Это не тот Коля, что из предыдущего рассказа. Это другой Коля. Тоже ныне покойный, к сожалению.
Правда, некоторые восточные мудрости и религии, где-то в Индии и окрестностях, не приветствуют сожалеть об ушедших в лучший мир. На то он мир и лучший, чтоб там им было лучше.
Но это лучше ушедшим. Нам, оставшимся в подлунном мире, не очень так чтоб. У нас, земных, остаётся заметная брешь в карме. Когда уходят те, о ком потом долго вспоминаешь. Тем более, вспоминаешь тепло, как о части собственной жизни.
Но – оставим лирические отступления и перейдём ближе к тёплым воспоминаниям.
Коля был разгильдяем. Весёлым таким, чисто русским разгильдяем. Любителем красного словца, ни на кого не держащим зла, щедрым на кесарево, когда дело касалось необходимости принять стакан для расширения душевных горизонтов. В общем, рубаха парень был Коля. Свой в доску.
От него мне досталось несколько словесных комбинаций, которыми я пользуюсь, при случае, по сей день. Коля был мастер метко вербально характеризовать некоторые повседневные вещи. Он не повторял банальности, затёртые народные аллюзии и навязчивые спорные истины. Он использовал свои слова.
Например, люблю я его перл “воткнуть глаз”. Это означает вроде простое действие, обычно имеющее смысл “оценить, посмотреть”. Но с точки зрения такого ухаря, как Коля, это звучит именно как “воткнуть глаз”.
– Как ты, Коль, думаешь, провода там не схлёстнуты? – Дык… Палыч… надо дойти, воткнуть глаз, там и скажу точно.
Коля, с тех пор, как я был с ним знаком, работал монтёром. Телефонной связи. Когда ещё телефоны были только проводными да кабельными. Провода, в особенности в сельской местности, были ржавыми, столбы – гнилыми, связь – не скажу какая за отсутствием подходящих приличных слов. Основная неисправность у связиста была проста как мир – либо где-то не было контакта, либо этот контакт был там, где его быть не должно. Над этим “где-то” мы с Колей и нашими коллегами тогда и работали.
В общем, наша деятельность была насыщена поводами для применения Колиного краснобайства и расширения душевных горизонтов.
********************************
Частенько приходит мне на память такая хохма, связанная с Колей.
Едем мы с ним из какой-то деревни с ремонтных работ на грузовике. Зимой. В кабине трое – водитель, я и Коля. Въехали в наш райцентр, движемся по окраинам.
Навстречу нам, по проезжей части (тротуар замело, не пройти) идут прохожие. Дело житейское, зимой, бывает, кроме большой дороги, снег нигде не чистят. Водитель рулит аккуратно, иногда пробавляясь лёгким матерком в адрес коммунальных служб и слишком беспечных граждан.
И вот среди этих граждан видим – идёт не спеша Алла.
Это одна красивая дама, работающая в Белом Доме. В местной власти, то бишь.
Дама уважаемая, такая вся положительная и не без женского шарма.
– О!!! – Коля увидел Аллу. – Алка. Я с ней спал, – заявляет Коля во всеуслышание.
Мы с водителем Женей переглянулись. Грузовик в этот момент попал на дорожный ухаб и мы дружно клацнули челюстями от нежданного толчка.
Я засомневался в его сентенции сразу. Я Аллу знал довольно неплохо. Она когда-то была моей соседкой. Мы даже встречались на каком-то новогоднем корпоративе. Моя тогдашняя жена тоже работала в Белом Доме и я был мобилизован туда по протоколу. Подвыпив, я с Аллой даже танцевал вприжимку очень вызывающе и это было строго поставлено мне на вид по возвращению с пьянки.
Коля демонстрировал нам свою широко улыбающуюся довольную ряху и смаковал эффект от своего сенсационного сообщения.
Алла не могла спать с Колей. По всем предпосылкам и послессылкам. По всем человеческим параметрам. Это было неправдой, которую мне, как благородному мужу (по Акунину), следовало опровергнуть.
– Коля. Ты лжёшь (*здесь было употреблено другое слово). Этого не было, потому что не могло быть никогда. Алла на тебя, охламона хренова, и не посмотрела бы. Если б на земле не осталось ни одного мужика, кроме тебя, она бы и тогда тебя игнорировала. (Этот я переиначил слова одной моей любимой женщины, которая примерно так высказалась о своём начальнике). Ты, блин, уёдрище страшное, а не герой ея романа. И не будешь им никогда.
Такую примерно тираду я ему по-дружески и высказал.
Коля утёр слюни с идиотски улыбающихся губ и спокойно парировал: Филь, не поверишь, но – спал.
Требуем подробностей – говорил наш с Женей пламенный взор, направленный прямо в Колино ничтоже сумняшееся чело.
Его поднятые брови и снисходительный простецкий взгляд говорил – вы, лишенцы, сироты сексуальные, импотенты, двух слов при Алле связать не способные, и плевком под моею подошвой не достойны распластаться. Щас я вас поучу, сопляков, как обращаться с Прекрасными Дамами.
И так тихонько излагает: в детском саду, каторжане. В одной кровати. Спал. Чего было, то было, не вырубишь топором.
– Я в детский сад с ней ходил. Она тогда всего боялась, дичилась, пряталась обычно по углам. В тихий час боялась спать одна на своей кровати. А моя стояла рядом. Вот она ко мне под одеяло и залезала. Это щас она гранд-дама, а тогда была страшненькая, вся кривая-косая, растрёпанная, такой чертёнок. Я сам её боялся в кровати. Честно, отцы. Вот так вот.
Наше ландо степенно проплыло мимо Аллы.
Я, аки благородный муж, продемонстрировал ей отдачу воинской чести. Как генерал на лимузине, медленно следовавший вдоль строя бравых воинов.
Алла помахала мне ручкой и улыбнулась.
Коля выдвинул вперёд свою небритую челюсть и скрёб грубой дланью щетину, непрерывно хмыкая.
Осыпаются алые клёны,
полыхают вдали небеса,
солнцем розовым залиты склоны —
это я открываю глаза.
Где и с кем, и когда это было,
только это не я сочинил:
ты меня никогда не любила,
это я тебя очень любил.
Парк осенний стоит одиноко,
и к разлуке и к смерти готов.
Это что-то задолго до Блока,
это мог сочинить Огарёв.
Это в той допотопной манере,
когда люди сгорали дотла.
Что написано, по крайней мере
в первых строчках, припомни без зла.
Не гляди на меня виновато,
я сейчас докурю и усну —
полусгнившую изгородь ада
по-мальчишески перемахну.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
