Никите Семеновичу Примакову за пятьдесят. Он геодезист – вся жизнь в разъездах. К тому же, он рьяный фанат поэзии. Отсюда, должно быть, и странности.
Как пример.
Увидел однажды он девушку. Стояла та и оглядывалась как-то уж очень недоуменно по сторонам. И такая она была свежая и ладная, что на ум сами собой стихи:
И юной девушке услышать пенье
Вне моего пути, но вслед за тем,
Как у меня дорогу разузнала.
Не долго думая он к ней и со всей галантностью спрашивает:
- Могу я чем-то помочь?
В ответ девица оглядывает его с головы до пят, отстраняется и чеканит брезгливо:
-Ты это о чем? Давно себя в зеркало видел? Где ты и где я. Иди куда шел…
И прибавляет еще несколько словечек, но чтобы совсем не чернить ее образ, приводить их не стану.
Засим она повернулась и пошла своей дорогой.
Кто бы другой на месте Примакова как пить дать решил: «Полный писец, перед какой-то пигалицей за себя постоять не смог».
Никита Семенович, однако, слеплен из другого теста. Вздохнул с улыбкой и подумал, глядя ей вслед: «Пусть и она услышит тоже пенье…»
"Скоро тринадцать лет, как соловей из клетки
вырвался и улетел. И, на ночь глядя, таблетки
богдыхан запивает кровью проштрафившегося портного,
откидывается на подушки и, включив заводного,
погружается в сон, убаюканный ровной песней.
Вот такие теперь мы празднуем в Поднебесной
невеселые, нечетные годовщины.
Специальное зеркало, разглаживающее морщины,
каждый год дорожает. Наш маленький сад в упадке.
Небо тоже исколото шпилями, как лопатки
и затылок больного (которого только спину
мы и видим). И я иногда объясняю сыну
богдыхана природу звезд, а он отпускает шутки.
Это письмо от твоей, возлюбленный, Дикой Утки
писано тушью на рисовой тонкой бумаге, что дала мне императрица.
Почему-то вокруг все больше бумаги, все меньше риса".
II
"Дорога в тысячу ли начинается с одного
шага, - гласит пословица. Жалко, что от него
не зависит дорога обратно, превосходящая многократно
тысячу ли. Особенно отсчитывая от "о".
Одна ли тысяча ли, две ли тысячи ли -
тысяча означает, что ты сейчас вдали
от родимого крова, и зараза бессмысленности со слова
перекидывается на цифры; особенно на нули.
Ветер несет нас на Запад, как желтые семена
из лопнувшего стручка, - туда, где стоит Стена.
На фоне ее человек уродлив и страшен, как иероглиф,
как любые другие неразборчивые письмена.
Движенье в одну сторону превращает меня
в нечто вытянутое, как голова коня.
Силы, жившие в теле, ушли на трение тени
о сухие колосья дикого ячменя".
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Авторизация
Камертон
