|
Звери, живя вместе с нами, становятся ручными, а люди, обращаясь друг с другом, становятся дикими (Гераклит )
Проза
Все произведения Избранное - Серебро Избранное - ЗолотоК списку произведений
Понары Дневник Саковича и остальное | | Посвящается всем погибшим в Холокосте. | Понары: Дневник Саковича и остальное.
1. Вступление: ПОНАРЫ. Панеряй.
Дневник Казимира Саковича 1941 - 1943 -
Панеряйский Дневник -
история важного документа Холокоста.
2. ПОНАРЫ "Место резни людей" Професор Петр Нивинский.
Гданьский Университет Политологии.
3. ПОНАРЫ. Дневник Казимира Саковича 1941 - 1943
4. Акт о злодеяниях, совершенных немецко-фашистскими
захватчиками в местности Понары, вблизи гор. Вильнюса
5. ПОНАРЫ - «БАЗА» Юзеф Мацкевич
Статья из римского журнала "Ожел бялы" ("Белый орел")
1945 год No35 (170)
6. Понары (Рассказ инженера Ю. Фарбера)
1.
Рукопись в бутылках.
Как гибнущие моряки посылающие письма в бутылках, в 1943
году польский журналист Казимир Сакович - свидетель и очевидец
расстрелов в Понарах (Панеряй) оставил нам послание, закопав около
своего дома несколько бутылок с дневником от 11 июля 1941 до
6 октября 1943 года. Часть записей видимо утеряна, но оставшиеся
представляют собой важнейший исторический документ.
Сам Казимир Сакович тоже погиб в 1944 г. убитый полицаем.
Рахель Марголис, обнаружила, расшифровала и опубликовала
давно потерянный дневник Казимира Саковича
(Kazimierz Sakowicz)
Сперва дневник издали в Польше:
K. Sakowicz,
Dziennik pisany w Ponarach od 11 lipca 1941 r. do 6 listopada
1943 r.
, Bydgoszcz, 1999
затем на иврите в 2002
;;;';;;; ;;;;;;;', ;;;;; – ;;;;;: ;;;; ;;; ;;;;;; ;;;;;; - ;;;;, ;;;; ;;; ;;;;;; 835 ;;; ;;;-;; ;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;; ;' ;;;;;;;' ;;;;; ;;;;;;; ;;;;; ;;;;; ;; ;;;;;
Затем в Германии на немецком:
Die geheimen Notizen des K. Sakowicz: Dokumente zur Judenvernichtung
in Ponary 1941 - 1943 Dezember 2003 von Rachel Margolis (Autor), Jim G. Tobias (Autor)
И на английском:
Ponary diary, 1941-1943 : a bystander's account of a mass murder
/ Kazimierz Sakowicz ; edited by Yitzhak Arad
Other Authors/Editors:
Arad, Yitzhak,
Published:
New Haven : Yale University Press, c2005
В 2012 году в Литве на литовском:
Kazimierz Sakowicz
1941–
1943 m.
Paneri;
dienora;tis
Lietuvos gyventoj;
genocido ir rezistencijos
tyrimo centras
2012
vilnius.
Я долго искал русский перевод и пришлось сделать самому.
1 мая 2017 года.
Посвящаю свой перевод всем погибшим в Холокосте.
2.
ПОНАРЫ
"Место резни людей"
мой перевод на русский язык.
Професор Петр Нивинский.
Гданьский Университет Политологии.
prof. UG dr hab. Piotr Niwi;ski
Uniwersytet Gda;ski
Instytut Politologii
Ponary
miejsce „ludzkiej
rze;ni”
Сейчас Понары - Панеряй жилой микрорайон Вильнюса. В первой половине двадцатого века он был пригородом Вильнюса, а городские жителям - отдаленным, тихим место для летнего отдыха. Панеряйские холмы были покрыты сосновым лесом, пересекались железнодорожной линией и шоссе, ведущим из Вильнюса в Гродно. Рельеф, близость железной дороги (около 300 метров от ж/д станции Вильнюс - Панеряй), шоссе и несколько деревянных зданий, в основном для отдыха, привлекло
Советское правительство, захватившее Вильнюсский край, выбрать это место для строительства емкостей для хранения топлива для подачи топлива для нужд в основном Советской Армии.
Строительные работы начались в начале 1941 года. Это были огромные ямы: вырыли их семь,
сверху ширина от 27 до 39 метров, в нижней части - 8 м. глубина - более 5 метров. Среди карьеров
были канавы для труб, связывающих резервуары в стадии строительства. Котлованы планировалось
выложить битым камнем и оббить жестью, которая служит в качестве внутренней стенки резервуара.
До июня 1941 завершить успели только два хранилища. Вся база площадью более 5 квадратных километров
была окружена в четыре метра высотой металлической сетью с колючей проволокой.
Когда немцы оккупировали Виленский край, новая власть выбрало это место для массовых убийств.
Победил прагматизм. Котлована годилась под массовые захоронения. Вдали от мест скоплений людей,
в окружении леса, гарантована незаметность - выстрелы заглушались лесом.
По близлежащей железной дороге и шоссе, без проблем можно было привозить людей.
Скорее всего, вдоль забора были минные поля, это было видно из надписей на заборе. Территорию
защищали охранники, которые применяли оружие против всх приближавшихся к огороженной зоне.
1941. 4 июля.
Немецкий оперотряд - Einsatzkommando 3A - под руководством
Оберштурмфюрера SS Эриха Вольфа выполнил первые расстрелы. Отряд принадлежал к оперативным командам
(Einsatzgruppe) созданным для того, чтобы, " очистить тыл фронта от вредных элементов - коммунистов и евреев ".
По сохранившихся данным за первые две недели оккупации Einsatzkommano в Вильнюсе убила около 5 тысяч евреев и точно неустановленное число советских военнопленных.
Вскоре после того, как отряд двинулся фронт, чтобы иметь возможность продолжать свою зверскую деятельность.
Почти сразу же он был создан новый спецотряд для массовых казней, немцы назвали его "Sonderkommando der Sipo und SD."
Его организатором и начальником был назначен немец Мартин Вайс, офицер SD (служба безопасности)
Первыми завербованными членами отряда стали мужчины организации «Союз литовских стрелков», также известные как шаулисы "стрелки", которое в то время массово регистрировались на службу в литовской полиции. Их командиром стал Юозас Шидлаускас позже - Балис Норвайша - оба бывшие офицеры литовской армии. В конце 1943 года руководство принял бывший сержант литовской армии Йонас Тумас. Все это время они были подчинены немецким командам.
1941. Июль. Тогда в отряде было только пятьдесят добровольцев, но вскоре в его рядах было уже несколько сотен солдат и офицеров. Большинство из них были литовские добровольцы, но временно участвовали трое поляков и несколько русских.
