История эта - не выдуманная сказка, не какие-нибудь гуси лебеди или, простите мне мой интеллект, пьеса абсурда Эжена Ионеско, пересаженная на российскую почву, каким-нибудь авантюристом вроде меня, о том, как Иванушка, осчастливив старушку, снимал у неё угол в избушке на курьих ножках, да ещё и платил за это. Нет, история эта - кусок реальной обнажённой жизни, правда, иногда автор старался прикрыть ладонью её самые интимные места, но лишь чуть-чуть, ровно на столько, чтобы вы не перестали ему верить и вам было интересно читать.
Я не открою Америку, если скажу, что Интернет для современного человека - это и окно, и замочная скважина одновременно и ещё не известно, чего там больше окон или замочных скважин. Он лайн люди или, как их называют, “пользователи”, работают, отдыхают, совершают преступления, подсматривают друг за другом в эту самую замочную скважину, плюют соседям в суп, занимаются любовью и, даже, наставляют друг другу рога.
О сайте знакомств Иван узнал от своего приятеля и соседа Гриши - ещё молодого, но скоропостижно стареющего мужчины, который никогда не был женат и жил один с мамой и кошкой Зойкой. Никто никогда и нигде не видел Гришу с женщиной, но, по каким-то никому неизвестным причинам, друзья считали его чуть ли не Казоновой и большим знатоком женщин, который знал о них всё и имел ответы на все вопросы. Как он сам о себе говорил:”Если секс - это наука, то я - "Член -Корреспондент”. "Ты, Ваня, - шутил Григорий, - никогда не станешь членом СП, потому-что секс для тебя не поэзия, а физкультура". Он “жил” на этом сайте уже давно “регулярно и разнообразно”.
- А, маза фака, кам ин, - приветствовал он Ивана на почти родном английском, - только дверь закрой, пожалуйста.
Его мамаша Глафира Израйлевна жарила на кухне рыбу и вонь стояла страшная. Весь пол в Гришиной келье был усыпан дохлыми тараканами, - то ли они предпочли покончить с собой, то ли сдохли от запаха рыбы.
- Не боись, мужик, никто от этого запаха ещё не умер, только тараканы, так что не дрейфь.
Несмотря на то, что Иван знал его, как облупленного, все его ужимки и прыжки, он всё ещё позволял себе пускать пыль в глаза, но Иван научился не реагировать и пропускал мимо ушей все его, так называемые, шутки.
- Слышь, Григорий, можно к тебе по делу, - сказал Иван и достал из полиэтиленового пакета бутылку коньяка. Гриша насторожился и потянул воздух ноздрями, как-будто хотел угадать количество звёзд на этикетке.
- По делу, так по делу, - на этикетке на почти родном английском он обнаружил незнакомое загадочное слово "Hennessy", но Гриша не испугался. Ловким движением он достал откуда-то из под стола верные, никогда не просыхающие стаканы и слабым голосом прошептал: "Наливай". Пили молча.
После долгих “недостойных настоящего мужчины” колебаний, посоветовавшись с мэтром и получив подробный инструктаж, Иван тоже решил попробовать отказаться от редких случайных встреч, где попало и с кем попало и начать “регулярную и разнообразную”, а главное, здоровую и безопасную интимную жизнь.
С компьютером он дружил давно и, поэтому всего лишь за пару часов сочинил, как ему тогда казалось, абсолютно убойный “профайл”, зарегистрировался, поместил свой шедевр на свою страницу и уверенный в том, что завтра просто утонет в предложениях “выпить чашечку кофе”, уехал на работу.
Он до сих пор считал, что его анкета на том сайте была одной из самых лучших. Там было всё: искромётный юмор, анекдоты, стихи, песни, смешные и грустные истории и, конечно же, фотографии. Фотографий было много - разные континенты и страны и со всех фоток смотрел улыбающийся, белозубый и смуглый итальянец. Он просто светился счастьем, излучая силу, молодость и богатство.
Иван любил Интернет, в частности, за то, что гуляя по его просторам, можно пользоваться чужим, как своим и никто об этом никогда не узнает. Он не имел ввиду банальное воровство, которое, кто-то назвал красивым и непонятным словом плагиат, нет, конечно. Можно, скажем так, взять взаймы напрокат, попользоваться и вернуть, а чтобы не травмировать владельца интеллектуальной собственности, лучше держать всё это в тайне.
