Заглянул раз к Веньке Либерману, а дома один отец его. Я уходить, а старик зайди да зайди в квартиру. Я отнекиваться - он ни в какую...
Ну, что ты будешь делать? Зашел.
Усадил он меня за стол, чаю принес, бубликов... В общем, обустроил вначале чин чинарем общение наше и, только когда чаепитие началось, вежливо осведомился:
- Венечка говорил, будто вы собрались зарабатывать себе на жизнь мастером на заводе?
Я кивнул, так и есть-де.
Венькин родитель тут округляет глаза и словно в камень преображается. Точь в точь как ребенок, узнавший вдруг, что детей не находят в капусте, а появляются они от того, что папа с мамой… Ну, в общем, сами знаете чем занимались.
От неожиданности я тоже замер с чашкой в руке. А старик всплескивает по-бабьи руками и с чувством вопрошает:
- Как можно?! Зачем вам нужен рабочий класс с его низменными инстинктами?! Вы интеллигентный человек. Только что окончили институт. Найдите себе возвышенное занятие.
- С чего-то надо начать, - возразил я и ведь вроде бы резонно.
Но Либерман словно не услышал, покачал горестно головой и говорит скорбно:
- Смотрю на вас, и что я вижу? Грустную историю…
Тут мне стукает узнать, чем лично он на жизнь себе промышляет, и довольно нахально спрашиваю:
- Сами вы кем работаете?
Венькин отец приосанился, вроде даже раздался в теле и с достоинством проронил:
- Я – фотограф. Тружусь в небольшом ателье, но, знаете ли, стараюсь всегда делать исключительно художественные работы. Так что, если хотите иметь на память свое изображение, милости просим.
«Эк, близко к сердцу человек профессию свою принимает», - иронично хмыкнул я, само собой, про себя.
Внешне, конечно, сдвинул брови и для пущей убедительности покивал маленько, согласен-де.
Как вам такая беседа?!
Лично меня повеселила ее прям-таки кондовая косность. Да и протекал наш диалог тоже примечательно: неспешно и обстоятельно. Ни дать ни взять, светский обмен мнениями. Разве что интонации были разные: у Либермана заботливо отеческие, у меня бесшабашно куражливые.
Не знаю, сколь б долго длились эти куртуазные тары-бары, не прерви их Венька своим приходом.
На чаепитии тут же был поставлен крест, а через минуту и вовсе младший Либерман и я оказались на улице, собираясь не далее чем этим вечером потуситься в одной развеселой компании.
По дороге я не преминул передать в иронической форме свой разговор со старым Либерманом, уверенный на все сто, что Венька, у которого цинизм временами зашкаливал, посмеется вместе со мной
Как бы не так!
Лицо Вени враз посуровело. Он развернул плечи и как бы взглянул на меня сверху вниз при том, что мы были примерно одного роста, а потом, перебив на полуслове, рассудительно и веско уронил:
- Не стоит между друзьями зубоскалить над их родителями, а то друзья ненароком обидеться могут.
Эк, он отбрил меня.
От неожиданности я опешил слегонца, а затем, как пить дать, вспылил бы, не впади нежданно в задумчивость.
Ловко ведь как получается: отец Веньки гордится профессией, его сын родителем…
А я…
Короче, понятно стало: как ни крути, а пора самому мне обзавестись какой-никакой точкой опоры в жизни.
Пофигизм неуместен здесь. Иначе возьмет он и совсем уж боком однажды выйдет…
До сих пор вот теперь ищу точку эту.
Ледяная ночь, мистраль
(Он еще не стих).
Вижу в окна блеск и даль
Гор, холмов нагих.
Золотой недвижный свет
До постели лег.
Никого в подлунной нет,
Только я да Бог.
Знает только он мою
Мертвую печаль,
Ту, что я от всех таю...
Холод, блеск, мистраль.
1952
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Авторизация
Камертон