Команды отдавались на литовском языке. Отряд был названы "Особым Бюро" (полное имя
- немецкая полиция безопасности и СД особое бюро). Со временем польское общество членов отряда уничижительно называли «Панеряйские стрелки».
В течение первого времени члены отряда носили литовскую военную форму: серые брюки, кожаные ботинки, военные зеленые рубашки, зеленые пальто и кепки. Члены отряда, также носили знак довоенной литовской армии "Витис". В 1942 г. введена новая зеленый униформа с коричневой
рубашкой и круглыми шапками с изображением черепа.
За выполняемую службу солдаты и офицеры получали разныую оплату, как правило, небольшую.
По этой причине поощрялась торговля вещами убитых. В то же время выдавался допаек: водка и сигареты. Отряд был вооружен немецким и советским трофейным оружием.
Официально они должны были охранять гетто в Вильнюсе, некоторые здания полиции в Вильнюсе и (Место Бойни) Понары. Но главная цель существования отряда были расстрелы (экзекуции).
Со временем, из-за отсутствия опыта казней система исполнения изменялась. Первоначально приговорённые к смерти большими группами привозились автомобилями или железнодорожным транспортом. Они ставились к вырытой яме и расстреливались из пулеметов. Однако, таким образом,
не все люди сразу же убивались, кроме того, использовалось слишком много боеприпасов. На этом этапе казней происходило, то что раненые люди вылезли из ямы смерти.
Через несколько недель метод убийства был изменен. К месту расстрела пригонялись группы из десяти человек. Они снимали верхнюю одежду их расстреливали и сталкивали в яму, палачи, которых также было десять. Большие дети стояли рядом с взрослыми, младших держали матери.
Во втором случае один палач расстреливал мать, второй ребенка.
Иногда, в целях экономии боеприпасов, маленькие дети бросались в яму живыми.
Осужденные к смертной казни убивались одним выстрелом из коротко или длинноствольного оружия.
Чтобы выстрелы были точными, исполнители были обучены. Один
из свидетелей преступлений, Станислав Хомчевский писал: «Перед расстрелом офицер показывал схему, которая изображала человеческое тело и отмечала наиболее важные человеческие жизненные органы, например, место, в которое солдаты должны были целиться, выполняя расстрел. В соответствии
с ранее выданными инструкциями, после залпа выстрелов офицер подбегал к жертвам и проверить точность выстрелов».
Если кто-то показывал признаки жизни, его приканчивал стрелок, который ранее в него целился.
Слои трупов посыпались кальцием, фосфором и покрывались слоем почвы. Глубокие ямы засыпались только после нескольких расстрелов. Опасаясь вспышки эпидемий немецкие
власти время от времени приказывали ямы дополнительно покрывать кальцем и засыпать новым слоем земли.Для того, чтобы максимально использовать глубину ямы начали строить трапы, ведущие к середине ямы.
Осужденые должны были идти к назначенному месту трапа и там убивались. Таким образом, тела равномерно заполняли не только края, но середину ямы. Остальные ждали смерти в длинной очереди. Для обеспечения порядка были использованы резиновые палки, которыми били осужденных, ждущих казни. В целях предотвращения ударов и защиты себя в этот момент, они даже не успевали подумать, о побеге. Жертвы также травились собаками.
Один из анонимных свидетелей свидетельствовал польскому подполью «Пытая людей немцы и шаулисы - "стрелки" пустилина них собак, мучали людей, потому что они не могли защитить
себя - их руки были связаны за спиной. Собаки рвали их тела. И их (палачей) смех звучал как пулеметное эхо.
В то время грабежи укоренялись: вещи осужденных, которые позже продавали панеряйские "стрелки". Приведеная к яме смерти группа людей должна была раздеться. Они вырывали золотые зубы, зубные коронки. Найденные деньги, золото и другие ценности палачи формально обязаны были сдать немцам,
и эти вещи должны были прибыть в германский рейх. Но это они выполняли неохотно и небрежно. Они были убеждены в том, что за добросовестную, непрерывную службу драгоценности
жертв принадлежат им.
Они даже высказывали эту свою позицию в петиции к правительству Германии.
Некоторые из этих жестоких палачей образом накопили богатство и в конце войны это помогло бежать в Германию или скрыться в Литве.
Панеряйские "стрелки" часто жаловались на "тяжелые" условия труда. Частые казни осуществляющиеся в
плохих погодных условиях, сравнимые с тяжелым физическим трудом и умственная нагрузка иногда приводили к желанию уйти из службы. Однако, это было не так легко уйти от ужасного расстрельного отряда, солдаты иногда прибегали ко всем видам членовредительства. Тем не менее, это был лишь единичные случаи.
Для того, чтобы по меньшей мере частично предотвратить дальнейшую умственную деградацию, на казни выдавался алкоголь. Водка переливалась из бутылок в огромный котел, из которого каждый солдат мог пить сколько угодно. Таким образом, подавлялась чувствительность, вызвалась жестокость и
готовность к действию.
Расстрелы выполняли все члены отряда, назначаемые офицером в условиях фиксированного графика
с охраной, осуществляемой солдатами. До сих пор осталась только часть документов. Большинство из них были уничтожены. Дополнительную информацию, мы получали от свидетелей, видевших событие, впечатление, но их не так много. Пойманные палачи в своих показаняих,как правило, умаляют трагедию тех событий, а тех,которые спаслись остается мало. Поэтому особое внимание
следует уделять их рассказам и впечатлениям.
О том, что случилось в Понаряйской резне, больше всего узнаем из записок недалеко в то время жившего журналиста Казимежа Саковича, найденных после войны в бутылках, которые он закопал в саду возле веранды своего дома. Он описывает события с 11 июля 1941 года.до 4 ноября 1943 года. .,
которые он наблюдал из окна чердака своего дома . Среди многих других фактов, которые он описывает, как убивали представителей польской интеллигенции: "Ну, получается,что они стреляли польские адвокатов и врачей! В то же время, они расстреливали по двое, им сказали раздеться. Они держались твердо, не плакали, ничего не просили, просто попрощались друг с другом и перекрестившись - выходили." - писал Сакович (Sakowicz), который также не дождался конца войны.
За нескольких дней до освобождения Вильнюса, его убил литовский полицай.
3.
Как гибнущие моряки посылающие письма в бутылках, в 1943
году польский журналист Казимир Сакович - свидетель и очевидец
расстрелов в Понарах (Панеряй) оставил нам послание, закопав около
своего дома несколько бутылок с дневником от 11 июля 1941 до
6 октября 1943 года. Часть записей видимо утеряна, но оставшиеся
представляют собой важнейший исторический документ.
