Кон сидел в траве и пристально смотрел на дерево, растущее посреди луга. Дерево было приметным: светлый ствол выглядел теплым и шершавым, раскидистые ветви начинались метрах в двух от земли, в меру ажурные плотные листья чуть подрагивали, будто от внутренней радости.
Но в целом ничего особенного в дереве не было, мало ли всяких красот вокруг. И случайный прохожий, наверное, удивился бы пристальному вниманию Кона. Ещё больше он удивился бы, узнав, что дерева этого пять минут назад не было. Совсем не было, ни росточка, ни семечка.
Внимательный читатель, конечно, догадался, что Кон — не обычный человек. Хотя, когда родился, он казался обыкновенным, и только любящие родители видели, что он особенный. Они хотели подарить сыну весь мир. Но как? А очень просто. Понимая, что судьбу человека определяет имя, они перебрали все известные имена, потом неизвестные. Долго обсуждали имя Владимир, но отказались, потому что существующий мир несовершенен, в нем даже войны случаются. А что, если вдруг... Фу, даже думать об этом не хочется.
Наконец они сделали выбор. Имя оказалось не самым благозвучным, но весьма значимым — Констрактор, сокращенно Кон.
Вскоре имя начало влиять. Правда, поначалу Кон не умел создавать что-то из ничего, зато быстро научился преобразовывать одни вещи в другие. Например, в наполненной для купания ванне, ставшей морем, возникал шторм. Или штиль, в зависимости от настроения. Манная каша в тарелке превращалась в белоснежный замок с башенками, а лист бумаги в птичку.
Время шло, Кон учился, совершенствовался, и вскоре мог создать из ничего всё, что угодно. Ну, почти всё.
Вблизи дерево оказалось именно таким, как было задумано. Кон подправил кору, придав ей шероховатости, чуть высветлил листья на макушке, обошел вокруг, подпрыгнул, уцепился за нижнюю ветку, подтянулся и уселся на неё, уперевшись спиной в ствол. Удобно. Он посмотрел вверх — сквозь листья просвечивало чистое синее небо. Слишком чистое.
Оп-ля! — и на небе образовалось облако, чуть помялось и приняло форму человека.
— Танцуй! — скомандовал Кон.
Облачный танцор закрутился, затанцевал, но вдруг замер и... рассыпался на много маленьких бесформенных комочков. Эти комочки еще немного покружились, выстроились клином и улетели. Небо опустело.
— Как же так, — загрустил Кон, — это же я вас придумал, сотворил, а вы так просто... Вы же мои. Или не мои?
2. О братьях меньших
Весёлый светлый день подошел к концу, опустились сумерки. Эта смена казалась настолько естественной, закономерной, что Кону не хотелось ничего менять. Не включая света, он сидел у окна, смотрел, как медленно тает закат, и грустил. Хоть бы кто-нибудь в гости пришел, что ли.
Конечно, он мог вызвать кого угодно, но именно сегодня хотелось, чтобы о нем вспомнили, бросили свои важные дела и пришли — просто так, без предлога. Так бывает, Кон знал. Бывает, но очень редко.
А бывает, что люди заводят себе домашних животных — кошек, собак, лошадей... Ну, конечно. Решено!
Кон вышел на улицу. Почти совсем стемнело, на небе мерцали первые звёзды, луна ещё не показалась. Сосредоточился. Итак, три этапа: создать, оживить, познакомиться.
Первым появился кот. В меру пушистый, жёлтый в коричневую полоску, с длинным хвостом и шикарными усищами. Полюбовавшись на него, Кон отошёл немного в сторону. Пёс получился огромным и тёмным, почти чёрным. Уши торчком, мощная грудь и большие печальные глаза.
Так, кто теперь? Лошадей Кон побаивался. Может быть, пони? Или ослик, серый от длинных повисших ушей до кончиков копыт, на хвостике кисточка.
Кон поочередно дотронулся до кота, пса, ослика — те зашевелились, заозирались и, наконец, уставились на него.
— Здравствуйте. Меня зовут Кон. А как зовут вас?
— Василий Иванович, — скромно представился кот и лизнул лапу.
— Клык! — пёс помахал хвостом и улыбнулся, обнажив страшноватые зубы.
— Ослик.
— Понятно, что ослик, а имя у тебя какое?
— Это и есть имя, — потупился Ослик.
