Дуб

В тридевятом царстве, в тридевятом государстве, несколько сотен лет назад жили-были Антонина и Матвей. Их деревушка находилась недалеко от главного города губернии. Всё у них было: пшеничное и картофельное поле, стадо овец и коров, огромный-огромный сад яблонь, груш и вишен. В полукилометре от их дома извилистыми берегами протекала река, с огромным количеством разнообразной рыбы, и, совсем рядом с их домом, раскинулся чудесный хвойный лес, полный зверей, грибов и ягод.
Антонина занималась домашним хозяйством: пряла и стирала одежду, готовила еду, пасла коров и овец, ходила собирать грибы и ягоды. Грибов в лесу было столько, что хватало даже до начала июня. Но ягод было ещё больше: достаточно было выкроить недельку солнечного августа, чтобы потом два года не знать недостатка в морсе и варении. Матвей же ходил на охоту, ловил рыбу, изготавливал и ремонтировал различную домашнюю утварь. И только землёй занимались они вместе: вспахивали, сеяли, жали пшеницу и убирали картофель. Было у них всё, кроме одного – не было у них детей. Антонина по этому поводу очень переживала, а Матвей утешал её, мол скоро и у них появится ребёнок и всё будет хорошо.
Летели дни, месяцы и мучительные годы бездетности. Даже Матвей уже перестал верить, что когда-нибудь сможет произойти чудо. Но вдруг одним морозным декабрьским утром Антонина обратила внимание, что у неё появился живот. Она знала, что чудо, которое ждала долгие годы, произошло: иначе просто быть не могло. И Матвей воспрял духом: всё, чего ему не хватало для полного счастья – случилось. Они даже уже решили, как назовут его: если мальчик, то будет Игнатом, если девочка – Катериной. И действительно: уже в середине мая начались первые схватки, и пришло время рожать. И вот, тёплым весенним солнечным днём рождается их первый ребёнок, но… рождается мёртвым…
Поверите вы или нет, но всё горе всех войн и эпидемий того времени были лишь маленькой каплей в огромном море их слёз.
Это была девочка… Катерина. Вся деревня искренне скорбела вместе с ними, ведь Антонина и Матвей были не просто жителями их деревни, а были теми людьми, которые ни когда, ни кому, ни в каких просьбах не отказывали, и в связи с этим были самой уважаемой семьёй в деревне. Горе было общим…
Матвей солёными от слёз руками сколотил гроб. Антонина в прабабушкином сундуке не менее солёными руками искала одежду для Катерины. Вдруг из сарафана, найденного ею в сундуке, выпал жёлудь. Антонина бы на это не обратила внимания, если бы не одно «но»: когда-то давно, когда ей было всего семь лет, ещё живая прабабушка рассказывала ей какую-то историю о жёлуде. Конечно, историю эту она позабыла, но припомнила её последнюю фразу: «Когда тебе будет слишком-слишком плохо, да так плохо, что зайдутся горем даже соседи – ты посади этот жёлудь в землю: пусть хоть кому-то будет хорошо». Она не до конца понимала слов прабабушки, но что-то ей подсказывало, что именно так и нужно поступить.
На следующий день состоялись похороны. Похоронили Катерину по православным обычаям на деревенском кладбище за рекой.
В этот же день Антонина вблизи своего земельного участка закопала жёлудь, который спустя месяц стал прорастать. На зиму Антонина укрыла этот росток хвойными лапками. А уже весной на дубке появился первый лепесток.
Матвей замечал, что его жена часто сидит одна около этого ростка, только не придавал этому значения. Но однажды поинтересовался, и Антонина всё ему рассказала. Теперь они уже вдвоём в свободное от хозяйства время сидели около этого молоденького дубка, глядя на который сердцу действительно становилось легче.
Летели годы. Дуб становился всё выше и выше. А Матвей и Антонина всё также каждый день смотрели на его, отдавая ему всё тепло и всю любовь, которые предназначались Катерине.
В семидесятилетнем возрасте Матвей умер. Антонина прожила ещё три года после его смерти.
В последние дни жизни Антонина долго думала о пройденном жизненном пути, о том, какая бы могла быть сейчас Катерина и о той истории, рассказанной ей прабабушкой.
Смотреть на этот дуб, ходить под его ветвями, да и просто находиться рядом – всегда было приятно, так как на некоторое время ослабевала боль в сердце, но весь смысл фразы «Пусть хоть кому-то будет хорошо» Антонина так и не смогла понять. Она только знала, что этот дуб – всё, что останется после их жизни.