РахельМарголис, обнаружила, расшифровала и опубликовала
давно потерянный дневник Казимира Саковича
(Kazimierz Sakowicz)
Сперва дневник издали в Польше:
K. Sakowicz,
Dziennik pisany w Ponarach od 11 lipca 1941 r. do 6 listopada
1943 r.
, Bydgoszcz, 1999
затем на иврите в 2002
;;;';;;; ;;;;;;;', ;;;;; – ;;;;;: ;;;; ;;; ;;;;;; ;;;;;; - ;;;;, ;;;; ;;; ;;;;;; 835 ;;; ;;;-;; ;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;; ;' ;;;;;;;' ;;;;; ;;;;;;; ;;;;; ;;;;; ;; ;;;;;
Затем в Германии на немецком:
Die geheimen Notizen des K. Sakowicz: Dokumente zur Judenvernichtung
in Ponary 1941 - 1943 Dezember 2003 von Rachel Margolis (Autor), Jim G. Tobias (Autor)
И на английском:
Ponary diary, 1941-1943 : a bystander's account of a mass murder
/ Kazimierz Sakowicz ; edited by Yitzhak Arad
Other Authors/Editors:
Arad, Yitzhak,
Published:
New Haven : Yale University Press, c2005
В 2012 году в Литве на литовском:
Kazimierz Sakowicz
1941–
1943 m.
Paneri;
dienora;tis
Lietuvos gyventoj;
genocido ir rezistencijos
tyrimo centras
2012
vilnius.
Я долго искал русский перевод и пришлось сделать самому.
1 мая 2017 года. Перевод дневника Казимира Саковича:
Панеряйский дневник 1941 - 1943
1941
11 июля 1941 г., Погода очень хорошая, тепло, плывут белые облака.
Сегодня были слышны выстрелы, вероятно, тренируются в стрельбе
в лесном лагере. Около четырех часов дня последние выстрелы,
залпы и уже не одиночные выстрелы, около двух часов.
12 июля, я уже узнал на Гродненском шоссе, что это были расстрелы
евреев. Около 3 часов они привели к большому лесу партию евреев.
В них стреляли. Это был первый день расстрелов. Тяжелое давящее
чувство. Стрельба прекратилась после 8 часов вечера, но долго ещё
слышались не залпы, а одиночные выстрелы. Евреев было более 200
человек.
На гродненском шоссе установили литовский военный пост. Проверяли
проезжающих.
На другой день 12 июля в субботу уже знали в точности, что произошло:
Около 3 часов после обеда в лес пригнали большую группу евреев - 300
человек.
Большинство интеллигентного вида, хорошо одетые и с чемоданами, это
были хорошо известные своей экономической деятельностью люди.
Через час раздались звуки выстрелов. Расстреляли построив по 10
человек.
Раздели пальто, сняли шапки и ботинки (но не снимали брюк!)
Расстрелы продолжались в последующие дни: 13, 15, 16, 17, 19 июля
( в субботу)
Расстреливали молодые "стрелки" 17 - 25 лет.
В доме Юхневича (сосед автора) основали военный пост, охраняющий
территорию.
На пост приходит группа евреев (5 человек) за лопатами. Выясняется,
что им придется закопать расстреляных вчера.
Так продолжалось всю неделю. Потом этот пост в доме
Юхневича ликвидировали. Только "стрелки" стреляли и охраняли.
На гродненском шоссе пост задержал евреев возвращающихся из
Друскининкай в город и загнали в группу направлявшуюся "на работы"
Также в группу были включены два молодых еврея, напрявлявшихся в
Вильнюс вместе с еврейкой.
Другие три дня 20, 21, 22 июля тихо.
VII.11
Автомобиль NV-370 с двумя веселыми "дамами" литовками и каким то
"господином" который отправился на экскурсию, желая посмотреть
как расстреливают. После убийств вернулись обратно. Я не видел
печаль в их лицах.
Однажды в июле, чтобы утомить еврейскую группу, в поле около
Науякемиса их заставили делать зарядку.
От VII.14
Раздевают до нижнего белья, широко торгуют одеждой её возами
привозят из Гуреляй у переезда (у гродненского шоссе)
На гумно - центр одежды, из которого, наконец, заправленную в мешки
одежду увозят.
Идет интенсивная торговля. Покупают одежду за 100 рублей, и находят
в ней зашитые 500 рублей! "Стрелки" с полными рюкзаками набитыми
часами, деньгами, и так далее. Обширная торговля за бутылку (3/4 л)
водки (Скайдрёи) продают одежду и так далее.
По пути еврейки задаются вопросом: «Где тут работа?»
От VII.23 расстрелы до конца месяца, за исключением того, в воскресенье,
VII.27.
Всего июль ежедневно в течение 17 дней каждый день были расстреляны
около 250-300 людей, то есть в среднем - по 275 человек (4675 человек: все
мужчины
и только одна "добавленая женщина). Кроме того, почти каждый день
привозили автомобилями по несколько или десятки людей, вероятно,
коммунистических тузов.
Вообще в июле были расстреляно около 5 000 людей. Оставалось только
стаи ворон но выстрелы и их отпугнули.
Свирепствует Пятрас Казюкас, воспитанник литовского приюта
священника Беляускаса. Казюкас - вор ограбил типографию "Руха"
в Пабраде и.т.п.
VII.23
Прекрасный день. Пригнано около 500 людей. Стреляли до темноты,
слышались крики: " Я - не коммунист!", " Что делаете?" Согнанные
начали бежать, выстрелы слышались по всему лесу целую ночь и утром.
Ловили, били и стреляли. Полно интеллигентов. Несколько человек
прорвалось до Йогелон, их догнали и расстреляли, но кажется
нескольким удалось убежать по гродненскому шоссе.
Август
Расстреливали 1 и 2 группами более чем из 300 человек.
Кейзикас поселился у Верешко.
Одежду носят после 9 часов вечера, когда никто не видит,
потому что запрещено ходить.
Проходят рядом с нами. У одного спросил чтобы продал картошку
из мешка за плечами, он ничего не ответив пошел к Верешко.
Кейзикас в Панеряй шантажирует евреев - семьи Понаса и Шапиро,
Понаса ограбил, взял радио и как слышал, много других вещей.
Самовольно делает обыски - "ищет оружие", а а выносит одежду и.т.п.
Немцам 300 евреев - это 300 врагов человечества, литовцам 300 пар
обуви, брюк и.т.д.
В августе расстреливали 1, 2, 6, 8, 11, 16, 19, 22, 23, 24, 26
всего за 10 дней расстреляли 2000 человек.
В последнюю неделю то есть VIII.27–29, "стрелки" говорили, что на
следующей неделе за день будет столько расстреляных, сколько за
весь август. Так и случилось.