На следующий день Иван встал затемно и, не позавтракав, да что там завтрак, даже не умывшись, он, как был в чём папа его делал, сел за компьютер, успев сунуть за щеку таблетку поливитаминов и то лишь потому, что эта процедура за многие годы превратилась уже в рефлекс, как у собаки Павлова. Открывая свою страницу, он был настолько уверен в успехе, что даже не зажмурил глаза, не говоря уже о том, чтобы попросить, как все нормальные люди, помощи у Бога и зря - конверт с сообщениями был пуст.
Не могу сказать, что он был убит горем, но было неприятно. Так неприятно, что вспомнил Гришу, а за одно и всех этих “глупых куриц”. Что он при этом говорил, рассказывать не стану, а уже, что подумал и подавно. Представьте себе, вы возвращаетесь домой из командировки раньше, чем должны были вернуться, открываете дверь своим ключом и..., думаю, продолжать не стоит, вы уже поняли какие чувства он испытал. Но он не стал, как какой-нибудь глупый командировочный, кричать и ломать мебель, угрожая тому, кто висел в шкафу на вешалке, как рубашка, а стал ждать. Как рыбак ждёт клёва, уверенный, что рано или поздно рыбка клюнет, ведь он так долго и щедро её прикармливал, и не какая-нибудь глупая, зачуханная и некультурная краснопёрка, а золотая рыбка, царица или, на худой конец, женщина зубной врач и не меньше.
Да, мечты, мечты, мечты... . Ему следовало знать, что для того, чтобы выудить царицу, нужно быть, по крайней мере, владельцем ресторана или рэкетиром, или, хотя бы, нищим принцем, но не нищим инженером. Прошли две недели и, кроме каких-то двух хилых платвушек, которые заплыли, посмотрели, нагло помолчали, как какие-нибудь акулы, и мирно уплыли, так и не клюнув, никто не зашёл. Никто даже не поинтересовался, кто же этот красавчик итальянец с полным ртом белых зубов и импортными чёрными, как сажа, глазами.
Итак, сети были пусты. А сети ли? После недолгих, но глубоких раздумий, Иван стал сомневаться в правильности своей “итальянской” концепции и, проанализировав анкеты других рыболовов, решил всё изменить и повернуть на сто восемьдесят градусов. Порывшись в том же Интернете, он откопал фотографию типичного самца средней полосы России, этакий коктейль европейца и азиата. На вид ему было лет сорок, скуластый, густые волосы стриженные под бобрик, утиный длинный нос и узкие бесцветные весёлые глаза. Как говорят, мужик на любой вкус, от старых дев до разведёнок и, если с “итальянцами” в своих эротических мечтах российские женщины представляют себя в постели, то за таких мечтают выйти замуж. Но в современном мире быть просто хорошим парнем этого не достаточно, чтобы влюбить в себя (к тому времени он решил снизить планку и отказаться от знакомств и с королевами и с дантистами), хотя бы, приличную буфетчицу. Нужна была солидная и серьёзная анкета и он её написал. Короткую, но которая отвечала самому сокровенному и, как он потом не раз убеждался, в сущности, единственному женскому желанию.
“Солидный и состоятельный бизнесмен желает познакомиться с одинокой и порядочной женщиной для серьёзных отношений, можно с ребёнком” и всё.
Что началось потом я вам рассказывать не буду. Вы когда-нибудь были в Доме офицеров на танцах?...Вот, вот - сотня женщин, а из мужиков одни музыканты и те замученные минеральными водами и все дамочки готовы тебя съесть, и не глазами, а на самом деле, оторвать кусочек и проглотить, не жуя, потому-что пока будешь жевать, другие бабы всё растащат.
Сначала Иван растерялся. Потом пытался отвечать всем подряд, но вскоре убедился, что для этого нужно оставить работу, перейти на одноразовое питание и безразовое хождение в туалет. О сне и не беспокоился, потому-что уснуть бы всё равно не смог. Разве можно уснуть, когда воображение рисует тебе такие картины, что “регулярная и разнообразная” интимная жизнь, о которой говорил Гриша, буквально ломится в твою койку?
