Едем из райцентра в маршрутке. Две трети сентября на календаре Кубани, а жара стоит изо дня в день - за тридцать! У открытого окна в неслышных упругих воздушных струях – в уши мои вставлены проводные наушники - слушаю Айпод-плеер. Розенбаум надрывается в «Извозчике»:
Да не хлещи коня, ему же больно!..
У хутора Лебеди, где на повороте каменная остановка, маршрутка останавливается, берёт двух пассажиров. Снова трогается и тут же тормозит. Дорогу некстати переходит небольшое стадо медлительных коров, сопровождаемое пожилым пастухом с оголённым коричневокожим торсом. Я освобождаю от микрофона одно ухо.
Понимая свою нерасторопность и создание помехи автотранспорту, пастух рьяно лупит подконтрольную ему скотину длинным кнутом, нервно покрикивая на коров.
Водитель маршрутки, терпеливо наблюдающий за степенными животными, не выдерживает, высовывается в окно дверцы и кричит пастуху:
«Да не хлещи корову, ей же больно!», -
кричит так, будто слышит песню моего Айпода, и обыгрывает по теме строку из неё.
Именно это совпадение, а не виноватый вид пастуха, приводит меня в восторг, непонятный пассажирам и шофёру. Получившая удар бурёнка и нервный хуторской мужичок вприпрыжку освобождают нам путь. Маршрутка плавно трогается, струи воздуха набирают силу, врываясь в окно. И я, приятно ощущая упругую прохладу, не менее приятно думаю о том, как гармонично порой перетекают наши поэтические строки из жизни в песню и из песни в жизнь…
К дому по Бассейной, шестьдесят,
Подъезжает извозчик каждый день,
Чтоб везти комиссара в комиссариат -
Комиссару ходить лень.
Извозчик заснул, извозчик ждет,
И лошадь спит и жует,
И оба ждут, и оба спят:
Пора комиссару в комиссариат.
На подъезд выходит комиссар Зон,
К извозчику быстро подходит он,
Уже не молод, еще не стар,
На лице отвага, в глазах пожар -
Вот каков собой комиссар.
Он извозчика в бок и лошадь в бок
И сразу в пролетку скок.
Извозчик дернет возжей,
Лошадь дернет ногой,
Извозчик крикнет: "Ну!"
Лошадь поднимет ногу одну,
Поставит на земь опять,
Пролетка покатится вспять,
Извозчик щелкнет кнутом
И двинется в путь с трудом.
В пять часов извозчик едет домой,
Лошадь трусит усталой рысцой,
Сейчас он в чайной чаю попьет,
Лошадь сена пока пожует.
На дверях чайной - засов
И надпись: "Закрыто по случаю дров".
Извозчик вздохнул: "Ух, чертов стул!"
Почесал затылок и снова вздохнул.
Голодный извозчик едет домой,
Лошадь снова трусит усталой рысцой.
Наутро подъехал он в пасмурный день
К дому по Бассейной, шестьдесят,
Чтоб вести комиссара в комиссариат -
Комиссару ходить лень.
Извозчик уснул, извозчик ждет,
И лошадь спит и жует,
И оба ждут, и оба спят:
Пора комиссару в комиссариат.
На подъезд выходит комиссар Зон,
К извозчику быстро подходит он,
Извозчика в бок и лошадь в бок
И сразу в пролетку скок.
Но извозчик не дернул возжей,
Не дернула лошадь ногой.
Извозчик не крикнул: "Ну!"
Не подняла лошадь ногу одну,
Извозчик не щелкнул кнутом,
Не двинулись в путь с трудом.
Комиссар вскричал: "Что за черт!
Лошадь мертва, извозчик мертв!
Теперь пешком мне придется бежать,
На площадь Урицкого, пять".
Небесной дорогой голубой
Идет извозчик и лошадь ведет за собой.
Подходят они к райским дверям:
"Апостол Петр, отворите нам!"
Раздался голос святого Петра:
"А много вы сделали в жизни добра?"
- "Мы возили комиссара в комиссариат
Каждый день туда и назад,
Голодали мы тысячу триста пять дней,
Сжальтесь над лошадью бедной моей!
Хорошо и спокойно у вас в раю,
Впустите меня и лошадь мою!"
Апостол Петр отпер дверь,
На лошадь взглянул: "Ишь, тощий зверь!
Ну, так и быть, полезай!"
И вошли они в Божий рай.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