С VIII.3 до 5 .
(Включительно) не расстреливали.
6 августа
Около 300 людей все с узлами, несколько повозок с чемоданами
позади. Шли через Понары "на работу".
VIII.7
Не расстреливали.
.
VIII.8
Расстреляно около 200 человек. Расстреливали только после обеда.
По дороге их били палками. Давид Каселис говорил: " Были в пути,
работали".
VIII.9 и 10
Не расстреливали.
VIII.11
Первый день расстреливали с утра около 8 часов (потому что какая
"работа" ночью.
Дочь З. Белостоцкого с улицы Францисканцев говорила: " Их взяли в
субботу
VIII.9,
а позже в понедельник в Понары"
Дочь имела справку, но было уже поздно, потому, что их расстреляли
в 9-11 часов утра,
но это выяснилось только в 3 часа, после обеда.
С VIII.12 до 15 .
(Включительно) Не расстреливали.
VIII.16
В группе около 200 людей, шла еврейка одедая в темно синее платье с
белыми пятнами, соеднего возраста, усталая,это была первая
женщина в группе из Вильнюса, также немало детей, которым
было по 12-15 лет и стариков, которых пришлось нести, так как
не было колясок. Коляски были только несколько дней, потом
в такие игры не играли.
VIII.17 и 18
Не расстреливали.
VIII.19
Было уже две женщины. Одна молодая светловолосая,
интеллигентной внешности. Всего около 100 человек. много
молодежи. Караима взяли на улице. Он уже был в яме, когда
немец участвовавший в экзекуции с самого начала и к которому
он обратился, говоря, что он не еврей, его отпустил. Выпил воды
у Рудзинских и пошагал в Вильнюс. Живет вроде на улице Киевской.
Стреляли людей группами в спину или из пулемета, во время дождя
или в позднее время( иногда закидывали гранатами)
Один человек в нижнем белье убежал до Дегсняй. Его догнали
и застрелили. Дети пасли коров, а он бежал в их сторону, так они
разбежались во все стороны. Несколько метров в рожь, которая
уже была подросшая.
Обычно расстреливали по десять человек, глаза завязывали только
этого пожелавшим. Другая группа видела ранее убитых, которых не
всех закопали. Нет! Идут по трупам будущие мертвецы.
Выяснилось, что VIII.22 один еврей на площадке ударил немца
бутылкой в затылок, немец упал и его увезли.
Это случилось, когда немец у осужденого на смерть взял драгоценности.
С VIII.22
немцы забирают драгоценности, а литовцам оставляют одежду
и прочее.
VIII.22
После разрушительных сильных ветров и обильных облаков снова
установилась хорошая
погода (это была пятница). Автобус "Арбона "
№ 5401 в 4-х часа после обеда возвращается в Вильнюс
примерно через час возле дома, где я полол гречку,
прошел Казюкас он шел домой, из за связанного покрывала
за его спиной была видна одежда. Он шел спокойно, уже ничего
не стыдясь. Вместе с ним шел какой то литовец.
VIII.22, 11,30. до полудня
Ветренно, полол с женой гречиху. Вдруг мы видим, как Kазюкaс
бежит по дорожке к гродненскому шоссе.
Я говорю жене, что, вероятно, снова гонят евреев, потому что Kазюкас
спешит на «работу» (одетый в какой-то новый
костюм). Я последовал за ним, вижу - по шоссе ведут более 100 человек,
в том числе 7 евреек, одна из них очень красивая, очень молодая.
Через 20 минут раздались выстрелы
Стоящая у будки какая-то женщин, обьяснила, что это горничная
владельца лесопилки Шапиро. Она говорит нам о том, что вчера на улице
взяли утром шедшего на работу сына Шапиро Сёму 18 лет, ученика
последнего класса польской гимназии на Доминиканской улице. Она
принесла ему пальто, продукты питания и другие предметы. Я не знаю,
что это позже с ней случилось. Она была христианкой, она, помимо всего
прочего, она принесла, как я видела, школьный плащ.
Оказалось, что VIII.23 евреи были две группы по 6 женщин, в общей
сложности 12 человек. Первая группа молодых евреек казнены
литовцами. Kазюкас хвастался Хавелайте они раздетые догола,
выглядели очень хорошо.
Вторая группа, доставленная через нескольких часов, уничтожают уже
не "стрелки" а немцы.
Видимо, немцы убедившись, что расстреляные девушки голые, не
передали вторую группу "стрелкам" , а сами их расстреляли.
Именно поэтому литовцы, вероятно, сердится и из мести, по-видимому,
говорили, что немцы «есть раса загрязненные евреями», потому что
немцы привезя евреек, удалили "стрелков" прочь от раскопок до ворот:
всё продолжалось почти час от прибытия до первого выстрела.
Что Kазюкас не лгал о наготе, о чем свидетельствует тот факт, что на
следующий день предложил купить шелковые чулки.
VIII.23 субботу
Отличная теплая погода. 8,30. Утром прибывает из Вильнюса автобус
"Арбоне"
No. 5491.
Реально ли это? На этот раз автобус вместе с несколькими немцами
сидят еще несколько гражданских лиц и кажется, 12 женщин, молодые
еврейки.
Автобус поворачивает на стратегическую дорогу, а затем - в лес.
Вскоре я слышу крик и ужасные предсмертные конвульсии. Через
некоторое время слышится залп, затем - несколько отдельных
выстрелов, и все успокаивается. А в 9,30. по гродненскму шоссе едет
автобус "Арбона" (уже без женщин),в Вильнюс.
Для караима, кажется, произошла ошибка, когда он уже был VIII.16 был
назначен в четвертую десятку запланированного расстрела.
VIII.24 и 25
Не расстреливали.
VIII.26
Расстреляно 88 человек, среди них - 6 евреек. Большинство как было
видно по одежде и другим вещам были не из Вильнюса, и не из городов,
а из местечек. Так Понары был как бы центральной базой(расстрелов).
Сентябрь
IX.2 вторник
Ветрено. Сильный дождь, холод, дожди.
7 часов утра - еду в Пирчюпис. По шоссе через стратегический путь
в площадку, автомобиль едет, а за ним - два грузовика с евреями.
Когда я был уже в Kaзбее, раздались выстрелы. Через полчаса на
дороге появляется длинный ряд людей - только вверх от переезда до
часовни около 2 километров(на самом деле)
Во время переправы побежали за 15 минут!
Это было, как выяснилось позже, в соответствии с Янковским 4000
людей, другие говорят что 4875 человек,только женщины, много детей.
Когда они повернули на дороге (Гродненское шоссе), что ведет к лесу,
они поняли, что их ждет, и кричали: «Спасите!» детей укачивали на руках,
и так далее.
