И музыка и философия рождаются из тьмы, из мрака. Не из тени, нет, из темноты, из непроглядности, из мрака. А человеку нужен свет. Человек должен жить на ярком, постоянном, беспощадном свету, так,
На корпоративе Настя то и дело оказывалась рядом с Денисом, а около полуночи она и вовсе очутилась у него в гостях.
Хозяин, впрочем, проявил редкую неуклюжесть. Едва оказавшись дома, он присел на диван и откинулся на спинку, собираясь, само собой, через секунду встать, но не рассчитал силу выпитого коньяка и уснул. Правда, через минуту он приподнялся, но лишь затем, чтобы, не открывая глаз, нащупать подушку и, сунув ее под голову, растянуться на диване во весь рост.
От нечего делать, а также из обыкновенного любопытства гостья побродила по квартире и, рассмотрев все, что представляло хоть малейший интерес, разобрала стоявшую в соседней комнате кровать и тоже улеглась спать.
Проснулась Настя незадолго перед рассветом, и так сталось, что сна у нее уже не было ни в одном глазу. Она оделась и по дороге в ванную подошла к спящему Денису.
Черные, густые волосы его, которые он отрастил до плеч, разметались в беспорядке по подушке и в бледном свете луны выглядели так привлекательно, что Настя присела на диван и стала красиво, то так, то эдак, укладывать их. Вскоре, однако, это занятие наскучило, и, рассеянно теребя прядь шевелюры незадачливого кавалера, Настя впала в задумчивость, в то время как ее пальцы машинально заплетали оказавшиеся в ее руках волосы в косичку. Взглянув на нее ненароком, Настя покрутила ее в руке, и в голову вдруг пришла мысль сделать вместо косички дред, тем более, что в сумочке было, как раз, все необходимое для этого: и баночка с воском, и резинки, и даже крючок для укладки выбившихся прядей, не говоря уже о небольшом, но прочном гребешке.
За первым дредом незаметно последовал второй, третий. Остановилась Настя, когда все не прижатые к подушке волосы были заплетены в экзотические косички.
Окинув взыскательным взглядом дело своих рук, она осталась вполне довольной, сладко потянулась, взглянула на окно, за которым уже начинал брезжить рассвет, и решительно направилась в кухню.
Исследовав содержимое холодильника и настенных шкафчиков, Настя сделала из обнаруженных продуктов бутерброды с колбасой и сыром, сварила кофе и села завтракать. Когда она доедала последний бутерброд, в дверях кухни возник, заспанно щурясь, Денис. Взглянув на его голову, наполовину украшенную дредами, Настя весело фыркнула, но говорить ничего не стала.
- Ты чего в такую рань поднялась? – изо всех сил борясь с зевотой, пробормотал Денис.
- Домой пора – перышки перед работой почистить, - вставая из-за стола, деловито проговорила Настя и на радость нескладному ухажеру, что ему не придется утром натыкаться на нее в таких неподходящих местах, как туалет или ванна, убыла восвояси.
Закрыв за ней дверь, горе Казанова отправился добирать сон, который, впрочем, вскоре прервал будильник, оповестив, что пора собираться на работу.
Чертыхаясь себе под нос, Денис встал с дивана и, с трудом приоткрыв глаза, отправился бриться. Механически намылив щеки, он глянул на себя в зеркало.
Представшая перед ним картина превратила его на мгновение в соляной столб. Придя чуть в себя, он осторожно потрогал рукою один, потом другой дред и решил, что такого, просто, не может быть. Посему, закрыв глаза, он помотал головой и снова уставился на свое отражение. Картина не изменилась.
Вдруг его будто током ударило: Настя, ее рук дело. Денис скрипнул зубами и в гневе решил: «Увижу – убью заразу».
Он попытался распутать один из дредов, но только попусту потерял время и сгоряча отхватил его ножницами, а заодно и два других рядом.
Вид стал вконец дурацким.
От безнадежности Денис, ругаясь последними словами, заметался по квартире, но не придумал ничего лучшего, как опять глянуть в зеркало - в душе тлела надежда, что дреды ему все-таки примерещилось.
