|
Природа не терпит одиночества (Марк Туллий Цицерон)
Проза
Все произведения Избранное - Серебро Избранное - ЗолотоК списку произведений
из цикла "Змеиный узел" | Змеиный узел.Эпизод 2 | Прошу честно высказываться, понравился ли вам кусок, интересен ли, и имеет ли смысл для вас читать (а мне, соответственно писать) продолжение? | На улице накрапывал мелкий, но противный дождик. Слава уехал с оказией на совхозном автобусе в райцентр за материалами по пропавшим, а Андрей Иванович решил сходить пообедать. Взятый из дома «сухпай» подходил к концу, да и хотелось чего-нибудь горячего. Выйдя из общежития, он осмотрелся. Напротив здания зеленел сильно заросший лесок. С березы за следователем внимательно наблюдала галка. Видно было, что накрапывающий дождик ей совершенно нипочем. По мокрому асфальту, страдальчески глядя на туфли, он дошел до желто-коричневого здания столовой. Зайдя внутрь и оценив выбор блюд, поставил на разнос тарелку красного борща, тарелку гуляша с рисом и стакан компота.
– Это все? – спросила сидевшая на конце раздаточного стола крупная женщина в замызганном белом халате и чём-то, напоминающим чепчик, на голове.
– Да.
– Гуляш с рисом, борщ по-украински, компот. Хлеб будете брать?
– Можно пару кусочков, – подумав, согласился следователь.
– А талоны у вас есть?
– Какие еще талоны?
– Должны быть талоны на питание.
– А просто за деньги нельзя?
– Можно, но нужны талоны.
– У меня где-то есть продовольственные талоны, – полез в карман следователь.
– Продовольственные тут не пойдут. Нужны на обед талоны.
– Где их взять?
– Зайдите в контору, – кассирша махнула рукой в сторону окна, – вон то крыльцо. Там в бухгалтерии получите. Свой обед пока можете на разносе оставить – тут никто не возьмет.
Андрей Иванович вышел из столовой, перешел мокрый асфальт, едва не угодив в глубокую лужу, и по влажной траве подошел к конторе. Справа, перпендикулярно, стояло здание почты, перед которым была большая клумба, густо заросшая цикорием. Поднялся на кирпичное крыльцо, распахнутая дверь была подперта половинкой кирпича. Бухгалтерия скрывалась за второй дверью по правой стороне, окрашенной ярко-зеленой краской.
– Здравствуйте, – войдя в комнату, поздоровался он.
– Здравствуйте, Андрей Иванович, – дружно поздоровались пять женщин, сидевших за заваленными бумагами столами.
– Я хотел бы получить талоны на питание. К кому мне обратиться?
– Вообще, надо к главбуху, но она сейчас в отгулах… Сами понимаете, – сказала женщина с длинным носом и длинными черными волосами, которую следователь про себя окрестил «Гусыня».
– Точно, мать жертвы – главбух, – мелькнула в голове стремительная мысль.
– Понятно.
– В любом случае, вам надо к директору обратиться. Как выйдите из комнаты так увидите красную дверь – направо от нашей. Там его кабинет.
– Спасибо.
Выйдя, он прошел в указанную дверь. За ней оказалась небольшая приемная без окон, в которой сидела кудрявая секретарша и печатала на машинке. Вдоль стены напротив стояли три разнокалиберных стула для посетителей.
– Здравствуйте, – следователь поздоровался со странно знакомой секретаршей.
– Здравствуйте, – не отрываясь взглядом от документа, ответила секретарша и продолжила с силой стучать по клавишам.
Повисла пауза, прерываемая только сухим треском допотопного механизма и жужжанием лампы дневного света.
– Скажите, к директору можно?
– Вы по какому делу? Вам назначено?
– Нет, не назначено. Я, можно сказать, по личному делу.
– По личным вопросам прием в понедельник, с 13 до 14 часов.
– Скажите, а по-другому никак нельзя?
– По-другому? – она наконец подняла взгляд. – Вы же государственный человек, а предлагаете нарушить порядок.
Смущенный следователь опустил глаза, не зная, что сказать.
– А что вы хотели?
– Понимаете, я пошел в столовую… Хотел пообедать, а мне сказали, что без талонов нельзя.
– Правильно вам сказали! Без талонов нельзя. Идите в бухгалтерию и получите талоны.
– В бухгалтерии меня к директору направили.
– Правильно. Главбух готовится сына хоронить, ее нет – надо идти к директору.
– Вот я и пришел…
– Что вы там взяли? Гуляш, рис, компот и борщ?
– Откуда вы знаете?
– Я младшей поварихой там работаю, – захихикала кудрявая, – а тут на полставки секретарем совмещаю. Там приготовлю – сюда иду.
– Значит, пока я был в бухгалтерии, вы прошли сюда, поэтому я вас не видел?
– Да.
– То-то я смотрю, вроде как видел вас где-то.
– Просто пока вы обед выбирали, я в дверях кухни стояла.
– Точно, – засмеялся следователь.
К его смеху охотно присоединилась повар-секретарь.
– Так что мне с обедом делать?
– Вот, возьмите, – открыв ящик стола, она вынула и протянула пачечку талончиков, перетянутую резинкой, – пока вам хватит, а в понедельник придете на прием – я вас запишу, и договоритесь с Виктором Владимировичем.
– Спасибо вам большое.
– Меня Валентиной зовут. Вы же всех допрашивать будете? – заговорщицки понизила голос секретарша.
– Да, скорее всего. А что?
– Вы знаете, у нас же в столовой воруют…
– Воруют? И вы тоже?
– Я? Я помои свиньям беру… – покраснела Валентина, – а вот другие…другие и мясо и масло и крупы метут…
– Напишите в ОБХСС, в милицию. Я тут при чем?
– Вы же следствие ведет… Я вот тут подумала, а вдруг Андрей узнал о хищениях и хотел сообщить куда следует? О покойниках нельзя нехорошо говорить, но он баламут еще тот был… Вполне мог…Да и компания у него была…
– Вы думаете, за это могут убить с такой жестокостью?
– Мало ли… У нас старшая повариха та еще змея… Да и мужик ейный тоже зек бывший...
– А что насчет компании Андрея?
– Виталик этот с Витькой… Однажды мужа моего так довели, что он с топором за ними гонялся.