Стреляли 80 "стрелков" Забор охраняли около 100 стрелков.
Стреляли пьяные.
Перед расстрелом мучили (Янковский), чтобы поиздеваться,
страшно пытали мужчин и женщин. Мужчин расстреливали отдельно;
женщина раздевали до нижнего белья. У людей было много вещей,
меха, ювелирные изделия, потому что они думали, что уходит в гетто.
Литовский командир взвода (Калиновскис)
вышел на шоссе в женской шубе, была пьян. Они стреляли так, что
другая группа должна была стоять на убитых. Они шли и шли по трупам!
Закопали сразу на следующий день. Там было много раненых. Одна
(еврейка) убежала в Жемайю.
Она была ранена в руку. Она видела в яме двух своих убитых детей, а в
другой яме погиб её муж.
Хавлова в этот день встретила 5 окровавленных евреек, одетый в одежду,
рваную колючей проволокой.
IX.3 и 4 шла активная торговля в женской одеждой! На второй день в лесу,
возле ямы, нашли маленького ребенок, играющего в песке, бросили в яму
и застрелили (Янковский).
Другой случай - на грудного ребенка оторвали от груди и застрелили.
(Kривкова)
Эти люди были расстреляны, в наказание за предполагаемые выстрелы в
немецких солдат в Вильнюсе на 31-воскресенье, август.
В городе было вывешено
обьявление Хингста, что за выстрелы в минувшее воскресенье
наказать виновных евреев. Стрельба продолжалась весь день, а затем
"стрелки" снова пили. Они пили, и на следующий день.
На следующий день, IX.3 (среда), зашла к Янковскому еврейка,
путешествующая из Вильнюса; её заметил литовский "стрелок".
Он бросился на крыльцо,
спрашивая: Что она "Юдэ"?
Она сказала, что "Юдэ"
Тогда он начал безжалостно бить и потащил в лес, где и убил.
Многие сокровища присвоили литовцы, потому что те, кто был послан в
" Гетто" разговаривал с ними может взять его с собой, так что они несли
сокровища, теплую одежду, и так далее. Литовки прибыли за одеждой.
Привезено около 2 тысяч еврев, в том числе много женщин и детей.
IX.8
Сенсация - обыск в Паняряй в квартире, где она жил Kазюкас;
он арестован
IX.12
Опять же, стрельба в 2 часа. во второй половине дня.
IX.17
Сенсация. Среди идущих евреев пошли Kазюкас и другой крестьянин
из Казбеи, который был пойман за забором, когда шли воровать одежду.
Оба из них были вынуждены надеть пальто, с пришитыми еврейскими
звездами. Kазюкас пошел на расстрел в первом ряду. Он был убит.
Оказывается, что одна из главных причин для расстрела было то, что он
посмел забрать часы евреев, и они принадлежали другим, по крайней
мере, не "стрелкам".
октябрь
Расстреливали Х.2 , 3, 16, 21, 25 и 27-е
X.16 четверг
Холодная погода, относительно сильный октября холодна
(неожиданная волна холода пришла в понедельник - вторник).
Во вторник, 4 еврейки убежали через Дягсне.
X.25
Многие получили ранения. В ночное время, пытаясь бежать, стреляли
всю ночь.
Рассказал, что когда сельский житель пришел к литовцам принеся
водку и попросил еврейских тряпок, то за водку получил целый мешок
тряпья; мешок был очень тяжелым.
Литовцы, давшие ему сумку, сказали быстро исчезнуть.
Рядом в лесу любознательный сельчанин открыл сумку и стал
просматривать вещи, где нашел убитого еврейского мальчика.
Он спрятал его под мох. Дорожные строители увидели, что сельский
житель прячет что-то, после того, как он ушел, пришли, открыли мох
и нашли трупик.
X.25, Ужасная суббота.
О 8:20 пм. утром на шоссе, рядом с часовней, показалась длинное
шествие обреченных
Когда они подошли к переезду, я увидел, что это были
только женщины - и пожилые, и молодые, и вместе маленькие дети в
колясках.
Дети лежали прижав ручки к груди, некоторые мирно спали.
Отличная погода, солнечно. В это время, в лесу уже один один
за другим раздавались залпы выстрелов. Они стреляли, и женщин
и детей, которые с 7 утра. были привезены в утро на двух грузовых
автомобилях
(№№. 4003 и 4005) из Лукишкяй
Интересно, что когда эти машины возвращались из леса, в них сидели
литовские солдаты и уже делили вещи. И как они успели!
У железнодорожной будки это видели там стоящие Янковский,
Высоцкий и другие, у Шлигельмильха не выдержали нервы и он убежал.
Когда первый ряд шествия подошел к переезду было ровно
8:52 пм., А когда прошел последний ряд, была 9,17 часов.! Шествие шло
довольно медленно, на лицах виделась страшная усталость. А залпы в
это время повторялись непрерывно.
Обреченные начал беспокоиться. Одна из них обратился к стоящему
около будки Высоцкому: «Какая это местность»
А тот, несмотря на, что за разговоры с обреченными приговаривали к
смерти (могли расстрелять, как это было в случае, когда арестовали
человека, который, спрошенный одной женщиной X.16, сказал, что
это - Панеряй), (Понары)
возбужденным голосом сказал :
Па-не-ряй. ( По - на - ры)
В рядах послышался плач. Еврейки начали отступать назад. Тогда по
приказу офицера солдаты ( их было 12, впереди - 6
с капитаном), начали избивать их прикладами. Одна еврейка говорит
солдату:
- Я дала вам все деньги, за которые вы обещали отпустить и
меня и ребенка, не дайте мне умереть!
Солдат смеется.
Другая молодая еврейские интеллигентка 19-20 лет, одетая в серое
пальто с черным меховым воротником, ведущая трех -четырехлетнего
мальчика в синем пальто падает на землю (несмотря на грязь), целуя
ноги офицера и просит, оставить в живых, обнимает грязные ботинки
и умоляет, а он для того, чтобы освободить ноги пинает её ботинком
в челюсть, и вытягивает ногу из ее объятий, но оцарапал кожу щеки
и кровь смешивается с грязью.
Еврейка лежит и судорожно умоляет, но еще один солдат
ударил ее прикладом , она хватает приклад ... и целует, стоя на коленях
на пути к входу в бойню. Тогда солдат хватает плачущего мальчика
и выбрасывает его за забор, как дрова, и там снова поднимает приклад,
чтобы бить ребенка. Еврейка кидается вперед, бежит за забор из
колючей проволоки, чтобы защитить ребенка.
А им только этого и надо. Выстрелы всё ещё звучат. Они продолжались
до 5 часов. во второй половине дня.
Еврейки шли вереницей по трупам, так же X.27 шли и евреи.