— А я — Ёж!
— Кто? — Кон присмотрелся к маленькому колючему остороносому зверьку, появившемуся неизвестно откуда, — Но я же тебя не...
— Конечно, ты меня не. Я сам по себе. Мне уйти?
— Что ты, нет, оставайся. Чем займёмся? — спросил Кон новых друзей.
— Ужином, конечно, — фыркнул Ёж.
Кон сосредоточился. Перед Осликом появился тазик с оранжевой морковкой, перед Клыком миска с мясом, перед Василием Ивановичем блюдце со свежей сметаной.
— А ты что обычно предпочитаешь?
— Всё, — скромно ответил Ёж.
— Бутерброд с колбасой будешь?
— Буду.
На следующий день Кон решил показать новым друзьям свой лес. Это был не совсем обычный лес, в свое время Кон хорошо потрудился над его созданием. Строго говоря, это был вовсе и не лес, потому что там можно было набрести и на тундру, и на тайгу, на пустыню и саванну, оказаться в джунглях, на мшистом болоте или альпийском лугу.
Шествие возглавлял Василий Иванович, за ним следовали Кон с Клыком, далее Ослик. Ёж мельтешил, возникая то спереди, то сзади, то справа, то слева. Когда тропа уперлась в поляну, сделали привал.
Кот прислушался. Недалеко в камышах раздавались шорох и шуршание.
— Я пойду посмотрю?
— Конечно.
— Тогда я — туда, — сказал Клык и углубился в чащу, не дожидаясь ответа.
— А можно и мне? — спросил Ослик и мотнул головой в сторону, откуда раздавался неуёмный щебет, — птичек послушать.
— Иди, иди, — разрешил Кон и развалился на мягкой траве.
Впрочем, отдыхал он недолго.
— Помоги нам, — кот, пёс и ослик стояли рядом, и выглядели довольно грустно.
— Что случилось?
— Понимаешь, там, в камышах, живут коты, веселые такие. Но меня гонят.
— Ясно, — Кон погладил Василия Ивановича, и шерстка того стала жестче и светлей, хвост удлиннился, на ушах появились кисточки, — теперь иди, всё будет хорошо. Тебя тоже прогнали? — он обернулся к Клыку.
— Прогнали. Большие серые собаки.
— Это волки, — Кон дотронулся до пса, и шкура того стала серой, а хвост перестал вилять, — беги к ним. А ты кого встретил? — Кон обернулся к Ослику.
— Лошадки. Красивые, полосатые.
Одно прикосновение — и перед Коном появилась зебра, только глаза в длинных черных ресницах остались грустными. Оглядев себя, Ослик, весьма довольный, отправился к новым знакомым.
— Дорогу домой найдёте?
— Найдём, — донеслось с разных сторон.
Вечером Кон вышел на крыльцо. Из темноты возник Ёж.
— Как думаешь, они вернутся?
— Вряд ли.
— Что же делать?
— Ужинать, конечно.
— А ты почему остался? Неужели только из-за ужина?
— Остался, потому что остался. И ужин твой тут не при чём, — гордо объяснил Ёж, — тащи свой бутерброд.
3. О морях, девушках и о чем-то еще
Девчонка появилась неожиданно. Только что никого не было, и вдруг — шорох. Кон обернулся и увидел её.
— Привет.
— Привет.
Стоптанные тапочки, джинсы, футболка, рюкзачок. Ничего особенного. Она заозиралась, удивленно и внимательно разглядывая дом, сад, лес. . .
— Ты отшельник?
— Нет, конечно, с чего ты взяла.
— А за домом так же красиво?
— За домом обычный пустырь. Не решил пока, что там будет. А ты? Просто гуляешь или куда-то идёшь?
— Совмещаю, — девчонка хихикнула, и Кон удивился, насколько даже кривая улыбка может изменить лицо, — иду куда глаза глядят, хорошо бы на море наткнуться.
— Ты когда-нибудь уже натыкалась на море? Какое оно?
— Два раза. Одно было тёплое, голубое, прозрачное. Огромное, до горизонта и дальше. На берегу песок и камешки. Волны накатывали и убегали. Другое — холодное, серое. Оно сливалось с серым небом. Ветер гнал барашки. Там были камни, на некоторых удобно сидеть.
Кон прикрыл глаза, представил картинку.
— Идём за дом?
— На пустырь?
— Увидишь.
Девчонка послушно пошла следом. Кон раздвинул заросли акаций, и они оказались на берегу моря. Мелкий жёлтый песок, огромные серые камни, голубые волны, несущие лёгкие белые барашки.
— Вот это да!
Девчонка скинула тапочки и пошла по кромке прибоя. Море неторопливо слизывало отпечатки ног. Она зашла поглубже, набрала пригоршню воды, умыла лицо и засмеялась.
— Солёная!
Вышла на берег, забралась на плоский камень и огляделась.
— Странно, чаек нет.
Кон ткнул пальцем в небо, и там мгновенно раскинули крылья несколько белых птиц.
— А рыбки в море есть?
— Конечно. И рыбы, и медузы, и рапаны. А вон там, смотри.
— Дельфины!
— Да. Они покажут тебе, где растут кораллы, и спасут, если далеко заплывёшь.
— Хорошо тут. Я побуду ещё, а ты иди, если какие-то дела.
Кон вернулся в дом и начал накрывать стол. Персики, виноград, арбуз, шоколадные конфеты. Что ещё любят девчонки? На всякий случай достал колбасу, помидоры, поставил на плиту сковородку с картошкой и грибами.
Она пришла, когда уже начало темнеть, подсела к столу.
— Как много еды! Я и правда проголодалась.
Оказалось, что девчонки предпочитают персикам колбасу и жареную картошку.
— Ты волшебник?
— Не совсем.
— Можно у тебя переночевать?
— Конечно. Живи сколько хочешь. Завтра лес покажу.
— Нет, я завтра утром пойду дальше, к морю.
— Разве это море плохое?
— Хорошее. Оно слишком хорошее, чтобы быть настоящим. Понимаешь?
— Нет, — честно ответил Кон.
— Ну, оно не меняется. А настоящее — оно живое, оно дышит, светится и говорит разными голосами. У тебя получился отличный, просто замечательный бассейн. Или аквариум. Или дельфинариум. Я буду к тебе иногда заходить, можно?
— Можно. А если тебе вдруг понадобятся чайки или камни, жареная картошка или ещё какая-нибудь мелочь, дай мне знать.
Утром Кон проснулся рано. Очень рано. Но девчонки уже не было. Он зашел за дом. Море накатывало на берег ровными голубыми волнами.
Тут он понял, что забыл спросить у девчонки имя. Как же теперь назвать этот бассейн?
— Она! — крикнул Кон и услышал со стороны моря вздох.
4. О дорогах и встречах
Кон чувствовал себя странно. Ничего не случилось, но непонятно откуда взявшаяся тревога давила и будоражила. Он долго плавал в море, потом бегал по лесу — подправлял, лечил, сращивал, мирил, осушал. Устал, но тревога не улеглась.
— Маешься? — вздохнул Ёж.
— Маюсь, — согласился Кон.
— А ты ложись спать. Не зря говорят, что утро мудреней.
Действительно, утром Кон точно знал, что делать. Идти. Зачем? Не важно. Куда? От дома вели две дороги — на восток и на запад. Кон выбрал ту, что на запад. Если идти на закат, то день удлиннится, и можно успеть увидеть больше.
Кон нарезал бутерброды с колбасой, выложил их на блюдо, поставил блюдо на крыльцо.
— Это тебе. На пару дней хватит.
Еж повёл носом и уставился вопросительно.
— Не грусти. Бутерброды закончатся, зато яблок вон сколько, — Кон щёлкнул пальцами, и красные тугие плоды осыпались на траву, — и в лесу есть, чем поживиться, — грибы, ягоды всякие.
Ёж согласно покивал головой.
— Иди, не волнуйся, я не пропаду.
Если бы Кон оглянулся, то наверняка заметил бы, что Ёж все-таки грустит. Но он не оглянулся.
Через несколько часов дорога озадачила. Она разветвилась. Кон остановился на развилке и начал думать. С одной стороны, можно довериться дороге, закрыть глаза и идти, куда она поведет. Но с закрытыми глазами ничего не увидишь. С другой стороны, можно выбирать дорогу самому. Но для этого нужно следовать какому-то правилу. И правило тут же явилось — сворачивать всегда на юг. Юг — и всё, и никаких мыслей о тёплых морях, о девчонках, ушедших к этим морям, короче, ни о чём, только юг.
К вечеру четвертого дня пути впереди замаячили дома. Засмотревшись на красные крыши и золотые купола, освещённые лучами заходящего солнца, Кон чуть не пропустил тропу, уходящую строго на юг.
За низкими ягодными кустами начался сосновый лес. Справа вдали появились скалы. Терпко пахло хвоёй, тёплой корой, мхом и брусникой.
Тропа приблизилась к скале и уперлась в травянистую поляну. Кон остановился, осмотрелся.
Две козочки, привязанные к колышку, щипали траву. На краю поляны две ухоженные грядки зеленели картофельной ботвой, укропом и чем-то ещё. В стороне две яблони радовали глаз крупными красными плодами. Широкая доска, прислонённая к скале, вдруг поехала в сторону и оказалась дверью. В проёме стоял человек. Седые волосы, морщины, но не старик. Человек посторонился.
— Заходи.
Внутри пещера оказалась просторной и одновременно уютной. В центре её горел очаг. Четыре табуретки окружили стол с двумя свечами. Вдоль одной стены выстроились стеллажи с глиняной посудой, инструментами и всякой всячиной. Напротив — два топчана с подушками и одеялами.
— Почему у тебя всего по два?
— А ты как думаешь? — улыбнулся человек.
Он заходил по пещере, выставляя на стол картошку, яблоки, кувшин с молоком, кругляш сыра, кувшин с водой, пряники.
— Эй, откуда у тебя пряники?
— Ко мне часто заходят. Путники, как ты, и соседи — тут городок недалеко. Некоторые не с пустыми руками.
Кон засмущался, полез в рюкзак и начал вынимать оттуда гостинцы: банку с чаем, коробку с бисквитами, буханку свежего хлеба, пакет с кофейными зёрнами... — а есть ли здесь мельница? — не факт — пакет с молотым кофе, плитку шоколада. Подумав, добавил спички, соль и свечи.
— Спасибо. Садись к столу.
Ужинали сначала молча, но постепенно разговорились. Кон сам не заметил, как разоткровенничался, рассказал о своих способностях, о доме, лесе и море. И о девчонке, ушедшей к настоящему морю.
— Она не к морю ушла. Понимаешь, у каждого человека свои дороги. Они разные. И пока он их не исходит, не сможет остановиться.
— Она вернётся?
— Может быть.
— А у тебя есть дороги?
— Конечно. Но я их прошёл. И поставил точку. Зато у тебя впереди много дорог. Не бойся их. Главное — постарайся не оставлять позади долгов.
Утром Кон проснулся и обнаружил, что он в пещере один. Подложив дров в тлеющий камин, вышел на поляну. Роса еще не сошла. Кон разулся и пошел босиком по холодной мокрой траве. Над лесом медленно вставало солнце, и в его лучах росинки искрились ярче и ярче. На душе было спокойно и радостно, будто Кон принял важное решение. Хотелось совершить что-то хорошее, но что?
Оглядевшись, Кон принялся за работу. Он немного расширил границы поляны. Вместо двух яблонь появился целый сад. Рядом с грядками выросла теплица. А небольшое стадо козочек обживало загон, огороженный плетнём.
— Ты хорошо потрудился.
Человек неслышно появился сзади. В руке у него было лукошко со спелой лесной малиной. Он протянул лукошко Кону.
— Возьми.
— Спасибо. Скажи, что для тебя сделать. Хочешь родник? Или озеро. Или веселый ручей. Кофейное дерево или нетающую ледяную горку.
— Есть одно желание. Только не обижайся. Верни всё так, как было.
— Но...
— Мне не нужно лишнего. А то, что нужно, у меня есть.
— Тогда сделаем так.
Кон убрал теплицу, но не стал уничтожать яблони и коз, а перенёс их к границе города — авось, кому-то пригодятся.
— Можно к тебе как-нибудь зайти?
— Конечно. В любое время. Куда ты теперь? К морю?
— Возможно, но потом. А теперь домой. У меня там Ёж некормленый.
5. О городе
На этот раз Кон решил пойти по восточной дороге. На самом деле, это была одна дорога, которая шла мимо его дома то ли с востока на запад, то ли с запада на восток. С дорогами всегда так — пока не пойдешь по ней, не узнаешь, куда она приведёт.