– А что случилось?
– Он ворота дома делал, а эти шалопаи скакали вокруг как козлы и дразнили его. Он у меня невысокий и очень сильно переживает из-за этого. А они все кричали: «Корявый! Корявый!», он и не выдержал… А так-то он у меня хороший. А еще Андрей с Виталиком раз учудили в детстве. Взяли и в школе гвозди из половой доски вытащили. Тогда у нас школа в этом здании размещалась. Сразу три класса в одной комнате учились. Так вот, они гвозди вынули, и доска незакрепленная лежала. Вера Андреевна – мать Андрюхи, зачем-то зашла в класс, наступила на конец доски, провалилась под пол и поломала ногу!
– Ничего себе!
– Вот-вот. Шкода был страшный, да еще Виталик этот малахольный его науськивал. Андреевы, они же приезжие…
– Да, я знаю. Семь лет?
– Все равно еще не совсем свои, вы же понимаете… Да и честно сказать, странные они какие-то…
– Например?
– Например, у них младший сын постоянно под столом сидит и подслушивает.
– Да, странно. Спасибо за информацию, я проверю. Валентина, что еще можете по этому делу сказать?
– Еще сахар воруют, самогон из него гонят, а потом продают…
– Я имел в виду убийство.
– Андрея Родина?
– А что, тут были и другие убийства? – насторожился Андрей Иванович.
– Как вам сказать?.. Говорят, что Сашку Куприянова пытали, а потом сожгли вместе с домом.
– Кто пытал?
– Не знаю…
– А кто говорит?
– Все говорят… Первой Андрюхина бабка как раз про это начала говорить. Она старая, но знает много…
– Так что там с Куприяновым? – достал блокнот следователь.
– Говорят, перед тем, как пожар случился, кто-то кота Сашкиного убил, лапы ему отрубил, а самого на кол во дворе насадил! Сашка, земля ему пухом, как увидел кота, так запил с горя. Вот кто-то его ночью пытал, а затем подожгли вместе с домом.
– А ради чего его могли пытать?
– Говорят, он знал, где золото закопано…
– Золото?
– То ли с войны – от немцев закопали, то ли еще раньше в Гражданскую белые…
– Ясно, хотя и не ясно. Спасибо, проверим. Еще что-нибудь можете добавить?
– Потом скажете как вам борщ…
– Вы готовили?
– Да, я же хохлушка, – вновь захихикала Валентина. – И запеканку творожную возьмите, она с вишней.
В это время в приоткрывшуюся дверь в приемную всунулась голова черноволосой «гусыни» из бухгалтерии.
– Андрей Иванович, вы долго еще? А то нам на обед идти надо, мы все вас ждем.
– Да, сейчас иду. Валентина, спасибо за информацию, мы все проверим. Если еще что-нибудь придет в голову, то найдите меня. Хорошо?
– Да, обязательно найду.
Следователь вышел из приемной. В коридоре рядком, выстроившись строго по росту, стояли все пять представительниц бухгалтерии и с ожиданием смотрели на него.
– Заставляете себя ждать! – укоризненно сказала черноволосая, оказавшаяся самой высокой, – получили талоны?
– Да.
– Тогда идем обедать.
Строй дружно сделал поворот через левое плечо и шагом, весьма похожим на строевой, отправились через дорогу. Ничего не оставалось, как идти следом. Войдя в столовую, он протянул талоны кассирше:
– Возьмите, сколько надо.
– С вас один талон и рубль двадцать за обед, – ответила та. Следователю почудился легкий запах алкоголя в ее дыхании.
Взяв порцию запеканки, отдав талон и деньги, он захватил свой разнос, отошел и сел за маленький столик у выходящего на стоянку сельхозтехники окна. Бухгалтерские, выбрав обеды, устроились за длинным столом и, косясь на Андрея Ивановича, быстро и молча ели. Кушать под их пристальными взглядами было неудобно, но следователь с большим аппетитом проглотил обед. Выпив компот из граненого стакана, отнес грязную посуду и покинул столовую. Выйдя, увидел бело-желтый совхозный автобус марки КАвЗ.
– Здравствуйте, – поздоровался с водителем. – А коллега мой обратно с вами не приехал?
– Здравствуйте. Он в общежитие пошел.
– Спасибо.
Поразмыслив, он отправился в общежитие. Слава лежал на своей койке и изучал какую-то бумагу.
– Ну что, удачно съездил?
– Будет, что вечером почитать. У вас тут как дела?
– Пообедал в столовой – вполне сносно и недорого. Поговорил с поварихой, она же директорская секретарша. Очень содержательный разговор. Покойник не такой уж и ангел был, получается. Насолил тут многим.
– Многим?
– Да. Правда сомневаюсь, что за такие проделки могут так жестоко убить, но всякое бывает. Ты что привез?
– Список ранее судимых жителей, – Слава протянул стопку листов, скрепленных скрепкой, – по ПНД проверил – на учете у психиатра в Дроновке никто из жителей не состоит. Официально зарегистрированных наркоманов тоже нет. Вот тут, – он протянул еще одну стопку листов, потоньше, – список тех, кто имеет зарегистрированное оружие. Кстати, Андрей Иванович, а какое отношение огнестрел имеет к убийству?
– Слава, а ты не задумывался, как они довольно крепкого паренька могли заставить что-то делать?
– Под угрозой оружия?
– Вполне возможно.
– По Андреевым пока на запрос не ответили. Вот тут результаты вскрытия. Я по дороге бегло просмотрел.
– И что там?
– Он действительно был живой, когда его привязывали и потрошили.
– Я так и предполагал.
– И еще. Оказывается, за жертвой числились уголовные грешки. Он вместе с Виталиком Андреевым еще перед школой попали на учет в ИДН .
– За что?
– Взломали вагончик, в котором жили строители, возводившие детский сад.
– Солидно. В столь юном возрасте и сразу кража со взломом.
– Дальше будет еще интереснее. В прошлом году эта парочка угнала трактор МТЗ-82 у здешнего механизатора Николая Печёнкина. Покатались по округе, пока не кончилась солярка. Потом слили с пускача бензин, облили трактор и подожгли.
– И что сделал с ними наш «самый гуманный суд в мире»?