Примечание X.25.
Одна еврейка, услышав выстрелы, пыталась убежать; ее
поймали и по приказу офицера мучают на шоссе.
Офицеры также били и издевались. Теперь немцы тряпки возами
возят в Вильнюс.
X.27 понедельник
Пригнали около 1000 женщин и детей обоих полов. Так как было
необычно холодно, детям позволили снять только пальто, оставив их с
одеждой и обувью ждать смерти.
Во время пересечения переезда шли почти исключительно мужчины
(среди них - около 15 советских солдат), в конце шествия несколько
женщин.
Шел дождь.
Одна женщина с ребенком, и еще один парень - еврей, пытались
убежать, парня застрелили. Женщина с ребенком убежали через
Понары в направлении Черной Крыницы.
Примечание.
Теперь уже "стрелки" расстреливают в гражданской одежде и и военный
конвой.
И дальше мучают.
X.30
Погода прекрасная, солнечная. 9 часов. утром приходит четыре грузовика
с литовскими солдатами и офицерами. Вскоре - ещё 4 машины, полные
пожилых женщин и детей. Звучат выстрелы. 10 часов. У часовни
показывается длинная процессия. Когда она вошла в гродненское шоссе,
несколько человек попытались убежать. А убежали - я не знаю. Впереди
переезда женщины, в конце - мужчины. Женщины меньше охраняются,
мужчины окружены плотной сетью солдат.
Расстреливали залпами и из пулеметов, в трех местах проходила
экзекуция (слышались выстрелы). Вечером, около 7.30., в лесу начали
стрелять . Такие расстрелы в последние недели повторялись часто
-
Теперь выяснилось, что это серьезно раненные люди бегут спасаясь и
прячась в ночной темноте.
Некоторым из них повезло, если у них только достаточно
достаточно сил; тяжело раненые, не имея сил, чтобы бежать быстро
были пойманы.
Теперь 9 часов. вечер, и выстрелы слышатся в нескольких различных
местах.
Ясно слышно, что выстрелы в лесу быстро приближается, по-видимому,
кто-то бежит стреляя. Гонится.
---Переступив ворота какая-то еврейка поняла, куда она идет и просит
своего ребенка (мальчика несколько лет), бежать. Мальчик использует
подходящий момент и ускользает. Это замечает литовский офицер. Он
кричит, чтбы тот остановился, стреляет, ребенок останавливается,
офицер подбегает и несколькими выстрелами (серия) убивает. Ребенок
падает. Мать кидается к нему, но солдат колет ее штыком. Она падает.
По приказу остальные евреи её подбирают и уносят.
Раненая или убита - не знаю.
Ноябрь
XI.1
Они стреляли еврей и евреек с детьми.
XI.6
Автомобиль, привез еврев и евреек.
XI.17
4 грузовиков прибыли в только с мужчинами. Позже была организована
охота. Обреченные бежали через лес, и тогда на них охотились. Это
подтверждали отдельные выстрелы в разных местах в лесу. «Охота»
длилась около 2 часов, затем затихло.
XI.17
Собраны евреи охота, они разбежались.
XI.17, XI.19
Привезли автомобилями.
XI.19
Привезено более 200 женщин и детей. Был холодный, резкий ветер.
У него кончились патроны, пришел к будке погреться. И чтобы
сэкономить патроны от матерей отбирали детей и убивали прикладами,
да, были случаи, чтобы не утомляться стреляя каждого ребенка,
их живыми кидали в яму.
XI.21
Опять же, женщины и дети, мужчины (немного). Во время убийств и в
лесу звучали залпы. Из базы вышел "стрелок" с ружьем и на дороге
( был базарный день, пятница) предложил покупать принесенные
женские вещи - несколько пальто, платье, сапоги. Последние два пальто
- синее и коричневое - продал за 120 (сто двадцать) рублей, и добавил
пару ботов. Когда один из крестьян Вацловас Танкунас из Старого
Междуречья (Тарпупяй) спросил, что он ещё будет продать, "стрелок"
сказал, чтобы «подождал», пока он выберет еврейку на требуемый
размер. В. Tанкунас с женой испугалсь, и как только "стрелок" ушел
быстро уехали. "Стрелок" вернулся с одеждой и злился, что нет этих
"хамов", потому что он должен был «беспокоиться», подбирая еврейку
из четвертой партии, которая была "подходящая" по росту.
Кажется, XI.6 будет массовое убийство ...
1 ноября, благочестивые представители католического литовского
народа ликвидировали четыре грузовика еврев. Стреляли уже одетые в
свою военную одежду. В День 1 ноября (суббота) был день Всех Святых.
Это не мешало им расстреливать.
XI.25
Привезеные автомобилями - женщины, дети, несколько мужчин. Всего 9
автомобилей. Проезжая через ворота, жертвы пытались выскочить.
Их бьют.
Декабрь
XII.5
360 человек, в основном женщины, дети и больше не нужные
специалисты.
Многие ниток (катушек) ?.
Привезены только бедняки.
XII.7
Воскресенье, 6,30. вечером, было темно. На дороге остановили женщину,
вытащили к воротам - там крики, борьба, а затем выстрел и тишина.
В это время от Kазбеев ехала какая то телега, ехавшие в ней услышав
крики и избиение, повернули назад. Как выяснилось позже, в ней, кроме
других была (пани) Ольшевская из Понаров.
В деревне "Сорока татар" поймали еврейскую женщину, с ребенком.
Еврейку застрелили, а ребенка убили прикладом. Об этом, среди
прочего, рассказал проф. медицины Генрик Реубенбауэр.
XII.12
Kазюкас вернулся, бледный, избитый.
1942.
В одну пятницу апреля была застрелена Монгирдайте
; мне об этом рассказал её брат.
Это человек, который убил адвоката Сикорского
По прозвищу "дед", но его настоящее имя
Стасис Ленкайтис.
Сикорский имел две брюшные раны и в височной области, оба
выстрела спереди так как Сикорски пятился,
умоляя оставить его живым.
В течение некоторого времени, более трудно зарегистрировать день
расстрелов по двум причинам:
1) литовцы не приносят одежду сельчанам на шоссе, а доставляют
прямо Янковскому, с весны живущему в лесу возле базы;
2) периодически в определенное время ямы заливаются
(толстым слоем земли) из-за вони. Даже в июля заполняли.
Для этого даже специально привозили людей из Вильнюса на автобусе.
В то же время часто привозят и осужденных, укладываемых на пол
грузовика под ноги литовцам. Теперь вышел на поверхность тот факт,
что в 1941-1942 год. литовцы (полиция), убили в Вильнюсе поляка в
участке во время допроса, привезли его закопать в Панеряй.
