Черт меня дернул брякнуть:
- С людьми не сжигать, а наводить мосты …
Не успел я, однако, завершить фразу, как одна из Лен, они обе, окончив едва институт, объявились у нас в отделе, как ножом отрезала:
- Вам надо – вы и лебезите перед каждым недоумком.
А другая Лена прибавила:
- Мы не как вы, вымуштрованные яслями и детскими садиками.
«Надо же, - подумал я, - представление какое у них о моем безоблачном и счастливом детстве». Говорю:
- Сроду в них не ходил.
- Рассказывайте! Когда вы маленьким были, всех обязывали сдавать детей туда, чтобы с малых лет они приучались ходить строем.
- Девоньки, да кто же вам такую чушь-то понарассказал? – ахнул я.
- Пффф, - скривила губки та из Лен, что была поменьше ростом, хрупкая такая, - это и без того всем известно.
- Без обмана, - говорю, - ни я, ни брат, ни сестра отродясь не ходили ни в какие дошкольные заведения. Мать у нас домашним хозяйством всю жизнь только и занималась.
- Вот как-то не надо, - укоризненно покачала головой все та же, вся из себя уверенно женственная, Лена, - лапшу нам на уши вешать, чтобы советскую власть оправдать. Время, известно, такое было, что не забалуешь – чуть что за решетку сразу. Да и кто бы женщине разрешил не работать в то время.
Скажу по-честному, растерялся я и вроде даже потом как бы оправдываться стал, только переубедить их оказалось мне не по силам. В конце концов, та Лена, что была статная и вальяжная, отмахнулась и сказала укоризненно мне:
- Да ладно, будет вам спорить, - и посочувствовала. - Просто вы уже все на свете позабыть успели.
Тут уж я окончательно сник и, как говорится, застегнул роток на все пуговицы.
Вот такая беседа у нас получилась. Честное слово, не вру. Для чего весь разговор и привожу стенографически точно. Ну, разве что самую малость для пущей выразительности кое-где подредактировал, но суть – голову на отсечение даю, ни на йоту не поменял.
В конце концов, недоверчивых могу познакомить с этими Ленами – они, думаю, от своих слов отказываться не станут - подтвердят.
Ложка рыбьего жира перед едой - вот главный инструмент тоталитарного общества, внедрявшийся молодому поколению per os!
После того, как одна красавица на вопрос: что такое холокост, ответила, что это не то клей, не то канцелярская принадлежность, я ничему не удивляюсь.
Но средне-статистически Лены эти, пожалуй, правы. Какие неработающие домашние хозяйки? Таких было мало. Скорее исключение. Пахали бабы по черному. В деревне, в городе, повсюду. Детей сдавать в лагеря не обязывали, просто приходилось таки сдавать. А платили женщинам меньше, чем мужикам. Вот такие у меня воспоминания.
Ну тогда я еще одно удивительное исключение - никогда не был в лагере. И, пожалуй, большинство моих одноклассников, тоже. Просто по рассказам что делали летом, тех, кто был в лагере у нас можно было по пальцам пересчитать. Платили меньше, чем мужикам - это тоже спорное утверждение. Официально ставки были одинаковые, независимо от пола. Да, тракторист получал больше, чем доярка. Но тракторист - это это не пол, а профессия.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Октябрь. Море поутру
лежит щекой на волнорезе.
Стручки акаций на ветру,
как дождь на кровельном железе,
чечетку выбивают. Луч
светила, вставшего из моря,
скорей пронзителен, чем жгуч;
его пронзительности вторя,
на весла севшие гребцы
глядят на снежные зубцы.
II
Покуда храбрая рука
Зюйд-Веста, о незримых пальцах,
расчесывает облака,
в агавах взрывчатых и пальмах
производя переполох,
свершивший туалет без мыла
пророк, застигнутый врасплох
при сотворении кумира,
свой первый кофе пьет уже
на набережной в неглиже.
III
Потом он прыгает, крестясь,
в прибой, но в схватке рукопашной
он терпит крах. Обзаведясь
в киоске прессою вчерашней,
он размещается в одном
из алюминиевых кресел;
гниют баркасы кверху дном,
дымит на горизонте крейсер,
и сохнут водоросли на
затылке плоском валуна.
IV
Затем он покидает брег.
Он лезет в гору без усилий.
Он возвращается в ковчег
из олеандр и бугенвилей,
настолько сросшийся с горой,
что днище течь дает как будто,
когда сквозь заросли порой
внизу проглядывает бухта;
и стол стоит в ковчеге том,
давно покинутом скотом.
V
Перо. Чернильница. Жара.
И льнет линолеум к подошвам...
И речь бежит из-под пера
не о грядущем, но о прошлом;
затем что автор этих строк,
чьей проницательности беркут
мог позавидовать, пророк,
который нынче опровергнут,
утратив жажду прорицать,
на лире пробует бряцать.
VI
Приехать к морю в несезон,
помимо матерьяльных выгод,
имеет тот еще резон,
что это - временный, но выход
за скобки года, из ворот
тюрьмы. Посмеиваясь криво,
пусть Время взяток не берЈт -
Пространство, друг, сребролюбиво!
Орел двугривенника прав,
четыре времени поправ!
VII
Здесь виноградники с холма
бегут темно-зеленым туком.
Хозяйки белые дома
здесь топят розоватым буком.
Петух вечерний голосит.
Крутя замедленное сальто,
луна разбиться не грозит
о гладь щербатую асфальта:
ее и тьму других светил
залив бы с легкостью вместил.
VIII
Когда так много позади
всего, в особенности - горя,
поддержки чьей-нибудь не жди,
сядь в поезд, высадись у моря.
Оно обширнее. Оно
и глубже. Это превосходство -
не слишком радостное. Но
уж если чувствовать сиротство,
то лучше в тех местах, чей вид
волнует, нежели язвит.
октябрь 1969, Коктебель
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.