– Дело замяли. Печёнкин забрал заявление. Вроде как трактор они ему отремонтировали.
– Надо участкового на этот предмет попытать.
Раздался стук в дверь. Слава вскочил с койки.
– Войдите, – громко сказал Андрей Иванович.
Дверь открылась, в комнату вошла высокая старуха в теплом платке и каком-то старомодном одеянии, при взгляде на которое вспоминался «старомодный ветхий шушун».
– Здравствуйте, – поздоровалась она, – я Елизавета Харитоновна Роднина, бабушка убитого.
– Здравствуйте, меня зовут Андрей Иванович, а это мой помощник – Вячеслав Ильич. Проходите, присаживайтесь вон на тот стул. Что вы хотели?
– У меня, милостивый сударь, внука убили, а вы спрашиваете, чего бы я хотела.
– Соболезную вашему горю…
– Спасибо, но я пришла не за соболезнованиями. Я хочу помочь изобличению преступников.
– Преступников?
– Вы же не думаете, что кто-то мог совершить такое в одиночку?
– Пока ведется следствие, я не могу отвечать на такие вопросы. Так что вы можете сообщить по факту убийства вашего внука? Слава, протоколируй.
– Фамилию, имя, отчество я записал, – подхватил эстафету Слава.
– Теперь перейдем непосредственно к делу, – сказал Андрей Иванович. – Сообщите все, что вам известно об обстоятельствах убийства Андрея.
– Я его предупреждала, чтобы в лес не ходил! А он!
– Стоп. Вы знали о намерении внука пойти в лес?
– Да, знала.
– Откуда? Он сам вам сообщил об этом?
– Нет, он не говорил.
– Тогда откуда вам это было известно?
– Видите ли, мне приснился сон…
– Сон?
– Понимаю ваш скепсис, но тем не менее. Мне приснился кошмарный сон, что Андрей пошел в лес…
– И дальше? Что такого кошмарного было в этом сне?
– Видите ли, Андрей Иванович, структура снов малоизучена…, – Славик не удержался и присвистнул на этих словах старухи.
– Свистеть, молодой человек, неприлично! И как бы объяснить вам понятнее?.. Скажем так – его встретили в лесу две человеческих фигуры и… и убили.
– Х-м… и часто вам такие сны снятся?
– Я понимаю, что вы думаете о снах выжившей из ума старухи, но скажу вам, снятся не часто, но зато, как правило, сбываются, в той или иной форме. Я попросила Андрея не ходить в лес, но он, признаться, был упрямым и своевольным мальчишкой. Родители мало внимания уделяли ему, у старших детей свои проблемы, и мальчика растила улица. Блатная романтика, дружки – хулиганы.
– Дружки?
– Да, Виталий и Виктор. Эта неразлучная троица многим кровь попортила.
– До такой степени, что кто-то решился на убийство?
– Как видите…
– Хорошо. Продолжим. Значит, он вас не послушал?
– Да. Ушел рано утром, еще роса лежала. Больше, как вы понимаете, я его не видела.
– Что вы можете сказать про те фигуры? Ну… которые в вашем сне убивали Андрея?
– Я не видела их лиц. У них лиц просто не было! Одна фигура была высокой и широкоплечей, вторая похожа то ли на девушку, то ли на ребенка. Высокая фигура сказала: «Теперь в армию не попадешь»
– Какие-то детали одежды, внешности? Нет?
– Нет. Зато, я видела, что колышки, которыми распинали Андрея, забивали в землю обухом топора.
– Еще что-то?
– Колышки вырубили из молодого березняка в Чайках.
– Чайки?
– Это место, заросшее молодым подлеском. Участковый покажет, он знает. Там много змей и вообще место нехорошее. Там мало кто бывает, поэтому место заготовки колышков вы найдете без труда.
– Хорошо, мы проверим. А что значит «нехорошее место»? Помимо пресмыкающихся?
– Люди там ориентацию теряют и начинают блудить. В прошлом году там один наш, деревенский, Чума, заблудился, и два дня его не было. А когда пришел домой, то кричал, что жена превратилась в змею, и пытался ее убить.
– Убить?
– Гонялся за ней по деревне с косой.
– И чем закончилась погоня?
– Налетел на участкового и попытался его убить. Тот тогда недавно был к нам назначен, вместо ушедшего на пенсию старого участкового Александра Сергеевича. Загнал в сеновал Николая Лобана. Там тогда Виталик был поблизости. Вдвоем с участковым они Чуму скрутили. Владимиру Семеновичу за это лейтенанта дали. А Чума сейчас в психиатрической лечебнице.
– Вот, вы говорили, что Виталий хулиган, а он герой оказался.
– Хулиган, конечно, но в душе мальчик хороший. Со мной всегда вежливый. Да и другим старикам помогает, насколько я знаю. Дрова колет, воду носит.
– Получается, правильный парень?
– Не знаю. Из пионеров он на второй день вышел и Андрея на это подбил. И вообще, хороший то он хороший, но шебутной. Да и нездешний он… И брат у него странный. Я сама его не видела, но несколько раз он мне снился. Под столом сидел и все записывал в синюю книжечку для телефонных номеров…
– Под столом?
– В прихожей в доме Андреевых. Там скатерть, между нами говоря, Виктор Владимирович ее украл, почти до пола свисает, и Коли не видно. Вот пока его мать по телефону болтает или с подругами, он записывает…
– Что записывает?
– Все, что считает интересным.
– Насчет скатерти…
– Не хочу показаться сплетницей, но Виктор Владимирович украл ее в столовой Покровки. Он там раньше работал помощником агронома. Помимо скатерти он еще много перца молотого тогда украл, но это к делу не относится.
– Скажите, а про скатерть и перец директор вам сам рассказывал? – не утерпев, подал голос Слава.
– Нет. Мне никто не рассказывал. Я просто это знаю и все. Не спрашивайте, откуда – просто знаю.
– Ясно. А еще про какие-либо преступления вам известно? – вернул себе инициативу Андрей Иванович.
– Вы про убийство Александра Куприянова?
– Он был убит?
– Да, мне приснился сон, что четыре темных фигуры, одна из которых явно женская, окружили его и бросили в огонь. При этом фигуры говорили что-то вроде: «Вот тебе за курицу, падла!».
Следователи переглянулись.