Увидев перед собой все то же удручающее зрелище, он, хочешь не хочешь, вынужден был примириться с реальностью и начал соображать, что теперь делать – не идти же в таком виде на работу. Ничего путного, однако, он придумать не смог и решил, что остается одно - побрить голову наголо.
Сам проделать это он не рискнул и, нахлобучив на голову старую панаму, на всех парах бросился в парикмахерскую – надо было спешить, чтобы прийти на работу если не вовремя, то хотя бы опоздать на малое время.
Мастер в парикмахерской, хотя и не показал вида, насколько он удивлен прической раннего посетителя, сделал попытку исподволь узнать, что случилось с клиентом. Однако Денис, не будучи расположенным удовлетворять его праздное любопытство, отвечал исключительно: «Ага, угу», - и только.
Когда от предмета былой его гордости не осталось ни волоска, Денис осмотрел себя в зеркале, и неожиданно ему понравилось то, что он увидел в нем. Он воодушевился и от полноты чувств даже ткнул фак в зеркало, не своему отраженью, конечно, а имея в виду Настю, мимо кассы, мол, девушка, твоя хохма.
Как не торопился он, на работу все-таки пришлось опоздать на добрые пол часа. Отсутствие привычной всем шевелюры он объяснил просто: «Лето – решил сменить имидж. Пусть голова подышит». Конечно, кое-кто из ретивых зубоскалов не замедлил съязвить раз другой по поводу его новой прически, но этим все и кончилось.
Перед обедом Денису нечаянно понадобилась консультация переводчицы. Он заглянул в ее комнатушку и неожиданно для себя застал там Настю. Случилась немая сцена. Первой пришла в себя его ночная гостья. Она весело сверкнула глазами и жизнерадостно возвестила:
- Лысый, иди пописай.
Денис хватанул ртом воздух и, густо залившись краской, пулей вылетел за дверь.
- Так ты всех мужиков вокруг себя распугаешь, - неодобрительно покачала головой переводчица.
- Где ты мужиков увидела? – изумленно округлила в ответ глаза Настя. – У нас что ли? Вот скажи мне, тебе захотелось бы самой за кем-то из них пойти хоть в огонь, хоть в воду.
- О чем ты говоришь? – пожала плечами собеседница. – Конечно, нет, - и, скорбно вздохнув, прибавила. – Тут ты железно права, подруга.
И они, не сговариваясь, на секунду другую погрузились в налетевшую внезапно на них задумчивость.
Сегодня можно снять декалькомани,
Мизинец окунув в Москву-реку,
С разбойника Кремля. Какая прелесть
Фисташковые эти голубятни:
Хоть проса им насыпать, хоть овса...
А в недорослях кто? Иван Великий -
Великовозрастная колокольня -
Стоит себе еще болван болваном
Который век. Его бы за границу,
Чтоб доучился... Да куда там! Стыдно!
Река Москва в четырехтрубном дыме
И перед нами весь раскрытый город:
Купальщики-заводы и сады
Замоскворецкие. Не так ли,
Откинув палисандровую крышку
Огромного концертного рояля,
Мы проникаем в звучное нутро?
Белогвардейцы, вы его видали?
Рояль Москвы слыхали? Гули-гули!
Мне кажется, как всякое другое,
Ты, время, незаконно. Как мальчишка
За взрослыми в морщинистую воду,
Я, кажется, в грядущее вхожу,
И, кажется, его я не увижу...
Уж я не выйду в ногу с молодежью
На разлинованные стадионы,
Разбуженный повесткой мотоцикла,
Я на рассвете не вскочу с постели,
В стеклянные дворцы на курьих ножках
Я даже тенью легкой не войду.
Мне с каждым днем дышать все тяжелее,
А между тем нельзя повременить...
И рождены для наслажденья бегом
Лишь сердце человека и коня,
И Фауста бес - сухой и моложавый -
Вновь старику кидается в ребро
И подбивает взять почасно ялик,
Или махнуть на Воробьевы горы,
Иль на трамвае охлестнуть Москву.
Ей некогда. Она сегодня в няньках,
Все мечется. На сорок тысяч люлек
Она одна - и пряжа на руках.
25 июня - август 1931
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