Он наткнулся на неё, вернее на её фотографию, на третий день, после того, как “регулярная и разнообразная” интимная жизнь забралась к нему в постель и страстно прижалась животом к его сущности. Но ему это не мешало, ведь он почти не спал. Всё своё свободное время Иван просиживал на сайте знакомств и ловил рыбку, но уже не удочкой, а тащил её целыми стаями и косяками. Не пропускал ни одной фотографии, пристально всматриваясь в лица золотых и просто красивых рыбок, стараясь угадать их характер. Анкеты он не читал, зная, что в этом отношении женщины ничем не отличаются от мужчин и, даже, превосходят их в описании своих достоинств и недостатков. Многие это делали так умело, что порой трудно было разглядеть разницу между пороком и добродетелью и женщина казалась одним целым и неделимым совершенством. Поэтому он, в основном, просматривал фотографии.
Итак, на Ивана смотрели добрые и неглупые глаза молодой женщины. Я не буду подробно описывать её внешность, скажу только, что в Украине про таких говорят: “Гарна дивчина, взял в руки - маешь вещь”.
Вы меня извините, тысячу раз извините. Я хотел утаить это от вас, не хотел говорить об этом, но не могу. Иначе всё остальное, о чём я хочу рассказать будет уже не чуть-чуть для запаха, а сплошная чёрная ложь. Её лицо поразило его, настолько, что он подумал: “Не пора ли завязывать и с водкой, и с картами, и со всем тем, что называется нездоровый образ жизни и переходить на кефир и на яйца всмятку”. Он был уверен, что видел это лицо и не только видел, но и целовал его.
Иван написал ей. Написал просто и, как казалось, искренне, без ложной скромности, но и без природной наглости так, как смог бы написать этот далёкий потомок Чингиз-хана, чья фотография украшала его страницу:
“Дорогая, Светлана.
С тех пор, как я впервые увидел Вашу фотографию, прошло целых два таких длинных и мучительных дня и две бессонные ночи. Уже двое суток, как я не могу уснуть, а так хочется, но не с кем. Давайте встретимся.”
“Когда?” – спросила она.
Её ответ был таким же коротким, как и его ложь, - Ивану, конечно, было с кем, но не хотелось.
За его относительно длинную и субъективно мелкую, но объективно бурную жизнь у Вани было....а, впрочем, это не важно.
Это было то благодатное время, когда бутылка водки стоила четыре двенадцать, но наши мальчики платили своими жизнями за оказание интернациональной помощи братскому народу Афганистана. Иван только начинал свою карьеру в новой конторе, которая занималась наладкой электроподстанций. Командировки круглый год – две недели на работе и две дома, командировочные за весь месяц. Как говорил его кореш Лёня Тяка: ”Мы получали отгулы за прогулы”. Да, время было удивительное, золотое времечко было.
Иван встретил её в маленьком городке, на крайнем севере крохотной южной республики громадного вечно пьяного, но доброго к своим детям Советского Союза. В тот зимний вечер он, как всегда, сидел в ресторане, - ходил туда, как на работу, каждый день, кроме понедельника. Всегда останавливался в гостинице и очень редко жил со своими коллегами – законченными алкоголиками, которые предпочитали жить где угодно, лишь бы не платить. Не мне вам рассказывать, что такое ресторан в маленьком провинциальном городишке. Это, в прямом смысле, центр всей культурной жизни, её пупок, драматический театр и консерватория одновременно. В ресторане люди бракосочетаются, отмечают дни рождения и поминают усопших, дерутся и мирятся, укрепляют свои семьи и разбивают чужие. Если мозгом города можно было считать горсовет, то ресторан был его сердцем и душой.
Кабак, как обычно, был почти пуст. Иван сидел в компании молодых цыган и слушал байки об их весёлой жизни. Так, ничего особенного, рабочие будни: кого они уже зарезали и кого только собираются, как надо воспитывать жён, чтобы они любили любовниц, а любовницы любили их, кому в милиции надо увеличить "зарплату", чтобы всё было “по справедливости”. Познакомился он с ними в предыдущий приезд, когда, то ли по глупости, то ли по наглости, а может, просто, потому-что был под мухой, пригласил на танец подружку самого Толика Вишневского. Как только закончился танец, к нему подошли люди и пригласили сесть за их столик. Иван сел. Толик молчал, говорил его младший братишка Шурик. Он у него был, как сейчас говорят, пресс секретарь. Налили.