VII.2
8,30. утром приехал один автомобиль, то же количество, как и в
прежде. Оказалось, что это 6 человек, в том числе 5 мужчин и одна
очень красивая молодая девушка. Разбежались лесу,
Их преследовали и выпустили серию выстрелов из револьверов
(на этот раз, кажется, стреляли немецы). Maриле видел бегущую.
Долго стреляли. По-видимому, потребовалось ловить в лесу
10:30. утром уже прекратили стрелять, и автомобиль уехал.
Вещи жертв приобрел Рудзинский за 5 тысяч рублей, занятые у
Стефании Кветковской (жены старосты) , когда полученные вещи
в том числе женское пальто. Рудзинский (которого встретил) сказал
мне об этом, и привел в свою квартиру на переездах
недалеко от станции и показал темно-синий драгоценный камень
с золотым цветом (одна сторона) от клея, который, вероятно, камень
прикреплял к чему то. Рудзинский, объясняя мне о цене камня
сказал, что нашел в кармане пальто расстреляной.
Камень был спрятан в уголке кармана и пришит. Шевровая обувь с
убитого , маленького размера, по-видимому, с небольшого человека ,
ручной работы. Подошвы резиновые. Кроме того, я видел
черный мех с подшивкой из серой ткани (почему жертва одела мех
летом?). Часы и другие предметы "стрелки" оставляют себе, как и
лакированную обувь. Позже всю ночь они пили в своей будке,
стреляли до 3.00.
Утро.
Рудзинский переживает, что не может найти деньги и золото
спрятанное его покойной женой. В отчаянии все пропил, оставил
квартиру и продал все вещи.
В 1942 году. 15 июля.
В Паняряй пришли два "стрелка" принесли и предложили купить шубу;
пошли в направлении Черных Крыниц.
Все чаще в последнее время "стрелки" грабят прямоо на улице.
В Вильнюсе сообщает нам, что литовские военнослужащие имеют
особые знаки отличия (Панеряйские). Правда расстреливают с
различными знаками даже... и кавалерия! Kазюкас вероятно снова
"работает" на базе. Я видел его 7 августа. его лицо в ужасных шрамах?
VII.15 среда
Стреляли красноармейцев, поляков, были доставлены 4 машины (около
70 человек). (Новицкий).
слышал от Палукнио (Paluknio) крики
S: "О, Иисус! (по польски - Езус)
VII.30 четверг
Грузовик по стратегической дороге привез пожилых евреев, которые
удалили из гетто как непригодных для работы. Привезли около 9 часов.
утра. Похоронены многие тяжело ранеными. Всего тогда были убиты
150 пожилых евреев.
Паняряйские в тесном контакте со "стрелками" (на самом деле это были
не "стрелки" а военные) поддерживают литовские железнодорожники,
полицейские и работница почты, в общем, вся панеряйская "литовская
колония"!
Не хватает
несколько предложений
... которых замучали (один солдат жаловался, что очень
устал от избиений) застрелили, вы можете подозревать, что похоронили
много тяжело раненых, из-за пыток и боли от стрельбы в плече, так что
не хотел больше стрелять и приканчивать (раненых).
Август
VIII.6 четвег
1 автомобиль, 20 человек, в основном советские и несколько пожилых
евреев. Погибли 20 человек: евреи и советские их привезли в одном
грузовике.
Их расстреляли в лесу, слышалось, как ведущие жертв "стрелки"
смеется.
VIII.14 пятницу
Привезены 4 человека, в том числе один человек был убит в тюрьме.
Другие, то есть 3 человека, покрытые брезентом вместе с четвертым
трупом, сидели в грузовике. Вокруг них стояли "стрелки". Это было 11
часов. утром. Кто, эти люди, неизвестно.
VIII.25 вторник
Убито 8 людей, кто такие неизвестно, был слышен плач, и позже
много выстрелов из пистолета. Стреляли, как обычно, литовцы.
Примечание.
В течение некоторого времени, жертвы транспортируются на другой
машине, перекрасили автобус "Арбону"Ну, транспортирует так: вокруг
них на сидениях сидит "стрелки" и у их ног на полу лежат жертвы. На
первый взгляд кажется, что едут только палачи и что жертв привезут
потом или "стрелки", едут одни, чтобы закопать старые ямы или просто
пострелять в воздух. Но истина открылась - "стрелки" несколько раз
и приезжали для того, чтобы уравнять ямы, без жертв и пострадавших.
VIII.26 среда
Расстреляли 20 евреев, которые скрывались в лесах и в последнее время
были выловлены "стрелками" и егерями.
Сентябрь
IX.10 четверг.
В солнечный день в полдень, 5 (17) в час, был в будке. вдруг
показался легковой автомобиль с закрытыми окошками, немцы едут
на базу, везут какой-то одного человека. Они приказали литовцам
убраться, сами его расстреляли и закопали.
Вернувшиеся литовцы его откопали, чтобы подобрать одежду,
а затем продать. Было невозможно узнать, кто он - или еврей, или
христианин?
IX.12
Около 9:25 утра. утро было тепло и солнечно; приехал автомобиль
№. 51620 с литовцами. Высадив жертв, он вернулся в Вильнюс.
Не ожидая литовцев, это подтверждает тот факт, что будет другая
партия . В течение этого времени, раздается эхо выстрелов.
10,50. возвращается машина, стреляют снова. Позже литовцы
возвращаются. Это был покрытый брезентом грузовик.
Считается, что расстреляли 25 людей, большевики, поляки и евреи.
октябрь
X.7 среда
8,30. грузовик прибывает из стратегической дороги; выстрелы.
Грузовик возвращается в Вильнюс и через час снова приносит новую
партию обреченных
Стреляли якобы так называемые "партизаны" из Вильнюсского района,
кто-то был из Молодечно. Почему даже здесь в Понарах? Литовцы
принесли вещи, чтобы продать в Науякемио и Казбее. Говорят, что
в одной одежде была найдена записка (её владельца) к своей жене,
чтобы спасала.
Он писал, что не знает за что сидит.
X.10, суббота
Один автомобиль (автобус); Литовцы сидят на скамейках а осужденные
лежат на полу. Это пытаются скрыть подготовку к расстрелу,
потому что вы могли бы подумать, что литовцы только собираются
закопать старые ямы.
X.13 вторник
2 машины; привезли пожилых евреев. Их расстреляли.
X.20 вторник
2 машины; Кажется, что привезли 16 евреев пожилого возраста.
X.31, суббота
2 машины; Были слышны крики, взывали о помощи.
Ноябрь
XI.14 суббота
2 машины привезли поляков из тюрьмы Лукишкяй. Они бежали,
литовцы их ловили и расстреливали. Раненых не прикончили, чтобы
не надо было тащить в яму, сами доползли.