2007-ой год. Главный город губернии превратился в столицу независимого государства и разросся далеко за границы деревни. Река, что протекала вблизи той деревни, измельчала и ушла под землю. Деревенское кладбище со временем стало заброшенным и позабытым, а на его месте возвели православный храм. Лес вырубили под застройку жилых районов, оставив только маленький лесной массив «Медвежино». Сама деревня пережила две мировые войны, множество революций, но не пережила рост города, поэтому уже лет двадцать, как деревни этой не существует. Вырубили все яблони, груши, вишни и остальные деревья, а дома сожгли. Последние её коренные жители были переселены в близлежащие новостройки. На их месте построили рынок, поликлинику и множество жилых домов. Сюда даже провели ветку метрополитена. Изменилось абсолютно всё… кроме одного: тот дуб ни кто не тронул. Он продолжает так же величественно возвышаться, но уже не над деревенским полем, а над автобусной остановкой по улице Бурдейного, в тени многоэтажек.
Непосредственно на том месте, где стоял дом Антонины и Матвея, сейчас стоит высокий кирпичный дом, квартиры которого были отданы сотрудникам КГБ этой страны. В одной из таких квартир, вместе со своей женой Ириной и шестнадцатилетней дочерью Катей, жил полковник КГБ по имени Игорь. Семья как семья. Ничего необычного. Катя училась в школе. Ирина работала директором какой-то коммерческой фирмы. Игорь занимался государственной безопасностью. Думаю, не нужно говорить про их материальное положение. Скажу лишь, что не в чём они себе не отказывали.
Всё шло своим чередом до тёплого августовского утра, когда в воскресенье Игорь с дочерью решил немножко пройтись прогуляться, пока Ирина готовила всем кушать. Они вышли во двор. Отец закурил сигарету. Немного пройдя дальше, они стали рассматривать раскидистые извивающиеся ветви дуба, покрытые густой зелёной листвой:
– Папа, а ты сможешь полностью обнять этот дуб? – Спросила вдруг Катя.
– Нет, он слишком толстый. – Ответил Игорь.
– Вдвоём скорее всего получится, – настаивала Катя, – давай попробуем.
Но Игорь не стал пробовать: стараясь побыстрее докурить сигарету, он наблюдал, как Катя подбежала к дубу и, распростерши руки, навалилась на него всем телом и обняла. Казалось: абсолютно невинная сцена, но когда Катя отошла от дуба и повернулась к отцу лицом – взору отца предстали слёзы, ручьями стекавшие по её щекам.
– Что случилось? – Бросив сигарету, взволнованно произнёс отец.
– Ничего. – Ответила Катя, зарыдав ещё сильнее, и обняв своего отца так сильно, как ещё ни когда не обнимала за всю свою короткую жизнь.
Отец подумал, что это опять её детские капризы: «Подумаешь, не обнял вместе с ней дуб. Нечего из-за этого нюни распускать». Однако он немного насторожился, потому что какое-то отцовскоё чутьё подсказывало, что дело совсем не в этом. И в самом деле: как только они вернулись домой и все вместе сели кушать, из уст Катерины вылилась длинная речь, услышать которую в этот день не ожидал ни Игорь, ни Ирина:
– Папа и Мама, на наших дачах в Крыжовке живёт одна бабушка. У этой бабушки были когда-то дочь и пятеро внуков. Мне сейчас очень больно и трудно говорить, но вы знаете, потерять свою единственную дочь для этой бабушки было в тысячи раз больнее. Спустя три года от какой-то хронической болезни на её глазах умирает её старший внук, а спустя ещё пол года в дорожно-транспортном происшествии погибает и её старшая внучка. Опять же, мне не хочется сейчас вам рассказывать о её чувствах, которые она испытывала в этот период… не могу. Не прошло и двух лет, которые она всецело отдала заботе за своими оставшимися тремя внуками, как от врачебной халатности умирает ещё одна её внучка. А спустя всего месяц на производстве погибает и её самый младший внук… Это произошло буквально месяц назад. Всё, что осталось у этой бабушки – её единственный внук. Правнуков у неё не было. Думаю, не смотря на то, что по долгу службы вы почти не появляетесь на даче, вы знаете эту бабушку и знаете её трагическую историю, так как мы живём практически через дом от неё. Но вы не знаете, что неделю назад её единственного оставшегося жить внука, её единственную искорку, её единственный смысл в жизни приговорили к смертной казни. Да-да, приговорили к смерти. Причём за какие-то политические выступления, и высказывания в Интернете по поводу власти в нашей стране. Я знаю, и вы знаете, что эти ни чем не обоснованные законы существуют, но почему же суд не принял во внимание всю трагичность судьбы их семьи и так бездушно принял своё решение, убивающее не только этого юношу, но и его бабушку, горе которой нам с вами не измерить. Не буду скрывать: хоть этот юноша и старше меня на девять лет, но мы вместе часто гуляли, общались у костра, ездили купаться на озеро. Я очень люблю слушать его песни и, признаюсь честно, немного в него влюблена. Но не в этом дело: я знаю не только его – я знаю его душу. Знаю и то, что такие люди как он не имеют право на столь раннюю смерть. И если он умрёт, то вместе с ним умрёт весь здравый рассудок нашего общества.
