Он чувствовал течение времени. Время текло сквозь него, нежно касаясь своими белыми барашками. Волны времени приятно возбуждали его самые потаённые чакры. Мгновения, секунды, минуты, годы были для него спокойными и заботливыми созданиями. Живыми и самыми добрыми во вселенной сущностями.
Поэтому он любил ждать. С самого детства ожидание события было для него самым приятным, что он мог испытывать душой и телом.
Так он ждал маму с работы. Сам приход мамы был как бы просто свершившимся фактом. А ожидание прихода было верхом блаженства.
Причём ждал он только те события, которые непременно случатся. То, чего не случится, он не ждал. Он заранее точно знал, что то, чего он ждёт, обязательно случится.
Потому, что нежные волны времени ему могли точно предвещать, что это будет. Он научился тонко чувствовать волнение временнОго моря. Если событие будет, нежные барашки времени начинали тихонько бодаться. Это значило – идёт волна.
И он купался в ней, он забирался на её гребень, он нырял вниз по её склону как серфингист.
Так он ждал бабушку, приезжающую из деревни и забиравшую его в соседний областной центр к его двоюродным братьям. Так он ждал отца, который приходил к ним редко, потому что они с мамой были в разводе. Но он его ждал, когда отец непременно должен был навестить его и младшую сестру. И отец приходил, и бывало, забирал их к другой бабушке с дедушкой. И им с сестрой было хорошо.
Он любил ждать автобус, поезд, дождь, грозу, снегопад, зиму, весну, лето, осень. И автобус приезжал. И поезд тоже причухивал, чтоб отвезти его в деревню к бабушке. И дождь начинался, когда его ожидание подходило к логическому завершению. Потом он ждал, когда этот дождь кончится. И дождь кончался. То же можно сказать про весну, лето, осень и зиму.
Позже, когда он уже вырос, он ждал любимых женщин. Он заранее знал, что вот эта женщина придёт, они будут любить друг друга. Потом любовь иссякнет, любимая уйдёт. Он точно знал, что она иссякнет и уйдёт, потому, что на эти события ему тоже была волна. Он заранее чувствовал, что этим уходом всё и завершиться, поэтому сильно не сокрушался. Глупо сокрушаться о том, что непременно случиться. Он так привык к этому своему не шибко оптимистическому предвидению, что сами факты ему стали не очень интересными своим свершением.
Зато чего-то нового опять приходилось ждать. Что может быть слаще в жизни, чем ждать? И он снова ждал.
И дождался он одного знаменательного события.
Является как-то к нему Смерть. А он сказал ей: твоё время ещё не пришло. Чего тебе надо?
Смерть от неожиданности выронила косу. Её обычно встречали не так.
Её обычно боялись. Оттягивали её приход. Считали, что она не вовремя. Но вот пришла, и никуда от этого не деться.
Он же знал, что не вовремя ничего не бывает. Поэтому напугал старуху до смерти.
– Дык… за тобой пришла. А ты не собран. Весь страх потерял, молодой человек. Идём, пора уже.
– Нет. Я ещё не всего в жизни дождался. Попозже приходи.
Он знал не только то, что за ним придёт эта дама. Он также знал, что поток его времени ещё не иссяк. Впереди было что-то ещё, чего он снова будет ждать.
После операции он проснулся через несколько часов. В реанимации рядом с ним, справа, лежал неудавшийся ныряльщик с переломом позвоночника. Слева – неземной красоты совершенно обнажённая молодая женщина, вся в трубках и датчиках. По трубкам бежали весёлые розовые пузырики.
Смерть обратилась в медсестру с азербайджанским именем. Он, к сожалению, его не запомнил. В совершенстве форм она не уступала симпатичной соседке. Медсестра вместо косы держала подносик со шприцами. Он ей улыбнулся. Она ему тоже. Время поплыло сквозь него с обычной нежностью.
Позже он написал песню про медсестру-азербайджанку. Песня со временем стала мировым хитом. Хоть он был просто музыкантом-любителем и довольно посредственным поэтом. Такое бывает.
И были ещё любимые женщины. И была снова полная гармония с его временем.
И это продолжалось долго. Годы. Десятилетия. Прошла земная слава, его хит был благополучно забыт и вытеснен другими песнями.
И не было уже ни матери, ни отца, ни сестры. Ему пришлось ждать и их ухода, хоть это ожидание удовольствием никак назвать было нельзя. Но он также твёрдо знал, что останется когда-нибудь один.
Детей Бог ему не дал. Точнее, он их не ждал. Он хотел иметь детей только по Большой и Светлой Любви. Он не желал своим детям судьбы его самого и его сестры – жить при разведённых родителях. У которых не получилось Большой и Светлой Любви. И, пока он оформлял для себя, что же это такое – Большая и Светлая Любовь, он всё больше убеждался, что этой сущности для него нет на этом свете. И встречи с ней не ждал.
Почему? – спрашивал он себя. Потому, что при настоящих земных условиях её быть не может. Пока горит их любовь друг к другу, сверхзадачи у мужчины и женщины генетически разные. Оставаясь свободными в своём выборе, влюблённые люди идут по разным тропам. Это сложно объяснить, почему. Надо только понять, что природные данные мужчины и женщины не дают им общих задач в будущем их любви, кроме общих детей и общего имущества. Это, конечно, уже много для сохранения полной семьи. Но это не Большая и Светлая Любовь. Это разновидность моральной каторги.
Так он считал.
И наступил день, когда он уже не мог ничего ждать. Не потому, что ему Бог всё уже отмерил, что мог. Нет. Любой человек всегда находит, чего ему ждать.
Времена меняются.
Для него время, в котором он ждал, всегда имело суть белого эфирного шума. Мягкого, тонкого. Нежного, как поцелуй матери. Познавательного, как беседа с отцом о том, как устроен мир. Весёлого и глуповатого, как игры младшей сестры. Тёплого, как бабушкин пирог из русской печки. Ласкающего и возбуждающего, как любовь женщины. Величественно-красивого, как августовский закат над Волгой. Мелодичного, как вечная музыка.
Но со временем время стало обретать невыносимую форму. Его маленьких белых барашков вытесняли грохочущие по пампасам какие-то парнокопытные и непарнокопытные стада. На мягкий лужок эфирного белого шума сваливались лавины мощных радиостанций, гремящих неистовым джазом.
Самое интересное, что этой смены жизненных декораций он не ждал. В таком времени ему не было ни пророческих волн, ни приятной неги ожидания. Его красивая медсестра-азербайджанка постепенно принимала облик той, кто обещала прийти попозже.
На дворе стояло Не Его Время.
Его Время небольшим циклончиком завивалось в некую небесную воронку и утекало. Но не вниз, а вверх.
Он пошёл за ним. Для него началось ожидание следующей земной жизни.
