По залу были разбросаны сломанные елочные игрушки, картонные коробки, серпантин и мишура. На полу валялась разодранная электрическая гирлянда. Ну, это понятно. Короткое замыкание случилось именно из-за нее. И это единственное, что было понятно следователю. Кадка с землей как будто была взорвана. Земля почти равномерно устилала пол комнаты, местами комья даже прилипли к стене. Никто из детей такое бы не сделал. Может, воспитательница сошла с ума? Может, санитаров? Да нет, тогда и у детишек крыша поехала. Они же все говорят одно и то же. А что мы знаем о массовых галлюцинациях? А знаем мы, что их не бывает. Впрочем, чудес тоже не бывает. Лейтенанту Федорчуку предстояло в ближайший час поверить либо в первое, либо во второе. Хотелось верить в чудеса…
***
Йолк наполнил кадку землей из мешка. Потом закинул корень за борт. Корень увяз, другой поскользнулся и, опрокидывая кадку, Йолк загрохотал на пол пещеры. Оглядевшись, елень с ужасом заметил, что пол был сделан из мертвых древней. Точнее, из их останков. Его передернуло, в воздухе остро запахло скипидаром. Гладко отесанные ровные куски древней были одинаковые. Они были подогнаны друг к другу почти без швов и уложены, как бы это сказать… елочкой, что ли? «Да, елочкой, — подумал незадачливый Йолк. — Йолочка, как ты там без меня?». Когда очнулся от мыслей, он, как смог, собрал всю землю в мешок, встал в кадку и высыпал чернозем себе на корни. «Как же хорошо! Даже отрубленные корни меньше болят». Нанесенные топором раны обильно смолоточили. «Животные», — подумал Йолк.
***
Петр Петрович притащил из леса здоровенную ель. С трудом стянул ее с саней и отволок в актовый зал. «Ничего, зато детишкам радость! Хоть такая! — думал сердобольный завхоз. — Детский дом — это вам не у мамки с папкой за пазухой!» Он прислонил елку к стене в углу зала и вытолкал на центр большую кадку. Потом сходил в подвал и прикатил на садовой тачке мешок с землей. Прислонил его к кадке и подумал: «Ай, какой же я молодец, что с осени землицу припас! Как бы я сейчас мерзлый грунт-то долбил?» Тщательно продумав эту приятную для себя мысль, детдомовский завхоз прикинул в уме оставшиеся дела и решил сходить отдохнуть.
В зале отчетливо пахло мастикой от недавно натертого паркета. Постепенно к этому запаху стал примешиваться свежий лесной еловый аромат.
***
Только Йолк устроился в кадке, как раздался шум, гвалт и в пещеру ввалилась стайка мелких животных. Во главе была крупная особь женского пола. Йолк уже хорошо в них разбирался. Мелкие притащили несколько коробок. Он заинтересованно, но с некоторым испугом наблюдал за их действиями. Из коробок стали извлекать чудные предметы – шары, колокольцы, льдинки. Йолк никогда такого не видел. И вдруг они стали вешать все эти безделушки ему на пальцы! Он было хотел крикнуть на них, но сдержался. Лесные привыкли бояться городских и притворяться неживыми. Потом они достали длинную веревку, к которой каким-то образом были прикручены маленькие свечки, и стали опутывать ею Йолка. И тут молодой елень сдержался. Он давно смирился со своей участью, как и подобает лесному древню. Старшая самка достала из коробки огромную красную звезду и нахлобучила ее Йолку на голову. Елень настроился пережить этот страшный обряд, как повсеместно переживали его уже две тысячи лет многие и многие из его родичей. Он готов был молчать и терпеть. И умереть, когда придет время. Выбор пал на него. И пусть. Главное, что Йолочка осталась цела. А вдруг этот старый меховой самец придет за ней через год для очередного варварского обряда?
***
Лейтенант Федорчук внимательно смотрел на две красивые елки на опушке. КМС по лыжам, почти каждое утро он пробегал свои пять км и сегодняшняя легкая пробежка была для Николая только в охотку. Очумевший завхоз Петр Петрович Голубика бродил вокруг и тревожно разглядывал сугробы.
— Голуб, ну, признайся, забыл ты место. Просто банально забыл.
— Да, как можно! Как можно-то? Хотя… Не было здесь третьей ели. Не вижу ее следов. Но свои-то вижу! Вот они, двухдневки. Чуть присыпаны. А вот и от саней след! Но елей-то две было. Одну срубил, что побольше. А другая покрасивше была. Я стоял, выбирал. Поэтому помню, что две елочки там были.
При последних словах завхоза ветка маленькой елки дрогнула и ком снега соскользнул на землю. На солнце вспыхнули и заискрились вспорхнувшие с ветки мотыльки снежинок.
— Все, Петр Петрович, не можешь найти пенек, бог с тобой. Возвращайся.
— А вы ж как, Николай Иваныч? Чего ж так?
— Я побуду тут еще, поброжу.
***
Вдруг мелкие встали в круг, взяли друг друга за верхние конечности так, что круг замкнулся. Йолку стало не уютно. Еще неуютней ему стало, когда он понял, что в центре круга находится он. «Какой-то ритуал, — подумал елень. — Зловеще выглядит».
— Йолочка, зажгись! – вдруг крикнули детеныши, а крупная самка воткнула конец веревки, опутывающей древня, в стенку.
«Как Йолочка, где Йолочка? — быстро мелькнули страшные подозрения в голове у Йолка. — Как, зажгись, кто?» Тут он вдруг с ужасом осознал, что все свечки на нем загорелись. «Я горю! Горю… Йолочка? Йолочка горит? Йолочка тоже зажглась?»
— Йооооолочкааааа! — вырвалось из могучей груди влюбленного еленя.
— Йолочка! — он дернулся из кадки, разрывая веревки.
***
Дождавшись, когда Голубика скроется в лесу, Николай присел на корточки перед елочкой, что побольше, и разгреб вчерашний снег у ствола. Ровный светлый шрам на древесине, источающий смолу, сразу выдал Йолка. Николай снял с себя казенный шарф и обмотал ствол вокруг раны.
— Дурень!
— Елень.
— Коля.
— Йолк.
— Вот и познакомились!
— А я Йолочка! – кокетливо пискнуло соседнее деревце.
— А Дед Мороз тоже существует?
— Кто? Это ты про Йети, что ли? Йолочка клянется, что видела, но я в тот момент спал…
Если бы завхоз Голубика вдруг по какой-то неведомой причине решил вернуться, он бы увидел лейтенанта милиции Федорчука, разговаривающего с двумя елками. Николай смеялся, жестикулировал, елки активно трясли лапами и кивали верхушками. Интересно, Петр Петрович верит в чудеса или в санитаров?
Плывет в тоске необьяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.
Плывет в тоске необьяснимой
пчелиный хор сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.
Плывет в тоске необьяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необьяснимой.
Плывет во мгле замоскворецкой,
пловец в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не обьясняя.
Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.
Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необьяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.
28 декабря 1961
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