За всё время её монолога ни кто из родителей не притронулся к еде: они просто молча недоумевающее смотрели на свою дочь, совсем не склонную к подобного рода высказываниям.
После небольшой паузы Игорь произнёс:
– А мы то тут причём? Что мы можем сделать? – И обычными движениями преподнёс ко рту кусок бекона и, такими же обычными движениями, положил его в рот.
– Как это причём!? – Не понимающе воскликнула Катя. – Ты же полковник КГБ! Неужели ты не можешь хоть как-то повлиять на решение суда!
– Все решения в нашей стране принимаются только одним человеком. – Продолжал Игорь.
– Неправда! – Закричала Катя. – Неправда! Решения должны приниматься каждым из нас!
И, спрятав лицо в сложенные на столе руки, она заплакала. Заплакала, как плачут капризные шестнадцатилетние девочки.
Ирина не произнесла ни слова, хотя в душе она очень переживала, понимая правоту Кати и беспомощность, как Игоря, так и каждого в этом государстве.
Остальное время этого дня проходило в обычном режиме. Волнение родителей скоро куда-то улетучилось. Странно, но они думали, что вся информация, которая сегодня лилась из Катиных уст – это всё слухи с того самого садового товарищества, пусть и правдивые. Но они ошибались.
На следующий день, первым придя с работы, Игорь увидел у своего дома машину скорой помощи. Подойдя чуть поближе его взору предстало мёртвое тело какой-то девушки, от которого вниз под уклон шёл темно красный ручеёк спёкшейся крови. Подойдя ещё ближе, он сумел рассмотреть одежду, а затем и лицо девушки – это была его дочь.
Волосы встали дыбом. Сердце ёкнуло. Ноги подкосились. Он упал бы, если бы случайно не опёрся локтем на капот какого-то автомобиля. В такой позе он находился пару минут, дрожа и беспомощно глядя на свою мёртвую дочь широко раскрытыми, но потухшими глазами. Вскоре медицинские сотрудники на месте оказали ему первую помощь.
Когда он пришёл в себя, то, впитывая слова находившихся рядом людей, стал понимать, что произошло: его дочь выбросилась из окна.
Ирина приехала к дому через десять минут после того, как Игорь сообщил ей эту ужасную новость. Опять же: незачем нам лезть в души других людей, поэтому о том, что она чувствовала в эти минуты – не сообщается.
Катю увезли в морг. Ирина, Игорь и сотрудники милиции пошли осматривать квартиру. На столе лежал листок бумаги. Это оказалась её предсмертная записка, слова которой гласили: «Пусть хоть кому-то будет хорошо», смысл которых не поняли ни Игорь, ни Ирина, ни сотрудники милиции.
Через два дня состоялись похороны, на которых присутствовали, помимо многочисленных родственников, ещё и друзья, как Ирины и Игоря, так и Кати. За столом Игорь рассказал ту непонятную Катину речь, которую она произнесла за день до смерти. И все гости, естественно, заговорили о несчастной любви Кати к тому юноше. Сам Игорь с Ириной думали также. Однако Игорь забыл или упустил из внимания тот случай с дубом, о котором он вспомнил спустя неделю, как раз когда прохаживался возле него, поникнув в собственные мысли.
«А всё, ведь, началось именно с этого дуба, – думал он, – когда Катя обняла его». Игорь подошёл и прикоснулся к раскинувшему свои ветви дубу. И тут он всё осознал: он понял, что пыталась сказать ему Катя. Игорь сразу же оправдал её поступок, зная теперь, что каждый на её месте поступил бы также. И дело вовсе не в любви к тому юноше. Дело было в ином.
В этот же день Игорь рассказал всё своей жене, но уже не наивным детским языком, а взрослой, авторитетной для Ирины, речью. Ирина полностью поняла его, однако не почувствовала всю важность того, о чём шла речь. Ведь чувства – это единственное, чего не хватает людям, для понимания, как друг друга, так и происходящих вокруг них процессов. А тот дуб давал именно то, чего не хватало – давал чувства, которыми когда-то давным-давно Антонина и Матвей всецело насытили его от корней, до самой верхушки.
На следующий день Игорь ушёл на работу с единственной мыслью… и в этот же день со словами: «Пусть хоть кому-то будет хорошо», он осуществил эту мысль. Не буду говорить, что он сделал. Скажу лишь, что на следующий день страна проснулась с новой властью. Вследствие чего, того оставшегося в живых единственного внука бабушки освободили, полностью сняв приговор со всеми обвинениями.
Знали бы вы, сколько радости испытала эта бабушка, когда её внук вернулся домой. Слёзы счастья лились из её глаз не один месяц. Даже если сложить всю радость десяти миллионов жителей этой страны – получилась бы только тень радости этой бабушки.
Вот и всё. На дворе уже двадцать пятое марта две тысячи восьмого года, а тот дуб как рос, так и продолжает расти по улице Бурдейного одной из столиц мира. Иногда к нему подходят люди, касаются его и уходят, но уже с другими лицами, выражающими понимание того, что всё зависит только от них, и для того, чтобы хоть кому-то стало хорошо, не нужны ни власть, ни деньги – нужны только чувства.

Автор:	petia
Опубликовано:	25.01.2020 01:33
Создано:	2008
Просмотров:	1640
Рейтинг:	0
Комментариев:	0
Добавили в Избранное:	0

Дуб

Ваши комментарии

Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться