- У нас проблема, - сказал старший юрисконсульт Дедушкин, - до начала новогоднего корпоратива полчаса, а центрального номера самодеятельности до сих пор ещё нет. Все срочно думаем и тут же предлагаем!
- А чего тут думать-то? – удивилась бухгалтер Лисицына, незамужняя женщина с твёрдым характером, - Четверых мужиков одеваем в балетные пачки, включаем «Танец маленьких лебедей», и пусть вытворяют, что хотят. Это будет и смешно, и оригинально.
- Насчёт «оригинально» согласен, - подтвердил нотариус Медведев, - на прошлом корпоративе этого номера не было. Десять лет без сбоев, а на прошлом – почему-то нет!
- В самом деле не помнишь? – удивился помощник юриста Зайцев. – Он был в программе, но к тому времени, когда до него дошла очередь, трое из лебедей уже не могли стоять на ногах, поэтому спешно произвели замену на танец «Умирающий лебедь». Ты же сам и исполнял!
- А что, плохо станцевал, что ли? – обиделся Медведев. – Скажешь, не похоже на умирающего лебедя было?
- Похоже, похоже, - успокоил его юрист по налогам Волков. – Правда, не во время самого танца, а немного позже, когда ты так напился, что пришлось «Скорую» вызывать.
- Стоп! – вмешался кадровик Колобков. – Уже двадцать минут осталось, а вы всё «дела минувших дней» вспоминаете! В общем, я предлагаю так: раз на прошлом корпоративе «Лебедей» не было, значит, можно считать это хорошо забытым старым. Пачки лежат в архиве, фонограмма есть…
- Нет! – со сверкающими глазёнками возбуждённо выпалила молоденькая секретарша Бабкина. – У меня идея! Смотрите: Дедушкин, Бабкина, Колобков, Зайцев, Волков, Медведев, Лисицына – это же всё персонажи сказки «Колобок»! Представляете, какая прелесть: никаких костюмов не надо! Входит, допустим, Медведев – и сразу ясно, что это Колобок не с Зайцем встретился! И даже Сказочник у нас есть! – она посмотрела на сисадмина Перова, - Саш, у тебя ведь фамилия почти Перро! Правда, эту сказку не он написал, но, по-моему, всё равно прикольно получается!
- А что, неплохая идея! – оживилась Лисицына. – Я как раз сегодня в оранжевом платье буду.
- Плохо я эту сказку помню, - пробормотал Колобков. – Смутно очень. Что-то там «Жучка за Внучку, Внучка за Бабку»…
- Это «Репка», - авторитетно заявил Дедушкин. – Мы её как-то ставили, я Внучку играл. А что не помнишь – так и неважно! Классический вариант никому не нужен – в детстве от родителей наслушались. Давайте так: пусть каждый несёт отсебятину, остальные слушают и тоже чего-то своё говорят. Но только чтобы по смыслу совпадало!
- Жалко, что у Бабкиной фамилия не Колобкова, - доверительно шепнул Волков Зайцеву, косясь на грудь секретарши, - Уж я бы её съел! Как ты думаешь, у неё третий размер или четвёртый?
- Отстань, - отмахнулся Зайцев. – Кстати, Бабкина, если ты выйдешь вот в этой вот коротенькой юбчоночке, народу трудно будет представить, что ты – Бабка!
- Я для корпоратива другую принесла, - как-то подозрительно сверкая глазками, сказала секретарша. - Ну, давайте уже композицию обсуждать: десять минут осталось!
Корпоратив начался традиционно. Сидели за столами в зале совещаний, слушали речь директора, нетерпеливо косясь на наполненные бокалы и стопки, потом пили, руководствуясь принципом «между первой и второй», молча закусывали, шумно танцевали.
К исходу часа никто из артистов про сказку уже и не вспоминал, но тут директор громогласно спросил:
- А что, концертного номера сегодня не будет?
- Ну, как же, Иван Дмитриевич! – встрепенулся Дедушкин. – Через пять минут начнём.
И строго посмотрел на тут же приунывших мастеров сцены. Те дружно вздохнули, торопливо налили себе из бутылок, не закусывая выпили и обречённо потащились к выходу.
Через пять минут в зале появился Дедушкин.