– Скажите, – осторожно поинтересовался Андрей Иванович, – а среди этих фигур не было тех, что убили Андрея?
– Я не знаю…
– Понятно. Что-то еще?
– Фомичевы: Глафира Лукьяновна и ее внучка Жанна. Я видела накануне их гибели сон, что четыре фигуры бросают в них огонь и кричат «Умри, ведьма!»
– Х-м…
– И еще одна фигура, самая высокая, сказала: «Вот тебе и корова из Айовы!». Я понимаю, что это похоже на бред, но именно так все и было.
– Спасибо, Елизавета Харитоновна. Славик, дай протокол.
– А опилки откуда? – влез Славик.
Андрей Иванович удивленно посмотрел на него, но промолчал, не стал делать замечания.
– Опилки сосновые, с нашей пилорамы, – не выказала удивления Елизавета Харитоновна, – их в пакете из-под молока принесли…
Повисла пауза.
– Прочтите и если все верно, то напишите снизу: «С моих слов записано верно. Мною прочитано» и распишитесь, – прервал затянувшееся молчание Андрей Иванович.
Старуха, подслеповато щурясь, прочла протокол, подмахнула его, встала и не прощаясь ушла.
– Вячеслав?!
– Ничего себе бабка! – прищелкнул языком Славик. – Ванга отдыхает!
– Ванга, не Ванга, а проверить надо.
– Хотя, знаете, в чем-то она права. Колышки действительно были березовыми и действительно «забивались тупым тяжелым предметом, предположительно топором или молотком».
– А что за опилки?
– Рот жертвы был забит сосновыми опилками…
– И ты мне хочешь сказать, что там пакет из-под молока был?
Вместо ответа Славик быстро нашел в картонной папке и протянул фотографию.
– Х-м… действительно пакет из-под молока… без «пальчиков»?
– Следов отпечатков на картоне пакета не обнаружено.
– Что еще необычного?
– Лицо клевала какая-то птица.
– Ворона?
– Не смогли определить.
– Скверно. Дождешься участкового – он на мотоцикле. Поезжай с ним в эти Чайки. Посмотрите, что там к чему. На обратном пути посмотри лесопилку, возьми образцы опилок. Хотя опилки везде одинаковые. Заодно спроси лейтенанта – у кого в деревне есть деревообрабатывающие станки. А я продолжу допросы, а потом пройдусь по деревне, осмотрюсь.
– Уж больно подозрительно тут, вам не кажется?
– Не кажется. В провинции полно таких мест. Поскреби – такие скелеты из шкафов полезут… Кстати, ты обратил внимание на крышу конторы?
– Там какой-то флаг мотыляется.
– А еще?
– Не знаю…
– Ощущение, что по ней стреляли крупной дробью или картечью.
– Может быть, это на голубей кто-то охотился?
– Может быть…
– А на стелу, отмечающую границу совхозных земель обратил?
– Простреленная и проржавевшая?
– Верно.
– И еще табличка заповедника тоже прострелена.
– Вот именно. Обычно охотники, особенно сельские, берегут патроны. А тут, получается, принято по вывескам стрелять. Вопрос, почему? Так что ждем участкового и начинаем его мягко «колоть». Еще вопрос по ветврачу – опять корова всплыла. К чему бы это?
В дверь энергичной походкой вошел участковый, одетый в форму.
– Здравия желаю, – браво приложил он руку к фуражке.
– Лейтенант, вы не против оказать помощь? – спросил Андрей Иванович.
– Никак нет! Для того сюда и направлен!
– Тогда вы поступаете в распоряжение Вячеслава Ильича.
– Слушаюсь!
– Слава, дерзайте.
Слава и лейтенант покинули комнату. Андрей Иванович погрузился в изучение привезенных Славой материалов.
***
Слава и лейтенант спустились с крыльца, и подошли к мотоциклу участкового.
– Садитесь, – гостеприимно откинул брезент с коляски лейтенант. – Сначала до столовой, а потом к директору заскочим.
– Зачем?
– Попросим химзу со склада. У них тут ее завались.
– Зачем она нам?
– В Чайках клещей как грязи, а в химзе хоть и жарко, зато о клещах можно не волноваться. Да и от змеи какая никакая, а защита.
– Понял. А в столовую зачем?
– Как зачем? За горчицей, – улыбнулся милиционер.
Взяв в столовой банку горчицы, перешли дорогу, и зашли к директору. Секретарша пропустила в кабинет без слов.
– Здравствуйте, Виктор Владимирович, – протянул руку участковый человеку, одетому в коричневую пиджачную пару и ядовито-зеленый галстук, сидящему во главе большого Т-образного стола. Галстук хорошо сочетался со стоящей на столе лампой под зеленым абажуром.
– Здравствуйте, Владимир Семенович, здравствуйте, Вячеслав Ильич, – встав с кресла, и обойдя стол, поздоровался за руку директор. – Что привело в эту юдоль скорби?
– Нам два ОЗК надо.
– Надо так надо, – директор вернулся на свое место и нажал клавишу на пульте связи, – Дарья Михайловна, сейчас к вам подойдут участковый со следователем. Выдайте им ОЗК.
– А списывать кто потом будет? – раздался по громкой связи сварливый голос. – Пушкин?
– Я потом подпишу. Спасибо, – нажал клавишу, прерывая связь. – Как видите, всецело оказываем помощь следствию, каждый на своем месте.
– Спасибо, – поблагодарил Слава.
– Владимир Семенович, зайдите потом ко мне.
– Хорошо.
На складе, расположенном в кирпичном пакгаузе, стоявшем перпендикулярно току за клубом, пахло пылью, резиной и крысиным пометом.
– Чего надо? – неприветливо спросила низкорослая полная женщина в толстых очках, сама похожая на крысу.
– Здравствуйте. Нам два ОЗК, – ответил участковый.
– Зачем?
– Тайна следствия.
– Всем и все надо! Ходют тут, а я потом думай, что ревизиям говорить, – пробурчала женщина и скрылась среди пыльных стеллажей, заваленных разнообразными тюками, коробками и ящиками.
Минут десять было слышно лишь неразборчивое бормотание, потом звон и громкий мат. Наконец кладовщица вышла к посетителям, неся две охапки резины в руках.
– Вот вам, можете прямо на одежу надевать, я размер на глаз прикинула, – словно пиранья оскалилась женщина в подобии улыбки и шлепнула ОЗК на пыльный стол.
– Спасибо, – поблагодарил милиционер.
– Фуражку только снять не забудь, служба, – ответила женщина. – Противогазы не надо? Респираторы?
– Нет, спасибо.
– Спасибо в карман не положишь, – она рухнула на стул, схватила со стола старую газету «Труд» и, раскрыв, спряталась за ней.
– До свидания, – попрощались мужчины и поспешно вышли на свежий воздух.
Мотоцикл остановился на поле. Слева виднелось деревенское стадо и двое пастухов на лошадях.
– Говорят, что все время этот подлесок в одной поре, не выше и не ниже, – слезая с седла, кивнул лейтенант на колышущееся впереди зеленое море, за которым вдали мрачно темнел лес. – Ближе не поедем, одевайте костюм.
– Почему ближе нельзя? – выбрался из коляски Слава.
– Не хочу потом из мотоцикла всякую дрянь выскребать, – споро влезая в защитные чулки, и надев плащ, сказал Владимир Семенович. – Досюда эта пакость не добирается, но на всякий случай… – достав банку с горчицей, он быстро и щедро смазал колеса и подножку коляски.
– Это зачем? – удивился Слава, облачаясь в чулки и натягивая плащ.
– От змей помогает. Местные говорят, что змеи боятся свежей горчицы. Они даже во дворах горчичный порошок посыпают.
– Интересно. Не слышал про такое раньше.
– Вы тут поживете, так многое увидите и услышите, про что раньше не знали, – достав из коляски топор, сказал лейтенант и натянул перчатки.
Слава навесил поверх серого плаща красно-коричневый футляр с фотоаппаратом.
Поскрипывая резиной, дошли до зарослей. Вблизи Слава лучше оценил масштабы этого места. Редко какое деревце возвышалось выше человеческого роста, основная масса была по плечо.
– Сейчас, – осторожно всматриваясь в густую траву, лейтенант срубил два крайних деревца, ловко очистил от веток.
– Держите, постукивайте по стволам и задвигайте траву, прежде чем шагнуть. Вот так, – показал он.
– От змей?
– Да, тут целые выводки их. Лучше не связываться. Запомните: гадюка сворачивается в кольцо перед тем, как ударить. И еще: гадюка может достать на длину своего тела. А тут встречаются очень длинные…
– Понял, – с тревогой посмотрел на густые заросли Слава. – Я слышал, что укус гадюки редко смертелен для взрослого человека.
– Может оно и так, только тут очень ядовитые гадюки. Даже при мне было два смертельных случая в этих местах от укусов змей, один в прошлом году – змея студента укусила, и еще одну корову насмерть, так что рисковать не стоит.
Лейтенант первым, а Слава за ним, настороженно глядя под ноги, вступили в заросли. То тут, то там вдруг начиналось какое-то шевеление и шуршание, а потом опять все затихало. Не было слышно обычного для леса разноголосого пения птиц. Стояла удушающая жара, которую Слава списал на костюмы, с плотным запахом березовых веников. К веникам добавлялся незнакомый резкий запах.
– Прямо как в джунглях, – сказал Слава.
– Это змеями так воняет.
– Сколько же их тут?!
– Лучше не знать. По сторонам тоже смотрите, – предупредил лейтенант, – вон, видите? – он указал левой рукой на возвышавшуюся в паре метров от них березку.
Слава, посмотрев, увидел двух толстых серых змей с зеленоватым отливом и резким черным узором, обвивших ствол, словно Кадуцей . Змеи внимательно следили за незваными пришельцами.
– Гадюки? – вмиг охрипшим голосом спросил Слава.
– Они самые.
Двинулись дальше. Справа, с гнилого пенька подняла голову угольно-черная змея и пристально посмотрела на людей. Чешуйчатые валики над глазами придавали ей серьезный и даже злобный вид.
– Если что, то бейте палкой по спине, – сказал участковый, шагая дальше. – С перебитым позвоночником они ничего не сделают. Вон там след, смотрите.
Еще несколько шагов по следу, оставленному в высокой, местами выше здешних деревьев траве, и открылась прогалина в зарослях.
– Вот и они, – удовлетворенно сказал Владимир, кивая на свежие березовые пеньки, словно растопыренные пальцы мертвеца, устремленные в небо и охапку подвядших веток. – Пришли.
После его слов с груды веток скользнула в заросли вишнево-красная змея с коричневым узором по спине.
– Делайте снимки, а я возьму образцы, – сказал милиционер.
Пока Слава с разных ракурсов фотографировал, лейтенант быстро срубил три торчащих на уровне пояса пенька.
– Это, конечно, не мое дело, – сказал он, – но я бы обратил внимание на высоту пеньков.
– А что?
– Просто таджики примерно на такой высоте пилят в посадке деревья на дрова. Чтобы не нагибаться.
– Думаете, это их работа?
– Возможно, что простое совпадение. Они пилят, а тут явно топора следы. Да и вполне вероятно, что рубивший просто опасался змей.
– Скорее всего, – посмотрел на выглянувшую из травы змеиную голову Слава.
– С фото все?
– Да.
– Уходим? А-то мне не по себе как-то тут.
– Мне тоже.
Осторожно выбрались по своим следам обратно.
– Дрожь от этого места, – признался Слава, залитый потом под костюмом.
– У меня тоже, – посмотрел на него лейтенант, в чулках которого громко хлюпала вода. – Под ноги смотрите – вон еще одна, – указал палкой на свернувшуюся в кольцо змею. – Бывает, что и сюда выползают.
– Может убить? – Слава взвесил палку в руке. Хотелось отомстить гадине за недавний страх.
– Лучше не надо. Старики такое про них рассказывают… Хотя, – лейтенант, словно заправский городошник, швырнул палку.
Пораженная змея задергалась в траве, бесполезно вонзая зубы в палку.
– Какая большая, – с дрожью в голосе сказал Слава. – Метра полтора… и толстая…
– Там и все два будет. Пошли.
– Добивать не будем?
– Птицы добьют. Эта гадость поэтому и не выползает, что птицы их убивают.
– Птицы?
