти строки, чтобы спокой в душу вернулся и благоразумная мысль пришла в голову: «И чего такой ерундой заморачиваться».
О Ты, пространством бесконечный,
Живый в движеньи вещества,
Теченьем времени превечный,
Без лиц, в трех лицах Божества!
Дух всюду Сущий и Единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто все Cобою наполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет,
Кого мы называем - Бог!
Измерить океан глубокий,
Cочесть пески, лучи планет
Xотя и мог бы ум высокий, -
Тебе числа и меры нет!
Не могут духи просвещенны,
От света Твоего рожденны,
Исследовать судеб Твоих:
Лишь мысль к Тебе взнестись дерзает, -
В Твоем величьи исчезает,
Как в вечности прошедший миг.
Хаоса бытность довременну
Из бездн Ты вечности воззвал,
А вечность, прежде век рожденну,
В Cебе Cамом Ты основал:
Cебя Cобою составляя,
Cобою из Cебя сияя,
Ты свет, откуда свет истек.
Cоздавый все единым Словом,
В твореньи простираясь новом,
Ты был, Ты есть, Ты будешь ввек!
Ты цепь существ в Cебе вмещаешь,
Ее содержишь и живишь;
Конец с началом сопрягаешь
И смертию живот даришь.
Как искры сыплются, стремятся,
Так солнцы от Тебя родятся;
Как в мразный, ясный день зимой
Пылинки инея сверкают,
Вертятся, зыблются, сияют, -
Так звезды в безднах под Тобой.
Светил возженных миллионы
В неизмеримости текут,
Твои они творят законы,
Лучи животворящи льют.
Но огненны сии лампады,
Иль рдяных кристалей громады,
Иль волн златых кипяший сонм,
Или горящие эфиры,
Иль вкупе все светящи миры -
Перед Тобой - как нощь пред днем.
Как капля в море опущенна,
Вся твердь перед Тобой сия.
Но что мной зримая вселенна?
И что перед Тобою я?
В воздушном океане оном,
Миры умножа миллионом
Стократ других миров, - и то,
Когда дерзну сравнить с Тобою,
Лишь будет точкою одною:
А я перед Тобой - ничто!
Ничто! - Но Ты во мне сияешь
Величеством Твоих доброт;
Во мне Себя изображаешь,
Как солнце в малой капле вод.
Ничто! - Но жизнь я ощущаю,
Несытым некаким летаю
Всегда пареньем в высоты;
Тебя душа моя быть чает,
Вникает, мыслит, рассуждает:
Я есмь - конечно есть и Ты!
Ты есть! - Природы чин вещает,
Гласит мое мне сердце то,
Меня мой разум уверяет,
Ты есть - и я уж не ничто!
Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтенной
Средине естества я той,
Где кончил тварей Ты телесных,
Где начал Ты духов небесных
И цепь существ связал всех мной.
Я связь миров повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь - я раб - я червь - я бог!
Но, будучи я столь чудесен,
Отколе происшел? - безвестен;
А сам собой я быть не мог.
Твое созданье я, Создатель!
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ Податель,
Душа души моей и Царь!
Твоей то правде нужно было,
Чтоб смертну бездну преходило
Мое бессмертно бытие;
Чтоб дух мой в смертность облачился
И чтоб чрез смерть я возвратился,
Отец! - в бессмертие Твое.
Неизъяснимый, непостижный!
Я знаю, что души моей
Воображении бессильны
И тени начертать Твоей;
Но если славословить должно,
То слабым смертным невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к Тебе лишь возвышаться,
В безмерной радости теряться
И благодарны слезы лить.
1780 - 1784
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
