Когда мы с внуком вернулись домой, дочь встретила нас не так, как обычно. Она лучилась от счастья, ее рот, как ни старалась, растягивался почти от уха до уха. И пахло пирогами. Сногсшибательный запах, который в нашей семье всегда является катализатором к примирению. Ага, еще не успели поссориться, а проводник добра (так мы называем пироги) уже источает флюиды со стола. Неспроста, однако, неспроста… И я заранее выставила невидимый щит.
— А что это Муська у нас такая злая и недовольная? — затараторила Катька, раздевая сына. — Глазками сверкает, молниями всех протыкает. Давай, Санечка, сделаем бабушке «чи-и-и-и-из…». Бабушка тоже улыбнется и перестанет колебать воздух своим зверским настроением. — Дочь показала мне язык и потащила Саньку в детскую.
Я не могу долго дуться. Да и ситуация требовала объяснений. Выждав для приличия полчаса, призвала дочь к ответу.
— А что я такого сделала? Ну да, винюсь, парк выбран не случайно. — Катькины глаза смеялись, а на лице не дрогнул ни один мускул. — Я про твоего Василия уже давным-давно все разузнала. Интернет — великая сила.
— Моего?.. — я чуть дара речи не лишилась. Дело принимало какой-то запутанный оборот.
— Ну, ты, мать, даешь! А чей же он?
— Мне кажется, — твой… Он разве не тот самый спонсор?.. Не Санькин отец?
Дочь стала судорожно хохотать и кататься по дивану. Она завывала, дрыгала ногами, хваталась за живот, приговаривая: «Ой, не могу… папочка… держите меня четверо…».
Закончив представление, Катька уже с серьезной миной произнесла:
— Успокойся, Василий не является биологическим отцом Саньки… Как ты вообще могла представить вместе меня и старого дядьку? — воскликнула дочь, но, увидев мою мгновенную реакцию, поспешно добавила: — Старый, конечно же, — для меня. Все, все! Глаза-то не пучь. Понимаешь, случайно все вышло… Ну да, да! Скверно. Но я ж не виновата в том, что твой Вася сам сочинил сказку про Санькино отцовство! Заметь: сам! Ой, только без рукоприкладства, пожалуйста! Невзначай и убить можно.
Это я запустила в нее первой попавшейся под руку вещью — игрушкой внука. Схватила еще две для острастки и нависла над дочерью.
— Правильно говорят: преступный путь начинается с бытовухи… Муся! Остановись, ты можешь закончить свою жизнь за решеткой. Убери оружие.
Эта маленькая дрянь еще и насмехалась надо мной. Можно было бы вспомнить старый дедовский способ, заголив Катькину пятую точку и отхлестав ремнем. Но сейчас меня волновало совсем другое.
— Что за ахинею ты несешь? Да как до такой нелепости можно додуматься?
— Винюсь, с моей подачи.
— Это каким же образом подают подобные горячие блюда?
— Как каким? Обычным. Я сказала, прости — соврала, что Санькина мать вовсе не… я, а ты. А твой олигарх поверил и растаял, как снежная баба по весне.
— Что-о-о-о-о?!..
— Прости, прости, прости, Мусечка. Я хотела как лучше. Старалась для тебя. Только ради тебя все это вранье. Я очень хочу, чтобы ты стала счастливой, — дочь умоляюще заглянула мне в глаза и, скромно потупившись, добавила: — И богатой…
— Приехали… — только и смогла вымолвить я.
Мне казалось, что с рождением Саньки дочь оставила затею с операцией «Охота на красивую жизнь». Но все было значительно хуже — даже беременность являлась частью безумного Катькиного плана. Немеркнущая идея любой ценой выдать мать замуж чудовищным образом реально воплотилась и была уже практически на финишной прямой. Коварству дочери не было предела. Ее вранье зашкаливало, штормило, как на картинах Айвазовского.
— Как твой язык повернулся, чтобы нагородить подобную чушь?! Как ты могла додуматься до такого кощунства?! А главное — зачем втягивать малыша в мерзость, гадость, ложь? — я ежедневно задавала Катьке эти вопросы.
— Ой, умоляю, маман… Ну соврала чуточку…
— И это ты называешь чуточкой?
— Если обман во благо, то его можно назвать добром, — поражала дочь своей невозмутимостью. — Я ж не виновата, что олигарх при знакомстве принял чересчур близко к сердцу мой рассказ.
— Еще бы! Бедная девочка, у которой мамаша на старости лет забеременела неизвестно от кого. И чтобы не стать посмешищем в глазах общества, мама с дочкой меняют место жительства и ведут затворнический образ жизни. А когда мамаша рожает младенца, дочь добровольно записывается в метрике мамой новорожденного. Дочь-героиня! Тьфу! Как Василий мог купиться на эту дешевую мыльную оперу? Не понимаю. Он же не глуп… Бред, бред и еще раз бред…
— Не бред, а здравая фантазия, — огрызалась моя упрямица.
— Да с такой фантазией тебе прямая дорога в ансамбль «Виртуозы Москвы» — без кастинга примут, ведь своим «бла-бла-бла» ты переплюнешь даже первую скрипку.
Я наотрез отказалась ездить в Воронцово. Наши стычки с Катькой приобрели постоянный характер. Баталии начинались сразу же после укладывания Саньки на балконе (такие вот теперь у нас стали прогулки). Мы орали друг на друга так, что срывали голоса. Бедные соседи! За что им-то наш кошмар?
Дочь продолжала упорствовать:
— Любаня, ты должна ответить Василию, он трезвонит в день по пятьдесят раз. Ладно ты не берешь трубку, а мне каково? Он же и меня терзает.
— А нечего было придумывать сказки! — парировала каждый раз я. — Не я ему давала наши телефоны. Предательница! Лгунишка!
— Подумаешь!.. — Катька в своей простоте, которая хуже воровства, была на самом деле бесподобна. — Я все продумала. До мелочей. Ты притворяешься, что ты мать Саньки. Это не трудно, все равно называешь его сыночкой. Василий женится на тебе. А после свадьбы мы открываем карты. Он добрый, он простит. Я уже досконально его изучила.
— Ну-ну… простит! Держи карман шире!
— Простит. Точно знаю. Потому что любит тебя. Он мне рассказал, что все это время искал нас. Но мы так заныкались, что даже его великий начальник службы безопасности не справился с задачей.