- Друзья, - сказал он, - попрошу вас отвернуться, чтобы мы смогли приготовить необходимый реквизит.
Все члены коллектива честно отвернулись к стене и терпеливо ждали, пока у них за спинами что-то протаскивали по полу и чем-то звенели.
- Можно поворачиваться! – крикнул Дедушкин.
Зрители повернулись и увидели, что посреди пустого пространства, символизирующего сцену, стоит большой двухтумбовый стол, а на нём тарелка с блинами и бутылка из-под шампанского. Несколько в стороне стояли соединённые между собой три стула, на которых в «диванной» позе возлежал Дедушкин.
Тут же вошёл сисадмин Саша с плафоном на голове, что, по замыслу творческого коллектива, должно было изображать колпак Сказочника. На плафоне фломастером было написано «Перро».
Народ засмеялся и зааплодировал, оценив юмор ситуации.
Саша начал:
- Жили-были дед (он показал рукой на Дедушкина) да баба…
В зал вплыла Бабкина. Она не обманула: юбка на ней действительно была другая, сантиметров на десять короче рабочей. Больше слов у Саши до самого конца пьесы не было, и он радостно направился к столу, на ходу снимая колпак, сел и тут же выпил.
- А что мой дедулечка такой грустный? - сложив губки трубочкой, нежно пропела Бабкина, присаживаясь на корточки перед Дедушкиным и поглаживая его по волосам. - Что мой дедулечка хочет?
Но Дедушкин не принял фривольного тона, потому как за вторым столиком справа сидела его жена, и глаза её поблескивали недобрым огнём, а выражение лица не обещало Дедушкину ничего хорошего.
- Ты… это… вот что, Бабка, - сказал он, отстраняясь, - давай-ка по сусекам поскреби, по амбарам помети и испеки мне Колобок.
- Сейчас, мой хороший!
Бабкина чмокнула губами, изображая поцелуй, поднялась и пошла к столу, покачивая бёдрами. Реакция мужской части коллектива не заставила себя ждать: все громко захлопали, засвистели и даже заулюлюкали. Вдохновлённая такой реакцией, Бабкина не удержалась: нашла глазами сисадмина Сашу и торжествующе ему ухмыльнулась. Затем взяла из тарелки блин, шлёпнула его на стол и стала раскатывать бутылкой из-под шампанского.
Бабкина была длинноногой девушкой, а стол не очень высок, поэтому всем было видно, как из-под стола высунулась мужская рука и ухватила Бабкину за ляжку.
- Ай, - взвизгнула Бабкина, отпрыгивая. – Ну, и гад же вы, Николай Андреевич! – возмущённо сказала она и пнула ногой под стол.
На том спектакль и закончился. Из-за столика с одеревеневшим лицом поднимался сисадмин Саша, сжимая в руке горлышко бутылки с вином. Все дружно бросились к нему и стали уговаривать, успокаивать… Поднялся невообразимый невнятный гул, из которого изредка прорывался рык Саши «А чего он?»
В конце концов, мужчины, цепко держа Сашу, повели его на улицу покурить и успокоиться. Оставшиеся с облегчением вздохнули, и тут из-под стола вылез побледневший Колобков.
Директор знаком подозвал его к себе.
- Я думаю, Николай Андреевич, - сказал он, глядя в сторону от Колобкова, - вам лучше уйти. Да и для вас так безопаснее: сейчас Сашу успокоят, но долго это не продлится.
- Конечно, конечно, Иван Дмитриевич, - пролепетал вконец уничтоженный Колобков, - прямо сейчас одеваюсь и ухожу!
Стараясь не смотреть никому в глаза, он прошмыгнул к выходу. Сзади донеслась чья-то негромкая реплика:
- Ну вот, трезвый – адекватный вроде бы человек, а как напьётся, обязательно чего-нибудь вытворит!
За дверью его поджидал Зайцев.
- Ну, и мразь же ты, Колобков! – зло прошипел он. – Ты что, забыл, сколько тебе лет? А рожу свою в зеркало когда в последний раз видел? Что же ты к молоденькой девчонке-то лезешь? Да ещё так по-хамски! – он ухватил его за воротник рубашки. – Пойдём, я тебе морду набью, чтобы мои слова до тебя лучше дошли!