- Пей, - прошепелявил Шурик и показал глазами на полный фужер водки. Ваня выпил и протянул руку за чёрной маслинкой.
- А закусивать команды ни било, - просвистел сквозь зубы Шурик, но Ваня уже проглотил маслинку и взял другую.
Толик усмехнулся.
- Кусай, кусай. Вот докусаис и мы отришим у тибя то, чим ты так гордися, - с поганой улыбочкой на лице прошипел пресс секретарь.
И отрезали бы, если бы не Толика любовница Люся.
Люську Иван знал давно – как-то снял её здесь в ресторане, в тот редкий день, когда она была без Толика. В тот вечер Иван одолжил ей червонец. Она, конечно, не вернула, но он не напоминал, делал вид, что так и надо. С тех пор они стали добрыми знакомыми.
- Да вы шо, пацаны? Толь, он же мой братишка двоюродный, тёти Клавы сын. Вот пятёрку ему кинула, чтоб не умер с голода пацан, ему платить козлу нечем.
- Ты чё, родственник што ли?, - Толик перевёл взгляд на Ивана.
Тот сидел, выпрямив спину и положив руки на колени, смотрел на Толика, как удав на кролика, и делал вид, что пьян.
- Ага, брат двоюродный, старшой.
Толик, конечно же, не поверил, но ему было явно приятно, что его боятся и уважают. Он посадил Ивана рядом с собой и даже оплатил его счёт - три рубля сорок копеек. Они стали, вроде, как друзьями, так, по крайней мере, он называл Ивана - “мой юный друг”, ...свинья. С тех пор Иван всегда садился за его стол, как гость и он ни разу не позволил ему заплатить. А если бы и позволил, то он бы всё равно не смог. Это было замечательное время, так называемого “застоя”, когда пяти рублей хватало и на водку и на закуску. Было уже часов девять и Иван собирался уходить. Как вдруг...
В то золотое время высшее образование было настолько доступным, что было труднее не получить его, чем получить. В каждом областном центре был пединститут, выпускники которого, как правило, не собирались пополнять армию нищих учителей. Просто, многим диплом был нужен для продвижения вверх по карьерной лестнице. И пединституты ежегодно выпускали тысячи учителей, которые работали, где угодно и кем угодно, но только не в школе.
В этот день началась зимняя сессия у студентов заочников и город наводнили сотни студентов, вернее, студенток. Вечером они, по традиции, решили отметить начало студенческих трудовых будней.
К половине десятого ресторан был закрыт для посетителей, так как все места были заняты. Цыганский столик был единственным, за которым сидели мужчины, все остальные были заняты исключительно дамами.
Иван заметил её сразу, её невозможно было не заметить. Высокая, пышная стриженная брюнетка, с ослепительно-белой кожей и влажными чёрными глазами. Она была красива той южно-украинской красотой, которая воспета многими великими поэтами, так что от себя мне добавить особенно нечего. В тот момент, когда он поймал её взгляд, а она, перестав улыбаться, держала его и не прятала свои прекрасные глаза, всё, что окружало Ваню , вдруг куда-то исчезло, - только она и никого вокруг. Её взгляд говорил простые и банальные слова, которые он уже слышал много раз, к которым, казалось, должен уже привыкнуть. Иван и привык. Но на этот раз он почувствовал, что кровь начинает жечь кожу, как в детстве перед дракой, а потом уже это стало верным признаком того, что Иван в очередной раз влюбился. А влюблялся он всегда с первого взгляда и никогда со второго.
“Ну что же ты? Смелее, не медли, приглашай”. И пригласил. Да ещё как, - он подошёл к музыкантам, заплатил им аж десять рублей, что ровно в два раза превышало их обычный тариф и заказал свою коронную и любимую песню “Яблони в цвету”. Под эту песню, пусть это прозвучит и нескромно, Иван совершил самые свои выдающиеся подвиги, но подвигами они стали потом, а сначала казались просто безумными авантюрами. С этой песней он взял немало крепостей, с ней не знал поражений.
- Вы танцуете?
Она не ответила, только протянула свою белую руку и улыбнулась, но не ему, а трём остальным “девочкам”, сидевшим за её столиком, как бы говоря: "Ну, что я вам говорила, а вы не верили".