– Вороны, сороки, ястребы. Хватают небольших змей, поднимают в воздух и швыряют на землю.
– Таких здоровых? – усомнился следователь.
– Не таких, а поменьше.
– А с крупными как?
– Стаей налетают и терзают.
– Ничего себе! Вы меня не разыгрываете?
– Нет, не разыгрываю. Зато в самих Чайках птиц нет – там яйца и птенцов змеи съедают.
– Вот же как все устроено в природе. Но птицы жестоко с дальними родственниками поступают, – щегольнул познаниями, почерпнутыми в научно-популярном журнале, начитанный Слава.
– Совсем как у людей, – в ответ нахмурился чему-то своему лейтенант.
За разговором дошли до мотоцикла.
– Это верно. Подержите, – участковый всучил Славе пеньки и ветки, – а это мне дайте, – забрав у него палку, начал обстукивать ею свой транспорт. – Береженого бог бережет.
Засунув палку в коляску, пошурудил ею там.
– Думаете, в такую высокую коляску змея может заползти?
– Если на дерево забираются, то вполне могут и сюда забраться. Все нормально, садитесь, поехали.
– Давайте на ты перейдем? – предложил Слава.
– Хорошо. На ты. Поехали, Слава.
– Как Чума там умудрился двое суток продержаться? – выливая из снятых чулок пот, спросил Слава.
– Поэтому и съехала крыша у него.
– Там у любого крыша поедет, – укладывая свой снятый ОЗК в коляску, под ноги, согласился следователь. – Костюмы теперь куда девать?
– Отдадим директору, он просушит, и если что, то берите у него. Вообще, тебе нужно обувь нормальную со склада выписать, – уложив свой свернутый ОЗК на заднее сидение и закрепив резинкой, скептически посмотрел на мокрые туфли следователя лейтенант. – Тут не город, по нашим улицам в таких долго не проходишь.
– Неужели, у них на складе и ботинки есть?
– Там всего на случай войны напихано. Садись, поехали.
С ветерком, приятно охлаждающим потные тела, доехали до конторы.
– Пойдем, – взяв костюмы и одев фуражку, сказал милиционер.
Следователь вслед за ним двинулся в кабинет директора.
– Это что? – сморщив нос, подозрительно спросила повар-секретарша Валентина.
– Виктор Владимирович просил принести, – ответил лейтенант.
– Это? – не поверила она.
– Именно это.
– Ладно, несите.
Мужчины вошли в кабинет. Директор, задумчиво курил, стряхивая пепел сигареты в роскошную хрустальную пепельницу, стоя у бокового окна и глядя в сад.
– Подошли костюмы? – повернувшись к посетителям, спросил он.
– Спасибо, все в пору, – поблагодарил лейтенант. – Вам отдать?
– Брось вон туда, на стул. Домой возьму, просушу. В хозяйстве пригодится. Вдруг Чернобыль новый. Еще что-то надо?
– Виктор Владимирович, можно со склада выписать обувь для следователей?
– Обувь? – посмотрел директор на ноги Славы, – не вижу мешающих причин. Какая вам нужна обувь? Ботинки, сапоги резиновые, сапоги яловые, сапоги хромовые?
– Ботинки, – смутился Слава. – Если можно?
– Почему нельзя? – хозяин кабинета затушил бычок, аккуратно положил его в пепельницу, прошел к столу и нажал клавишу на пульте.
– Дарья Михайловна.
– Что, опять? – послышался недовольный голос.
– Не переживайте так, пустяки, дело-то житейское.
– Конкретнее? – подозрительно уточнил голос.
– Надо товарищам из города ботинки подобрать.
– У меня не обувная фабрика!
– У вас не фабрика, – директор подмигнул гостям, – у вас гораздо лучше. Такого порядка как у вас ни на одной фабрике нет.
– На кого списывать? – подобревшим голосом спросила кладовщица.
– Запишите на меня, – добродушно предложил директор.
– Ох, Виктор Владимирович, приедет ревизия, так устанете объясняться.
– Ничего страшного, не в первой.
– Пускай приходят, подберу им ботинки.
– Спасибо, – директор отключил связь.
– Все или еще что-то?
– Все, спасибо, – в один голос ответили просители.
– Владимир Семенович, задержитесь, – попросил лейтенанта директор.
– Я в общежитии буду, – сказал Слава, выходя за дверь. | |
Автор: | VladKostromin | Опубликовано: | 16.09.2017 21:19 | Просмотров: | 2407 | Рейтинг: | 0 | Комментариев: | 0 | Добавили в Избранное: | 0 |
Ваши комментарииЧтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться |
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
1
Приснился раз, бог весть с какой причины,
Советнику Попову странный сон:
Поздравить он министра в именины
В приемный зал вошел без панталон;
Но, впрочем, не забыто ни единой
Регалии; отлично выбрит он;
Темляк на шпаге; всё по циркуляру —
Лишь панталон забыл надеть он пару.
2
И надо же случиться на беду,
Что он тогда лишь свой заметил иромах,
Как уж вошел. «Ну, — думает, — уйду!»
Не тут-то было! Уж давно в хоромах.
Народу тьма; стоит он на виду,
В почетном месте; множество знакомых
Его увидеть могут на пути —
«Нет, — он решил, — нет, мне нельзя уйти!
3
А вот я лучше что-нибудь придвину
И скрою тем досадный мой изъян;
Пусть верхнюю лишь видят половину,
За нижнюю ж ответит мне Иван!»
И вот бочком прокрался он к камину
И спрятался по пояс за экран.
«Эх, — думает, — недурно ведь, канальство!
Теперь пусть входит высшее начальство!»
4
Меж тем тесней всё становился круг
Особ чиновных, чающих карьеры;
Невнятный в аале раздавался звук;
И все принять свои старались меры,
Чтоб сразу быть замеченными. Вдруг
В себя втянули животы курьеры,
И экзекутор рысью через зал,
Придерживая шпагу, пробежал.
5
Вошел министр. Он видный был мужчина,
Изящных форм, с приветливым лицом,
Одет в визитку: своего, мол, чина
Не ставлю я пред публикой ребром.
Внушается гражданством дисциплина,
А не мундиром, шитым серебром,
Всё зло у нас от глупых форм избытка,
Я ж века сын — так вот на мне визитка!