- Не бей меня, Зайцев! – испугался Колобков. – А я тебе за это в трудовую книжку министерскую благодарность внесу! У меня и печать нужная есть, так что всё будет тип-топ!
Зайцев задумался.
Успокоившийся Колобков мягко разжал его руку, высвободил воротник и пошёл к своему кабинету за одеждой.
Возле самой двери он встретился с Волковым.
- Гнида ты, Колобков! – сказал тот, замахиваясь для удара.
«От Зайцева ушёл – и от Волкова уйду», - подумал Колобков и выставил вперёд ладонь правой руки.
- Не бей меня, Волков, - сказал он, - а я тебе за это во все документы запись сделаю, что ты курсы повышения квалификации прошёл. Ты же в этом году аттестуешься на должность - курсы тебе пройти необходимо.
Волков застыл прямо на замахе, немного подумал и, уступив Колобкову дорогу, сделал той же рукой приглашающий жест в сторону кабинета.
- Спасибо, спасибо, - небрежно покивал ему Колобков, отпирая дверь.
Но одеться он не успел: распахнулась дверь, и в кабинет влетел Медведев.
- Ты что, мерзавец, вытворяешь? – грозно спросил он. – Ну, уж нет, я видел, от Зайцева с Волковым ты ушёл, а от меня не уйдёшь!
Но Колобков на него даже не посмотрел.
- Не бей меня, Медведев, - сказал он, глядя в зеркало и причесываясь, - нельзя тебе. В прошлый раз тебя полиция не забрала – в этот раз заберёт обязательно. Тем более, что бумагу на тебя они тогда оформили. Так что загремишь ты, Медведев, по полной программе. Значит, и карьере твоей конец: кому нужен нотариус с такой репутацией?
Он повернулся к растерявшемуся Медведеву.
- Ну, давай выходи, - нетерпеливо сказал он, - мне кабинет закрывать надо.
Медведев скис и понуро направился в сторону зала.
А там, наконец-то, царило безудержное веселье. Гремела музыка, и народ, хлопнув предварительно очередные порции спиртного, воодушевлённо танцевал что-то быстрое.
Бабкина танцевала с сисадмином Сашей.
- Видел, как я ему врезала! – перекрикивая музыку, похвасталась она, наклонившись к Саше.
Саша тут же снова вскипел и бросился в коридор так быстро, что никто не успел его задержать.
- Где он? –крикнул Саша, подбегая к вахтёру.
Тот был явно в курсе произошедших событий.
- Успокойся, Сашок, ты отмщён! Колобкова сама жизнь наказала! Его Лисицына на такси увезла – к себе домой. Ох, хитрая! Вам, говорит, домой никак нельзя: Сашка вас там обязательно найдёт. Поедемте ко мне, там вы будете в безопасности! – вахтёр расхохотался. – Ну, а Лисицыну мы хорошо знаем: живым от неё Колобков не уйдёт!
А иногда отец мне говорил,
что видит про утиную охоту
сны с продолженьем: лодка и двустволка.
И озеро, где каждый островок
ему знаком. Он говорил: не видел
я озера такого наяву
прозрачного, какая там охота! —
представь себе... А впрочем, что ты знаешь
про наши про охотничьи дела!
Скучая, я вставал из-за стола
и шел читать какого-нибудь Кафку,
жалеть себя и сочинять стихи
под Бродского, о том, что человек,
конечно, одиночество в квадрате,
нет, в кубе. Или нехотя звонил
замужней дуре, любящей стихи
под Бродского, а заодно меня —
какой-то экзотической любовью.
Прощай, любовь! Прошло десятилетье.
Ты подурнела, я похорошел,
и снов моих ты больше не хозяйка.
Я за отца досматриваю сны:
прозрачным этим озером блуждаю
на лодочке дюралевой с двустволкой,
любовно огибаю камыши,
чучела расставляю, маскируюсь
и жду, и не промахиваюсь, точно
стреляю, что сомнительно для сна.
Что, повторюсь, сомнительно для сна,
но это только сон и не иначе,
я понимаю это до конца.
И всякий раз, не повстречав отца,
я просыпаюсь, оттого что плачу.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