Кон сидел на крыльце и размышлял, что взять с собой. Он положил в рюкзак бутылку родниковой воды, несколько яблок из сада (на случай, если захочется домашнего), но места оставалось ещё довольно много. Рядом сидел Ёж и тоже о чем-то размышлял. Жаль будет опять с ним расставаться. А может...
— Может, пойдёшь со мной?
— Поеду, — буркнул Ёж и деловито полез в рюкзак, — подушку дай, а то на яблоках не очень удобно.
Кон ухмыльнулся, сбегал за подушкой, Ёж завозился, устраиваясь. Прикрыв дверь и забросив рюкзак на плечо ("Эй, поаккуратней, не дрова несёшь", — проворчал рюкзак голосом Ежа), Кон двинулся в путь.
Дорога вела себя хорошо — почти не сворачивала в стороны, а на развилках предлагала более или менее восточный вариант.
На четвертый день вдали показалось что-то большое и тёмное.
— Гора, — удивился Кон, — и туча над ней странная, будто живая.
— Вонючая, — проворчал Ёж, когда они приблизились, — зато город рядом.
Действительно, миновав гору, дорога входила в огромную каменную арку, украшенную башенками и надписью "Город З. Добро пожаловать!"
— Свалка. Городская свалка.
— С этим нужно что-то делать, — заявил Ёж.
Кон сосредоточился. Улетучил тучу кричащих птиц. Убрал вонь. Аннигилировал гору. На освободившейся площадке водрузил бетонную коробку размером с трёхэтажный дом с большим открытым подъездом, в который с легкостью поместился бы БелАЗ.
— Симпатичная избушка. А кто в ней живет? — фыркнул Ёж.
— Никто. Там сплошная автоматика. Это завод по уничтожению мусора. Безотходный.
— Но безотходных ещё вроде как не изобрели, — усомнился Ёж.
— Только что на твоих глазах изобрели первый.
Кон подвёл широкую дорогу к подъезду, вокруг завода посадил траву, из которой светились полевые гвоздики, колокольчики и одуванчики.
— Хорошая лужайка, — одобрил Ёж, — а заводик какой-то печальный.
— Сейчас мы его развеселим.
Кон оценивающе прищурил глаз, и серый бетон покрылся радостной голубой краской.
Город принял путников не нарядно. Пыльные газончики, низкие зданьица, разбитый асфальт. Остановился трамвай. Кон запрыгнул в него, устроился у окна и внимательно уставился на проплывающие пейзажи. Вагон катился, люди входили и выходили, кондуктор объявлял остановки: "Завод", "Склады", "Депо", "Склады", "Завод"... Кон спохватился, когда пейзаж начал повторяться, и вышел.
— Обычное городское трамвайное кольцо, — объяснил он Ежу, — в центр придётся идти пешком, а то ещё в какое-нибудь кольцо вляпаемся.
Дома постепенно вырастали, обрастали архитектурными излишествами, появлялись вазоны с цветами, парки, афиши, яркие витрины. Посреди центральной площади стоял памятник грустному длинноносому человеку. "Поэт, наверное", — подумал Кон, а Ёж в рюкзаке согласно кивнул.
Кон подошёл к небольшому скоплению народа, откуда звучала музыка. Обычное уличное трио — гитара, скрипка и флейта. Девчонка, игравшая на гитаре, пела:
Нёсся по городу ветреный вальс:
раз-два-три, раз-два-три, раз...
Вздрогнул и ожил бумажный комок,
выпрямил руку и вытянул ногу,
встал и запрыгал, кружась по дороге,
весело, как неуклюжий щенок.
Рядом с киоском — прозрачный пакет,
взвился подол невесомого платья.
— Не откажите! — Согласна, согласна!
Раз-два-три, раз-два-три и пируэт.
Гитара немного дребезжала. Кон подправил звук, девчонка улыбнулась, не прерывая песню.
Странное дело: под ветром с дождём
вечер казался пустынным и грустным.
В нежном порыве танцующий мусор
радостно жил, хоть и был обречён.
Чуть позавидовав этим двоим,
мимо прошла я, совсем не танцуя.
Капли дождя — облаков поцелуи —
влажно ложились на щёки мои.
Кон обошёл площадь, устроился на скамейке под деревом и принялся разглядывать публику: дети с родителями, влюблённые парочки, пожилые люди... На него никто не обращал внимания.