6
Не ускользнул сей либеральный взгляд
И в самом сне от зоркости Попова.
Хватается, кто тонет, говорят,
За паутинку и за куст терновый.
«А что, — подумал он, — коль мой наряд
Понравится? Ведь есть же, право слово,
Свободное, простое что-то в нем!
Кто знает! Что ж! Быть может! Подождем!»
7
Министр меж тем стан изгибал приятно:
«Всех, господа, всех вас благодарю!
Прошу и впредь служить так аккуратно
Отечеству, престолу, алтарю!
Ведь мысль моя, надеюсь, вам понятна?
Я в переносном смысле говорю:
Мой идеал полнейшая свобода —
Мне цель народ — и я слуга народа!
8
Прошло у нас то время, господа, —
Могу сказать; печальное то время, —
Когда наградой пота и труда
Был произвол. Его мы свергли бремя.
Народ воскрес — но не вполне — да, да!
Ему вступить должны помочь мы в стремя,
В известном смысле сгладить все следы
И, так сказать, вручить ему бразды.
9
Искать себе не будем идеала,
Ни основных общественных начал
В Америке. Америка отстала:
В ней собственность царит и капитал.
Британия строй жизни запятнала
Законностью. А я уж доказал:
Законность есть народное стесненье,
Гнуснейшее меж всеми преступленье!
10
Нет, господа! России предстоит,
Соединив прошедшее с грядущим,
Создать, коль смею выразиться, вид,
Который называется присущим
Всем временам; и, став на свой гранит,
Имущим, так сказать, и неимущим
Открыть родник взаимного труда.
Надеюсь, вам понятно, господа?»
11
Раадался в зале шепот одобренья,
Министр поклоном легким отвечал,
И тут же, с видом, полным снисхожденья,
Он обходить обширный начал зал:
«Как вам? Что вы? Здорова ли Евгенья
Семеновна? Давно не заезжал
Я к вам, любезный Сидор Тимофеич!
Ах, здравствуйте, Ельпидифор Сергеич!»
12
Стоял в углу, плюгав и одинок,
Какой-то там коллежский регистратор.
Он и к тому, и тем не пренебрег:
Взял под руку его: «Ах, Антипатор
Васильевич! Что, как ваш кобелек?
Здоров ли он? Вы ездите в театор?
Что вы сказали? Всё болит живот?
Aх, как мне жаль! Но ничего, пройдет!»
13
Переходя налево и направо,
Свои министр так перлы расточал;
Иному он подмигивал лукаво,
На консоме другого приглашал
И ласково смотрел и величаво.
Вдруг на Попова взор его упал,
Который, скрыт экраном лишь по пояс,
Исхода ждал, немного беспокоясь.
14
«Ба! Что я вижу! Тит Евсеич здесь!
Так, так и есть! Его мы точность знаем!
Но отчего ж он виден мне не весь?
И заслонен каким-то попугаем?
Престранная выходит это смесь!
Я любопытством очень подстрекаем
Увидеть ваши ноги... Да, да, да!
Я вас прошу, пожалуйте сюда!»
15
Колеблясь меж надежды и сомненья:
Как на его посмотрят туалет, —
Попов наружу вылез. В изумленье
Министр приставил к глазу свой дорнет.
«Что это? Правда или наважденье?
Никак, на вас штанов, любезный, нет?» —
И на чертах изящно-благородных
Гнев выразил ревнитель прав народных.
16
«Что это значит? Где вы рождены?
В Шотландии? Как вам пришла охота
Там, за экраном снять с себя штаны?
Вы начитались, верно, Вальтер Скотта?
Иль классицизмом вы заражены?
И римского хотите патриота
Изобразить? Иль, боже упаси,
Собой бюджет представить на Руси?»
17
И был министр еще во гневе краше,
Чем в милости. Чреватый от громов
Взор заблестел. Он продолжал: «Вы наше
Доверье обманули. Много слов
Я тратить не люблю». — «Ва-ва-ва-ваше
Превосходительство! — шептал Попов. —
Я не сымал... Свидетели курьеры,
Я прямо так приехал из квартеры!»
18
«Вы, милостивый, смели, государь,
Приехать так? Ко мне? На поздравленье?
В день ангела? Безнравственная тварь!
Теперь твое я вижу направленье!
Вон с глаз моих! Иль нету — секретарь!
Пишите к прокурору отношенье:
Советник Тит Евсеев сын Попов
Все ниспровергнуть власти был готов.
19
Но, строгому благодаря надзору
Такого-то министра — имярек —
Отечество спаслось от заговору
И нравственность не сгинула навек.
Под стражей ныне шлется к прокурору
Для следствия сей вредный человек,
Дерзнувший снять публично панталоны.
Да поразят преступника законы!
20
Иль нет, постойте! Коль отдать под суд,
По делу выйти может послабленье,
Присяжные-бесштанники спасут
И оправдают корень возмущенья;
Здесь слишком громко нравы вопиют —
Пишите прямо в Третье отделенье:
Советник Тит Евсеев сын Попов
Все ниспровергнуть власти был готов.
21
Он поступил законам так противно,
На общество так явно поднял меч,
Что пользу можно б административно
Из неглиже из самого извлечь.
Я жертвую агентам по две гривны,
Чтобы его — но скрашиваю речь, —
Чтоб мысли там внушить ему иные.
Затем ура! Да здравствует Россия!»
22
Министр кивнул мизинцем. Сторожа
Внезапно взяли под руки Попова.
Стыдливостью его не дорожа,
Они его от Невского, Садовой,
Средь смеха, крика, чуть не мятежа,
К Цепному мосту привели, где новый
Стоит, на вид весьма красивый, дом,
Своим известный праведным судом.
23
Чиновник по особым порученьям,
Который их до места проводил,
С заботливым Попова попеченьем
Сдал на руки дежурному. То был
Во фраке муж, с лицом, пылавшим рвеньем,
Со львиной физьономией, носил
Мальтийский крест и множество медалей,
И в душу взор его влезал всё далей.
24
В каком полку он некогда служил,
В каких боях отличен был как воин,
За что свой крест мальтийский получил
И где своих медалей удостоен —
Неведомо. Ехидно попросил
Попова он, чтобы тот был спокоен,
С улыбкой указал ему на стул
И в комнату соседнюю скользнул.
