Еду по ранневесенней Москве. Язык не повернется сказать просто "весенней". Это не весна. Это, скорее, кино черно-белое, где нет белого, но есть все оттенки серого. Эстакады, трасса, черный от налипшей влажной грязи бетон и такие же металлические конструкции. А вот небо как раз чисто бетонного цвета. Изредка среди этих прямых и геометрически идеальных кривых встречаются черные блестящие... сугробы. Почему снег черный? Да от грязи и выхлопной сажи машинной. Почему блестит? Просто он подтаивает под солнышком, и поверхность его уже не из снега, а из тонкого черного льда. И вот именно этот черный цвет мешает мне сравнить сие жуткое образование, точнее его поверхность, с сахарной корочкой бланманже, хотя два часа назад за городом мне пришло в голову именно такое сравнение. Все дело в цвете. Гул машин передается даже через бронированные окна, и они же принимают в лобешник мелкие лепешки грязи, которые почти высыхают на лету и налипают на стекло именно маленькими лепешечками правильной круглой формы. Шмяк, шмяк, шмяк. А ненужные уже шипы царапают на асфальте свою нескончаемую подпись. Пора менять. Колеса? Что-то точно пора менять. Почему-то возможность что-то поменять будоражит меня. Да хоть и колеса.
Вдруг среди этого серо-черного однообразного безобразия вспыхивает яркое пятно большой рекламной плазмы. Сердце подпрыгивает от радости, и запрыгивает обратно, требуя валерианы. И я даже не скажу вам, что там было на этом экране, я даже и не помню. Да и не важно это. Важно то, что самую отвратительную грязь мы всегда засовываем в яркие фантики. А вокруг... Вокруг все нормально и естественно - весна, бл*ть! Весна в мегаполисе.