С первой же минуты всё пошло не так, как раньше. Обычно, пригласив даму на первый танец, он не обнимал её и, уж конечно, не тёрся об неё, стараясь показать партнёрше, что у него всё в порядке с силой воли и слабостями воспитания и она не ошиблась в своём выборе. Иван приглашал женщин, с которыми собирался познакомиться поближе, как правило, на предпоследний танец. Среди профи это время называлось “разбор полётов”, когда мужчины во время медленного танца предлагали дамочкам проводить их. Почему предпоследний? Очень просто. Во-первых, дама уже не может ответить: ”Посмотрим, может быть”, у неё, практически, нет времени для раздумий. Во-вторых, для того, чтобы в случае отказа, оставить себе ещё одну последнюю попытку, которая на том же профессиональном сленге называлась “последний шанс”. Но на этот раз всё шло совсем по-другому. Они оба, не сговариваясь, вцепились в друг друга. Обнявшись и прижавшись, они почти не двигались. Оба понимали, что происходит, что-то помимо их воли и несёт, куда-то на волне взаимного чувства. Впервые в жизни Ивану не нужно было ничего говорить, не надо было уговаривать и соблазнять, а главное, не надо было лгать.
Внизу в вестибюле, он помог ей одеться, на улице было не по зимнему тепло и туманно. Идти было недалеко, гостиница находилась всего в нескольких шагах. "Какая это удача, что она живёт в той же гостинице, - подумал он, - а не на квартире, как большинство студентов". Иван собирался дать десять рублей дежурному администратору и получить отдельный номер, как делал раньше, но всё пошло совсем по-другому сценарию.
Как только они появились в холле гостиницы, дежурный администратор, молодая нарядная женщина, вскочила со своего места и кинулась им навстречу. "Ну всё, приехали, сейчас начнётся", - подумал Иван и полез за десяткой, которую держал в нагрудном кармане, как последнюю пулю в нагане. Но то, что произошло потом, в это трудно поверить, такое бывает только в индийском кино.
- Добрый вечер, Ольга Ивановна. Всё готово, как вы и просили, - обрадовала она, крутясь вокруг и стараясь поймать взгляд его спутницы.
- Спасибо, Надюша, - ответила Ольга.
Его новая знакомая оказалась, как он впоследствии узнал, депутатом Верховного Совета и не республики, а СССР! На неё пролилось буквально море улыбок, с пожеланиями прекрасно провести вечер и спокойной ночи. Несколько капель досталось и Ивану.
Через пять минут он сидел на роскошном кожаном диване в двухкомнатном люксе и, глупо улыбаясь, пытался понять - повезло или всё-таки не очень? Он, конечно, догадывался, что его ”студентка” какая-то большая шишка, но чтобы такая. У него были и раньше встречи с женщинами руководящими работниками и среди них была, даже, одна член КПСС и парторг не чего-нибудь, а мясокомбината, но, чтобы депутат Верховного Совета СССР!... . Он уже знал, что её зовут Ольга Ивановна. На вид ей было лет 35-37 и выглядела она на миллион долларов.
Описывать её вам я не буду, потому-что для этого надо иметь талант,...нет не художника, - талант поэта. Но я не художник и не поэт, у меня, вообще, нет никаких талантов. Есть, правда, одна редкая способность и та, думаю, не приобретённая, а досталась от рождения - я умею слушать женщину и не перебивать её.
Попав в роскошную обстановку номера, он немного растерялся. Простые люди, а Иван был человек не только простой, но и бедный, жили другой жизнью, в других, так сказать, интерьерах. Ему казалось, что даже запах был тут особенный, так пахли заграничные тряпки и воздух в приёмных больших начальников, но он быстро вернулся на землю, молчание явно затянулось. В углу гостиной стоял огромный холодильник ЗиЛ. И пока Оля, уединившись в спальне, переодевалась, Иван решил заглянуть в него и посмотреть, что пьют и чем закусывают избранники народа.
