Я иду по вечернему пляжу. Он почти опустел и выглядит сиротой. Еще тёплый песок обволакивает ступни, редкие камешки приятно жмут в чувствительные точки пяток и взбадривают мой утомлённый организм. Сегодняшний день прошел бурно и тревожно. Сначала гудящий улей аэропорта, потом взмывающий ввысь аэробус, давление и свист в ушах, несъедобный обед из коробочки, потом еще безжалостный храп тучной соседки под боком.
И почему в детстве тот же путь, те же ощущения вызывали приступ счастья? Я помню, как замирало сердце, когда меня маленькую впервые решили прокатить на лайнере родители. Мама умилялась, наблюдая за моим восторгом. И шептала мне на ушко: «Полетели!» А я прилипла к иллюминатору, как виноградная улитка, и ползала по нему, ожидая чуда. Ожидание чуда в детстве - естественное состояние, когда не слышишь ничьих советов и увещеваний, когда голоса взрослых кажутся сиренами или гудками, не несущими в себе смысла. Ты просто ждёшь чуда и получаешь его отовсюду! Оно словно выстреливает в тебя разноцветными хлопьями сахарной ваты, кусочками печенья и брызжет в тебя манговым соком!
Мамы нет больше, и отца. И теперь я не могу даже вспоминать перелёт без судороги в теле. Вот если бы я могла летать без помощи самолёта, взмахнуть руками и полететь к облаку, плюхнуться в него всем весом и, слегка покачиваясь, смотреть вниз на проплывающие внизу зеленые квадраты полей, серые жилки дорог, мохнатые мшистые поросли вековых елей. Чуть помёрзнуть на высокооблачном ветру! Растрепаться волосами по-ведьмински и крикнуть во все горло страшным окриком! Но нет, чуда я больше не жду… Уже давно.
Я смотрю на тусклый диск розового солнца, медленно погружающийся в горизонт. Над морем летят две чайки, созывая криком последние лучи. А лучи пугаются их крика и гаснут в толще моря. Вода постепенно превращается из блестящей глади в тёмную пучину. Кажется, если заглянешь в неё повнимательнее, пойдёшь ко дну вместе со всеми своими метаниями, прозрениями и чаяниями. И никто не вспомнит, как шла здесь только что ты, такая сложная и уставшая. Взмахну немного руками, попытаюсь выплыть из тёмного омута морского, а он меня еще сильнее, еще плотнее обнимет и потащит, потащит вниз. К своей жемчужной холодной преисподней.
Я поглубже вдыхаю йодистый воздух, наполненный предчувствием ночи, уже пропитанный солёными слезами вселенной, готовой плакать вместе со мной. Мы будем с ней плакать под звёздным небом просто так, от пронзительности момента, без повода и без горя. Но все же от какой-то потаённой тоски. К утру от наших слез море станет чуть солонее, а душа моя станет немного светлее. Светлее настолько, что я смогу снова верить в чудо, смогу его дождаться. Оно придёт ко мне внезапно и сразу обнимет прохладой своей до мурашек, покачает меня на циановых волнах своих, убаюкает и нагреет юными лучами, которые пронзят дракона потаённой тоски блестящими мечами-кладенцами.
И стану я снова виноградной улиткой, набравшей в свой домик жемчужин из морской преисподней, набившей в свои рожки все звёзды ночного неба, наслушавшейся до глухоты чаек и надышавшейся плотно впрок. И плавно поползу по иллюминатору. И скажет мне вдруг вселенная, с которой мы плакали ночью вместе: «Полетели!»
Штрихи и точки нотного письма.
Кленовый лист на стареньком пюпитре.
Идет смычок, и слышится зима.
Ртом горьким улыбнись и слезы вытри,
Здесь осень музицирует сама.
Играй, октябрь, зажмурься, не дыши.
Вольно мне было музыке не верить,
Кощунствовать, угрюмо браконьерить
В скрипичном заповеднике души.
Вольно мне очутиться на краю
И музыку, наперсницу мою, -
Все тридцать три широких оборота -
Уродовать семьюдестью восьмью
Вращениями хриплого фокстрота.
Условимся о гибели молчать.
В застолье нету места укоризне
И жалости. Мне скоро двадцать пять,
Мне по карману праздник этой жизни.
Холодные созвездия горят.
Глухого мирозданья не корят
Остывшие Ока, Шексна и Припять.
Поэтому я предлагаю выпить
За жизнь с листа и веру наугад.
За трепет барабанных перепонок.
В последний день, когда меня спросонок
По имени окликнут в тишине,
Неведомый пробудится ребенок
И втайне затоскует обо мне.
Условимся о гибели молчок.
Нам вечность беззаботная не светит.
А если кто и выронит смычок,
То музыка сама себе ответит.
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