— Тебе не кажется, что мы — невидимки? — спросил он Ежа через некоторое время. — Никто не смотрит, не садится рядом, хотя место свободно, а другие скамейки все заняты.
— Сейчас проверим, — Ёж вылез из рюкзака.
- Мам, смотри, ёжик! Настоящий! — какой-то малыш протянул руки, пытаясь схватить зверушку, но Кон опередил его и быстро запихал Ежа в рюкзак — мало ли что.
Когда совсем стемнело и народа на площади почти не осталось, Кон встал со скамейки.
— Мне не нравится город.
— Это ты ему не нравишься.
— Пойдём отсюда?
— Есть хочу, — признался Ёж, — очень.
На боковой улице обнаружилась таверна. Хозяйка, зевая, принесла жбан холодного пива, теплый пахнущий хлеб и приняла заказ. Кон отрезал ломоть, налил в тарелку пива и придвинул Ежу.
— Ой, а у нас с домашними животными нельзя.
— Это я-то — домашнее животное? — обиделся Ёж.
— Извините, — сказала оторопевшая хозяйка. — Если вам что-нибудь ещё понадобится, только скажите.
— Нам ночевать негде, — поймал её на слове Кон. — Но мы можем и на улице.
— Зачем же на улице? Здесь есть прекрасная комната, я вас провожу туда после ужина.
Кон улыбнулся, а Ёж покосился на него подозрительно и принялся за горбушку.
Утренние люди оказались непохожи на вечерних — они спешили. Но теперь они видели Кона, смотрели на него, а некоторые даже улыбались.
— Хороший город, он мне нравится, — признался Кон.
— Да, — согласился Ёж, но домой всё-таки хочется.
— Да, пора.
Кон сориентировался и пошёл в сторону Западных ворот. Шёл долго, пока не обнаружил себя на центральной площади.
— Надо же, заблудился, — удивился он.
Следующая попытка выйти из города закончилась тем же. И следующая тоже.
— Всё ясно, — заключил Еж, — ты понравился городу, он тебя принял и не хочет отпускать.
— Что же делать?
— Положись на меня.
Ёж семенил по улицам, а Кон послушно шел за ним. Так они добрались до ворот и вышли из города.
— Ну всё, дальше сам, — уставший Ёж полез в рюкзак, — здесь его магия не действует.
— Магия? Вот оно что. Скажи ещё, что он живой.
— А ты не заметил, — съехидничал Ёж.
Заводик стоял на месте. На траве у подъезда возвышались кучки мусора.
— Эх, люди...
— Они привыкнут. Люди ко всему привыкают. Даже к хорошему.
Из пасти льва
струя не журчит и не слышно рыка.
Гиацинты цветут. Ни свистка, ни крика,
никаких голосов. Неподвижна листва.
И чужда обстановка сия для столь грозного лика,
и нова.
Пересохли уста,
и гортань проржавела: металл не вечен.
Просто кем-нибудь наглухо кран заверчен,
хоронящийся в кущах, в конце хвоста,
и крапива опутала вентиль. Спускается вечер;
из куста
сонм теней
выбегает к фонтану, как львы из чащи.
Окружают сородича, спящего в центре чаши,
перепрыгнув барьер, начинают носиться в ней,
лижут морду и лапы вождя своего. И, чем чаще,
тем темней
грозный облик. И вот
наконец он сливается с ними и резко
оживает и прыгает вниз. И все общество резво
убегает во тьму. Небосвод
прячет звезды за тучу, и мыслящий трезво
назовет
похищенье вождя -
так как первые капли блестят на скамейке -
назовет похищенье вождя приближеньем дождя.
Дождь спускает на землю косые линейки,
строя в воздухе сеть или клетку для львиной семейки
без узла и гвоздя.
Теплый
дождь
моросит.
Как и льву, им гортань
не остудишь.
Ты не будешь любим и забыт не будешь.
И тебя в поздний час из земли воскресит,
если чудищем был ты, компания чудищ.
Разгласит
твой побег
дождь и снег.
И, не склонный к простуде,
все равно ты вернешься в сей мир на ночлег.
Ибо нет одиночества больше, чем память о чуде.
Так в тюрьму возвращаются в ней побывавшие люди
и голубки - в ковчег.
1967
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
