|
Я всегда замечал, что для успеха в свете надо иметь придурковатый вид и быть умным (Шарль Монтескье )
Проза
Все произведения Избранное - Серебро Избранное - ЗолотоК списку произведений
Сколько жизней у "солнца"? | Стихи, если и зарождаются, выходят тяжёлыми, грузными. Такими, что не хватает сил их заканчивать. Вот и опять стих встал, как в спорте – захлебнулся и барахтается на одном месте в заплыве из таких же бедолаг. Утонет так утонет, не буду его спасать, тащить крюком, тянуть за волосы.
Каким же всё-таки удивительным даром обладают настоящие поэты, которые от бога и чьи пути неисповедимы. Они могут десятки раз повторять небо – небо, солнце – солнце, дождь – дождь, кровь – кровь, ты – я, бог – бег из строки в строку, из стиха в стих. И всё будет естественно, всегда уместно, каждый раз полёт, восторг, неисчерпаемость. Каждый раз это новое солнце и новый бог.
Я вот так не могу. Просто не могу себе позволить, потому что солнце уже было недавно, опять дождь – это банально, а кровь – наигранно, а бог – фальшиво. Мне нельзя повторяться и писать откровенно проходные вещи. Это из той же серии, почему я не могу себе позволить вставить чью-то цитату в пост и написать «Да пошли вы нахуй!» от себя. Потому что здесь я не своём кругу, я из другого жизненного статуса, моё «нахуй» сразу будет расценено как голос быдла, а не крутое «фи» прогрессивного хомо сапиенс. Чтобы никто не вспоминал, что я по сути быдло, мне приходится пахать мозгом и ручками по клавиатуре тоже. В стихах мне нельзя повторяться, излишне документальничать, нельзя оставлять пустого места позади красивых слов. Нельзя доверять этим словам! Надо проверять, отмерять семь раз, вкладывать, впихивать в них смыслы как в дорожный чемодан. Выбрасывать лишнее, перебирать и всовывать заново, трамбовать, трамбовать… стягивать молнией.
- Ты куда-то уезжаешь?
- Да, уезжаю. У меня же чемодан, значит, уезжаю.
Я сама себя об этом спросила, потому что кто-то же должен был задать этот вопрос на пороге. И отвечаю я. У меня же чемодан, значит, уезжаю. Куда, не надо спрашивать, ладно?
Не буду. Но сейчас, пока не перейдён порог, есть ещё время подумать и не перешагивать границ своего статуса.
Что это? Куда, куда? Шаги? Мои? Куда? Куда? Сердце?
Правда, куда я еду? Ну, куда, чёрт возьми?
Чёрт, где мой троллейбус? Когда не надо… А мне надо? Да где уже этот чёртов троллейбус? Я же опоздаю! Ну, наконец-то.
Я еду на вокзал, у меня есть билет. На платформе – поезд. Я внутри, у окна. На перроне плачет девушка, прощается с парнем, обнимаются долго, целуются. Она едет со мной. Когда поезд трогается, она плачет рядом всё сильнее и сильнее. Она будет плакать почти всю дорогу. Почти всю дорогу ей будут звонить оттуда, куда она едет, будут требовать, чтобы она определилась, останется она там или как? Обстановка за время пути стремительно изменится, на второй день окажется, что с поезда (не с нашего, с другого, на котором она должна попасть в свой город) ей сразу же надо ехать на работу, так как уже нет инкассации и она должна срочно начислить зарплату, чтобы раздать выручку на руки. Она не плачет только когда говорит с мамой: «Мама, всё будет нормально, но сначала я на работу…»
- А вы не знаете, в Саратове Вишнёвая улица – это далеко от центра? Нам квартиру предлагают там, это не далеко? – спрашивает она у мужчины средних лет, который её отечески и дружески опекает в пути. Мужчина пожимает плечами.
- Это практически эпицентр – говорю, наконец, я – недалеко, нормально. Транспорт всякий ходит.
Девушка опять плачет и объясняет:
- На даче у родни сколько проживёшь? Муж работу пока будет искать, а то вот даже поговорить по телефону нормально не можем, он же за их счёт звонит, а тётя уже косится…»
Вдруг с другого конца вагона доносится нарастающий душераздирающий истеричный крик:
- Кто стрелял? Кто там стрелял? Кто стрелял в нас?!!!
И затем под стук колёс в притихшем вагоне слышна только долгая затухающая монотонная тирада: «Зачем ты завела эту тему? Я же говорила, не поднимать эту тему. Я тебя просила, не разговаривать вообще на эту тему…»
Хорошо, что в этом поезде всем до лампочки, куда еду я. Тем более, что вместо ответа у меня невнятная легенда.
Вообще, при чём тут поезд, к чему сейчас эти воспоминания? Вечно они вкрадываются в голову и сбивают срочные мысли с прямого курса, заставляют делать крюк в прошлое. Зачем? Даже такого поезда уже нет. Отменили в этом году, как и многие другие до него.
Тут всем до лампочки, что какой-то поезд отменили. И там всем до лампочки. Всем, кому я могла об этом сказать и сказала. Разве ж во мне что удержится?
А недавно сказала последний раз, никому, просто так. Поезд казахский раздолбанный , говорю, отменили.
- У меня тоже такое было – неожиданно отвечает Игорь. – В детстве. Помнишь, в Детском парке было какое-то круглое строение, может теплица.
- Не помню.
- Ну вот. Оно было стеклянное. Но все стёкла побитые и внутри разрушено. Беспорядок, короче. Я туда заходил и словно в другом мире оказывался. Стоял подолгу и смотрел оттуда на людей. Потом её сломали и сделали на этом месте, наверное, красивую клумбу. То есть благоустроили вроде. А у меня как отняли что-то ценное.
А я ведь чувствовала, что поезд не просто так, но не знала, на ком сработает. Воистину не угадаешь, где найдёшь… Я смотрю на Игоря и думаю: « Это потому, Игорь, что ты такой же совок, как и я, и книжный шкаф у тебя забит советскими и зарубежными фантастиками. Ты и поэтом мог бы быть вполне, трудовой путь у тебя подходящий – ментом был, толкал тележки в Крытом – «Посторони-ись!», спиртом на разлив торговал, теперь водоросли на Набережной чистишь. Коммунальщик – это, считай, философ, поэт. Не настоящий, конечно, который может повторять про солнце, звёзды, кровь, дорогу, поезд из стиха в стих. И всё это будут разные солнца, и разные поезда. У настоящих поэтов каждому слову дано несметное количество жизней. Нет, такими нам не быть. Про таких, как мы, люди высокоинтеллектуального статуса говорят «а ещё они никогда не были за границей и ни разу не летали на самолёте!» и это в их глазах в разы снижает коэффициент значимости наших слов. Поэтому творить нам не дано, только побыть смыслоукладчиками, рифмоформовщиками. А расхлябанные поезда и разбитые теплицы – это наши тоннели и призмы, через которые невидимое может стать читаемым. Но каждому слову надо дать одну-единственную жизнь и не ошибиться. Одному солнцу, одной крови, одному морю… Не ошибиться и получить ключ к остальным.
Да, про стихи же. А что про стихи? А ничего, читала стихи и вот… | |
| Автор: | mysha | | Опубликовано: | 24.07.2017 07:02 | | Создано: | 24.07.2016 | | Просмотров: | 2786 | | Рейтинг: | 20 Посмотреть | | Комментариев: | 0 | | Добавили в Избранное: | 0 |
Ваши комментарииЧтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться |
Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи,
Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
 Авторизация |
|