За этим занятием она его и застала. Рассматривая содержимое холодильника, а там, поверьте, было на что посмотреть, почувствовал на себе её взгляд. Она стояла в дверях спальни, облокотясь и скрестив руки, одетая в белый шёлковый халат, видно было, что одела в первый раз, и смотрела на него, - взгляд был серьёзен, глаза печальны. Он понял, что говорить уже ничего не нужно, подойдя к ней и положив ладонь на её длинную и нежную шею, коснулся губами её губ и медленно начал целовать. Она ответила быстро и страстно, было видно, что умеет это делать. Иван отступил и позволил ей делать всё, что захочет. Обняв его за шею обеими руками, она покрыла всё лицо нежными, быстрыми поцелуями. А потом, отстранившись от Ивана и посмотрев в глаза, кончиками пальцев провела по его губам, улыбнулась, радуясь чему-то своему, и обрушила на него свой бесконечно долгий и глубокий поцелуй. У края кровати расстегнул кнопочки халатика и он, соскользнув с её плеч, упал на пол. Я понимаю, дорогие читатели, что это штамп, но и штампы бывают великими.
Ни один мужчина не знает о женщинах всё и я не исключение, но, когда женщина хочет уснуть, обняв тебя сзади, прижавшись к тебе животом и грудью, то лично мне это говорит, что я был молодец и сделал всё, как надо. Теперь должен только подождать, пока любимая уснёт, а потом могу и сам уснуть и не надо уже напрягаться и распускать павлиний хвост, чтобы её удержать. Просто, каждую ночь надо делать то, что делал сегодня и до тех пор, пока женщина этого хочет. Главное – не сколько и как ты этого хочешь, а столько и как она этого хочет. Всё очень просто и большинство мужчин знают это, но поступают так единицы. Почему? А потому, что большинство мужчин, называя женщину своей королевой, лгут.
Иван не говорил женщинам таких слов, он делал. И не только до постели, но и после того и каждый день, и каждую минуту он доказывал, что она его королева. Если ты этого не понимаешь, то женщина найдёт того, кто понимает и бросит тебя и это – закон и не спать каждую ночь, пока она не попросит пощады.
Чем дольше они были вместе, тем ближе становились друг другу.
Каждый день, придя с работы, Иван мылся, брился и, обильно полив себя фальшивым французским одеколоном, ждал её – когда она вернётся из пединститута. Персонал гостиницы, зная об их отношениях, дарил лучезарные улыбки и тонны внимания и вежливости и, если бы не вечно пьяная и красная физиономия швейцара, то можно было бы подумать, что находишься, где-нибудь в Прибалтике, в те добрые времена, когда нас там ещё, если не любили, то терпели и не называли оккупантами.
Не нужно было быть большим психологом, чтобы, глядя на Ольгу, на молодую, красивую, излучающею здоровье и желания женщину, понять, что она счастлива. Счастлива тем, что рядом с ней её мужчина, а впереди ещё один тёплый вечер и жаркая ночь.
Обычно, они шли ужинать в какое-нибудь уютное и приличное место. Город был небольшой и таких мест было немного, но были. Они находились, где-нибудь в полуподвальных помещениях и туда надо было спускаться по лестнице. Внутри царила атмосфера домашнего уюта и интимного полумрака. Посетителей в таких заведениях было немного, потому-что цены не кусались, они рвали клиента на части, выворачивая на изнанку его самого и его карманы. Ходили туда, в основном, парочки вроде Ивана с Ольгой. Заказывали, что-нибудь вкусненькое: жареную рыбку с сыром и грибами или курочку гриль с картошечкой, на десерт кофе с пирожными и коньяк. Не мучайте себя вопросом – “Кто платил за всё это ежедневное пиршество?” Платил не он и совесть его не мучила. Почему? В те далеко ещё не перестроечные времена, не говоря уже о нынешних, тоже были люди, у которых было много денег. У Ольги их было много, а у него их не было, поэтому, когда она, открыв сумочку, выдёргивала оттуда красную пятидесятирублёвую купюру, чтобы заплатить по счёту, Иван не опускал глазки и не краснел. Он делал вид, что она его жена и было наплевать на то, что никто в это не верил.