25
Один оставшись в небольшой гостиной,
Попов стал думать о своей судьбе:
«А казус вышел, кажется, причинный!
Кто б это мог вообразить себе?
Попался я в огонь, как сноп овинный!
Ведь искони того еще не бе,
Чтобы меня кто в этом виде встретил,
И как швейцар проклятый не заметил!»
26
Но дверь отверзлась, и явился в ней
С лицом почтенным, грустию покрытым,
Лазоревый полковник. Из очей
Катились слезы по его ланитам.
Обильно их струящийся ручей
Он утирал платком, узором шитым,
И про себя шептал: «Так! Это он!
Таким он был едва лишь из пелён!
27
О юноша! — он продолжал, вздыхая
(Попову было с лишком сорок лет), —
Моя душа для вашей не чужая!
Я в те года, когда мы ездим в свет,
Знал вашу мать. Она была святая!
Таких, увы! теперь уж боле нет!
Когда б она досель была к вам близко,
Вы б не упали нравственно так низко!
28
Но, юный друг, для набожных сердец
К отверженным не может быть презренья,
И я хочу вам быть второй отец,
Хочу вам дать для жизни наставленье.
Заблудших так приводим мы овец
Со дна трущоб на чистый путь спасенья.
Откройтесь мне, равно как на духу:
Что привело вас к этому греху?
29
Конечно, вы пришли к нему не сами,
Характер ваш невинен, чист и прям!
Я помню, как дитёй за мотыльками
Порхали вы средь кашки по лугам!
Нет, юный друг, вы ложными друзьями
Завлечены! Откройте же их нам!
Кто вольнодумцы? Всех их назовите
И собственную участь облегчите!
30
Что слышу я? Ни слова? Иль пустить
Уже успело корни в вас упорство?
Тогда должны мы будем приступить
Ко строгости, увы! и непокорство,
Сколь нам ни больно, в вас искоренить!
О юноша! Как сердце ваше черство!
В последний раз: хотите ли всю рать
Завлекших вас сообщников назвать?»
31
К нему Попов достойно и наивно:
«Я, господин полковник, я бы вам
Их рад назвать, но мне, ей-богу, дивно...
Возможно ли сообщничество там,
Где преступленье чисто негативно?
Ведь панталон-то не надел я сам!
И чем бы там меня вы ни пугали —
Другие мне, клянусь, не помогали!»
32
«Не мудрствуйте, надменный санкюлот!
Свою вину не умножайте ложью!
Сообщников и гнусный ваш комплот
Повергните к отечества подножью!
Когда б вы знали, что теперь вас ждет,
Вас проняло бы ужасом и дрожью!
Но дружбу вы чтоб ведали мою,
Одуматься я время вам даю!
33
Здесь, на столе, смотрите, вам готово
Достаточно бумаги и чернил:
Пишите же — не то, даю вам слово:
Чрез полчаса вас изо всех мы сил...«»
Тут ужас вдруг такой объял Попова,
Что страшную он подлость совершил:
Пошел строчить (как люди в страхе гадки!)
Имен невинных многие десятки!
34
Явились тут на нескольких листах:
Какой-то Шмидт, два брата Шулаковы,
Зерцалов, Палкин, Савич, Розенбах,
Потанчиков, Гудям-Бодай-Корова,
Делаверганж, Шульгин, Страженко, Драх,
Грай-Жеребец, Бабиов, Ильин, Багровый,
Мадам Гриневич, Глазов, Рыбин, Штих,
Бурдюк-Лишай — и множество других.
35
Попов строчил сплеча и без оглядки,
Попались в список лучшие друзья;
Я повторю: как люди в страхе гадки —
Начнут как бог, а кончат как свинья!
Строчил Попов, строчил во все лопатки,
Такая вышла вскоре ектенья,
Что, прочитав, и сам он ужаснулся,
Вскричал: «Фуй! Фуй!» задрыгал —
и проснулся.
36
Небесный свод сиял так юн я нов,
Весенний день глядел в окно так весел,
Висела пара форменных штанов
С мундиром купно через спинку кресел;
И в радости уверился Попов,
Что их Иван там с вечера повесил, —
Одним скачком покинул он кровать
И начал их в восторге надевать.
37
«То был лишь сон! О, счастие! О, радость!
Моя душа, как этот день, ясна!
Не сделал я Бодай-Корове гадость!
Не выдал я агентам Ильина!
Не наклепал на Савича! О, сладость!
Мадам Гриневич мной не предана!
Страженко цел, и братья Шулаковы
Постыдно мной не ввержены в оковы!»
38
Но ты, никак, читатель, восстаешь
На мой рассказ? Твое я слышу мненье:
Сей анекдот, пожалуй, и хорош,
Но в нем сквозит дурное направленье.
Всё выдумки, нет правды ни на грош!
Слыхал ли кто такое обвиненье,
Что, мол, такой-то — встречен без штанов,
Так уж и власти свергнуть он готов?
39
И где такие виданы министры?
Кто так из них толпе кадить бы мог?
Я допущу: успехи наши быстры,
Но где ж у нас министер-демагог?
Пусть проберут все списки и регистры,
Я пять рублей бумажных дам в залог;
Быть может, их во Франции немало,
Но на Руси их нет — и не бывало!
40
И что это, помилуйте, за дом,
Куда Попов отправлен в наказанье?
Что за допрос? Каким его судом
Стращают там? Где есть такое зданье?
Что за полковник выскочил? Во всем,
Во всем заметно полное незнанье
Своей страны обычаев и лиц,
Встречаемое только у девиц.
41
А наконец, и самое вступленье:
Ну есть ли смысл, я спрашиваю, в том,
Чтоб в день такой, когда на поздравленье
К министру все съезжаются гуртом,
С Поповым вдруг случилось помраченье
И он таким оделся бы шутом?
Забыться может галстук, орден, пряжка —
Но пара брюк — нет, это уж натяжка!
42
И мог ли он так ехать? Мог ли в зал
Войти, одет как древние герои?
И где резон, чтоб за экран он стал,
Никем не зрим? Возможно ли такое?
Ах, батюшка-читатель, что пристал?!
Я не Попов! Оставь меня в покое!
Резон ли в этом или не резон —
Я за чужой не отвечаю сон!
|
|