Ивану было тридцать пять лет лет и при росте метр восемьдесят он имел всё те же семьдесят килограммов, что и в двадцать лет. По-прежнему легко отжимался сто раз и одним ударом в челюсть мог свалить, какого-нибудь, так называемого, солидного мужчину – борова под сто килограмм, с пузом и толстым задом. Выглядел он моложе своих лет и не чуть-чуть, а намного. По этой причине его жена, которая было на два года старше, если выходили куда-нибудь, всегда шла не рядом с ним, держа под руку, а впереди, делая вид, что они незнакомы. За годы совместной жизни он привык ко всем её, как она это называла “женским капризам”, а по сути оскорблениям и унижениям и уже не обращал на это внимание. Поэтому, когда они гуляли с Ольгой по городу или шли по коридору гостиницы и она держала Ивана под руку, прижимаясь, или, склонив голову, старалась коснуться его щеки, он испытывал, какое-то трогательное и нежное чувство и хотелось, чтобы все смотрели на них и видели это. Иван не считал Ольгу наивной глупенькой красавицей, которая никогда не изменяла мужу, и, впервые познакомившись с чужим мужчиной, радовалась и пугалась и, вообще, не понимала, что происходит. Он прекрасно знал каким местом женщины делают карьеру. Кроме того, муж её, который был намного старше её, отставной майор, был пьющим человеком, из тех, которые никогда не бывают пьяны, но всегда выпивши. Таких мужчин, обычно, ничего уже не интересует ни семья ни карьера, ничего. Друзей у них тоже нет, а есть люди, с которыми они просто пьют без какой-либо общности интересов. Таким человеком был её муж, но жили они вместе – “так было нужно”.
Прежде, чем возвращаться, они недолго гуляли в маленьком скверике, в самом центре города недалеко от гостиницы. Вот тогда-то она и рассказывала о своей жизни. Родилась в карпатской глухой горной деревушке, где до сих пор жили её родители и две младшие сестры. Замуж вышка, как ей тогда казалось, по любви, за уже неюного офицера, которого родители женили, чтобы он не спился. Выйдя замуж она уехала в областной центр, где за несколько лет доросла до заведующей детским садом, вступила в партию и три года назад была избрана депутатом. Подробности она не рассказывала, да он и не интересовался. Ей нужно было рассказать всё это, важно было, чтобы он знал. Почему? Не знаю. Иван чувствовал, что это ей необходимо, поэтому слушал и молчал. Ему нравилась её спокойная уверенность. Сам по характеру импульсивный и неуравновешенный человек он не мог назвать себя хозяином своей жизни, везде был, в лучшем случае, гостем. Она же чувствовала себя уверенно везде – и в кафе, и в магазине, и в гостинице, даже, с таксистом она разговаривала, как-то по особенному – вежливо, уважительно, но властно.
На субботу и воскресенье она не поехала домой, как это делало большинство студентов, а осталась с ним. Прошла неделя, но огонь не гас и страсть к друг другу не ослабевала. Первая ночь была, как во сне, он почти ничего не помнил. Зато прекрасно помнил тот момент во вторую их ночь, когда оба, каждый для себя, открыли то, как они прекрасно подходим друг другу и были приятно удивлены этим. Он помнил, как горели и смеялись её глаза, какой нежной и страстной она была, когда увидела, что он именно тот мужчина, которого бы хотела и, что с ним она может быть сама собой, а главное, может быть откровенна в самых интимных своих желаниях. А желаний у неё было много и никаких границ эта женщина не признавала. Она хотела всего и много.
Была среда, в пятницу они должны были расстаться. Иван позвонил на работу и сказал, что простудился и уезжает домой. Она тоже не пошла в институт, экзамены были сданы и эти два дня уже ничего не решали. Оба знали, что у них два дня и эти дни последние – в пятницу расстанутся и больше никогда не увидятся. Они провели эти два дня в номере и выходили только для того, чтобы поесть, никого вокруг не замечали - только она и он. Весь мир исчез, остались только они и их любовь.
В последнюю ночь сидели на том самом диване, на котором он такой счастливый и весёлый сидел в первый день знакомства. Свет не зажигали, в номере было холодно – в ту ночь выпал снег и за окном мела пурга. Сидели обнявшись, он целовал её волосы, лоб и мокрые щёки, а она целовала его губы и свои слёзы на них.
Иван взял отпуск и уехал к родителям. Через месяц вернулся почти здоровым, жизнь продолжалась. Только из памяти исчезли все женщины и все встречи, которые были до Оли, не помнил ни имён ни лиц, ничего не помнил. Но он не мог забыть свою Олю, его последнюю любовь. Не мог забыть её смех, глаза, запах волос, родинку на шее... .
Всё, дело в шляпе, - подумал Иван, - осталось только поменять фотку на свою реальную фотографию. Что и сделал.
Откровенно говоря, он не ожидал такой реакции и готовился к упрёкам, к обвинениям во лжи, к чему угодно. Но Светлана написала, что она догадывалась, что это не его фотография, что тот на фотке не похож на такого болтуна, как он. Зато теперь, видя, как он на самом деле выглядит, знает с кем имеет дело. Что Иван - типичный самоуверенный бабник, который считает, что женщины от него без ума, что ему уже лет шестьдесят не меньше и она чуть ли не на двадцать лет младше, и годится ему в дочери. Но, чтобы он не думал, что она струсила, не собирается менять своё решение встретиться, но лишь только для того, чтобы посмотреть в его "бесстыжие глаза" и,... чтоб Иван покраснел от стыда. Ну, что ж, в глазах у него, действительно, какой только гадости не было, а стыда, так целое море. Они договорились встретиться в субботу в одиннадцать утра в кафе, довольно далеко от его дома, очевидно, девушка жила, где-то в этом районе, поблизости.
В ночь накануне свидания не спалось, нервничал. Богатый международный опыт общения с женщинами говорил Ивану, что встреча начнётся и закончится чашкой кофе и ничего не значащей информационно-ознакомительной беседой, что он не может завтра рассчитывать не то, что на приглашение напиться кофе перед сном, но, даже, на невинный поцелуй в щёчку.
Ровно в одиннадцать Иван был на месте, дама, естественно, опаздывала.
Он узнал её сразу, ошибиться было невозможно. Они поздоровались, протянул букет жёлтых роз. С этого момента говорила только она, а он сидел и слушал. Иногда кивал головой – “да”, или мотал ей из стороны в сторону – “нет”. Ей нравилось, что он молчал и вёл себя "скромно и культурно”. Чувствовал, что говорить ничего не надо, что она уже никуда не денется, что он ей понравился. Знакомые, до остановки сердца, глаза, смотрел в них и только молча улыбался. Она стала рассказывать про свою семью. Родилась в карпатской глухой горной деревушке, что у неё есть две сестры, которые старше её. Иван взял её за руку, она не отняла её, а только упёрлась глазами в лицо, взгляд был серьёзен, глаза печальны и стало ясно, что говорить уже ничего не нужно.
Сpедь оплывших свечей и вечеpних молитв,
Сpедь военных тpофеев и миpных костpов
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастpоф.
Детям вечно досаден
Их возpаст и быт, —
И дpались мы до ссадин,
До смеpтных обид.
Hо одежды латали
Hам матеpи в сpок,
Мы же книги глотали,
Пьянея от стpок.
Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фpаз,
И кpужил наши головы запах боpьбы,
Со стpаниц пожелтевших слетая на нас.
И пытались постичь
Мы, не знавшие войн,
За воинственный клич
Пpинимавшие вой,
Тайну слова «пpиказ»,
Hазначенье гpаниц,
Смысл атаки и лязг
Боевых колесниц.
А в кипящих котлах пpежних боен и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов!
Мы на pоли пpедателей, тpусов, иуд
В детских игpах своих назначали вpагов.
И злодея следам
Hе давали остыть,
И пpекpаснейших дам
Обещали любить,
И, дpузей успокоив
И ближних любя,
Мы на pоли геpоев
Вводили себя.
Только в гpезы нельзя насовсем убежать:
Кpаткий век у забав — столько боли вокpуг!
Постаpайся ладони у меpтвых pазжать
И оpужье пpинять из натpуженных pук.
Испытай, завладев
Еще теплым мечом
И доспехи надев,
Что почем, что почем!
Разбеpись, кто ты — тpус
Иль избpанник судьбы,
И попpобуй на вкус
Hастоящей боpьбы.
И когда pядом pухнет изpаненный дpуг,
И над пеpвой потеpей ты взвоешь, скоpбя,
И когда ты без кожи останешься вдpуг
Оттого, что убили его — не тебя, —
Ты поймешь, что узнал,
Отличил, отыскал
По оскалу забpал:
Это — смеpти оскал!
Ложь и зло — погляди,
Как их лица гpубы!
И всегда позади —
Воpонье и гpобы.
Если мяса с ножа
Ты не ел ни куска,
Если руки сложа
Наблюдал свысока,
А в борьбу не вступил
С подлецом, с палачом, —
Значит в жизни ты был
Ни при чем, ни при чем!
Если, путь прорубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал что почем, —
Значит нужные книги ты в детстве читал!
1975
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