Декабрь
XII.1
В день женщин, несших передачи в тюрьму, эти передачи не приняли.
XII.2 среда
Около 8,30. утром из Вильнюса со стороны шоссе показался уже
знакомый грузовик закрытый тентом. Рядом с водителем сидел
известный с вида немецкий офицер гестапо с очками, опухшим,
страшным, покрасневшим, лицом. В заднем конце машины усажены
литовцы, сидя так, чтобы снаружи не было видно осужденных.
Автомобиль проехал мимо железнодорожной будки и повернул
к стратегической дороге, а оттуда - к базе. Вскоре звук двигателя уже
послышался на базе расположенной недалеко от дороги, ведущей от
базы к гродненскому шоссе . Это, вероятно, была небольшая яма
рядом с первой небольшой ямой, потому что голоса там слышались
на железной дороге.
Через некоторое время, более точно в течение нескольких минут,
слышались громкие крики: «Стой, стой!»
Затем все замолкло, потом мы услышали выстрелы.
Вскоре после этого показался другой автомобиль. Опять же, несколько
минут тишины, а затем - выстрелы. Сразу после последнего выстрела
на гродненском шоссе показался бегущий осужденный, он был был
одет в светло-серые брюки, без рубашки и шапки, бежал кое как: ,
был ранен: ранения пулей в области грудной клетки; об этом
свидетелствовали кровь на груди и спине.
Пересекая шоссе и вбежав в лес по другой стороне базы,
(подтверждается следами на снегу) на шоссе, где был литовский пост.
Когда он увидел, что там литовцы, пытались отступить и столкнулся
с 14-15 литовцами из базы и 2 немцами. Литовцы открыли свирепый
огонь! Осужденный упал на землю.
Один литовец подбежал и прикладом ударил его по голове. Потом они
остановили пустую телегу, подняли труп, (голова - сплошь масса
крови и мозга)
За осужденным начали гнатся примерно через 5 минут. Если бы не
свежий снег, на котором хорошо были видны следы, он бы, конечно,
сбежал, но следы его выдали, куда бежит.
Любопытно, на следующий день, то есть. XII.3, я был в Вильнюсе:
XII.3 (узнал)
Когда к заключенным принесли снова месячные передачи,
нескольким женщинам возвратили пакеты. Говорит, что XII.2 был
взят из тюрьмы адвокат Вацлавский и другие.
XII.18
Привезли на одной машине.
Раздалось 6 выстрелов.
Как стреляли евреев.
Евреи загнали на базе в одно место. Было сказано, лечь лицом к
земле. Затем, отбирали по нескольку и вели ближе к яме. Здесь били
издевались и приказывали раздеваться. Первоначально сделали
трамплин над ямой. Когда осужденный шел по трамплину, в него
стреляли. Позже применяется второй способ - нескольких загнали
в яму и расстреливали.
Третий метод - загоняли в ямы и бросали гранаты.
В четвёртом - расстреливали в рвах. Одетые евреи были согнаны к
ямам, там должны были раздеться, а затем их расстреливали их из
пулемета.
Другие евреи сидели на шоссе и не знали, что скоро их будут убивать.
1943.
Январь
I. 28, четверг
Три (3) автомобиля показались на стратегическая дороге.
Заключенные имели страшный внешний вид, они устали, их только
что собрали из тюрьмы, в том числе несколько женщин,а также
несколько евреек. Их стреляли литовцы, немцев были двое. На
следующий день Янковский продавал хромовые кожаные сапоги,
большой размера, он сказал что эта его обувь, но она слишком мала.
Я сомневаюсь в этом, потому что было слишком большим размером,
хотя в хорошем состоянии, но все-таки подбиты подошвы. Почему в
случае, прежде чем они были «слишком малы»?
Это была обувь жертвы.
Тем не менее идет снег, природа хочет отыграться за опоздавшую
в этом году зиму.
Литовцы грабят на дорогах.
Снег уже так много, что в четверг, 4 февраля, по стратегической
дороги прибыли 2 машины, полные большевиков с лопатами для
уборки снега. Они выкопали снег с дороги на дорогу между
стратегическим шоссе и базой. Однако слышу про постоянное
задержание лиц, находящихся в деревне и
ловлю беглецов. Например, в Баушишкяй поймали одного (Semion)
то в январе 18. там арестовали (у) Трусявичене, которую нашли
у себя дома под печкой.
В Рудининкай организовали засаду и в Старых Мацелях
арестованы 9 человек, в основном из Юргелевичей, в первую очередь
из-за того, что был пойман долго скрывавшийся Житкевич - бывший
полицейский и работал в советском Вильнюсе; Он был связан с группой,
постоянно преследовавшейся литовцами. Все указывает на то, что
скоро будут расстреливать снова.
После того, как в Лондоне, сообщили, основываясь на сообщениях из
Стокгольма, что Каунасский епископ сказал, что литовцы не должны
убивать евреев и поляков, и он осудил и запретил это делать. Я не верю,
что это будет.
Почему Епископ не осудил немцев с литовцами когда убивали
священников (ксензов?) депортировали архиепископа, пытали и
убивали поляков. И теперь, когда проиграли в Ливии и в Триполи,
когда пал Сталинград, Ростов, Курск, Харьков, на Кавказе немцы в
окружении, в Крыму немцам слишком опасно, только сейчас
Епископ «осуждает», потому что ... чувствует немецкий коллапс, и с
ними и литовцев, которые больше, чем любой другой народ мира, не
имеет совести устроив резню. Ранее он не запрещал убийств, потому
что тогда его быть новым ценный актив, потому что это была чистка
поляков из церкви.
I.31
... сильный холод, много снега. Ехал на велосипеде из деревни в 5 часов.
после обеда. Чуствую сильные карболовые или чем-то подобные запахи.
II.18 четверг
9 часов. показалась уже знакомая машина. Она останавливается на
гродненском шоссе (Не едет дальше по стратегической дороге).
Остановился именно перед местом, где есть отверстие в заборе у ворот.
3 немца выскочили, за ними - литовцы, прозвучала команда мужчинам
вылезти, они в основном, без пальто и шляп, со связанными за спиной
руками, за ними одна высокая женщина темно - сером
пальто (как выяснилось позже, был серый из овчины
меховой воротник).
У каждого мужчины стоял литовец, держщий правой рукой за шею
а в левой - карабин. Когда заключенный высокий - палач держит его
за связанные за спиной руки.
Цепочка двинулась. Скоро слышатся глухие отдельные выстрелы.
Немцы и литовская часть возвращаются в автомобиль, что их ждет
Возвращает только часть литовцев, значит автомобиль придет снова.
Так и есть. На этот раз из автомобиля выходят мужчины, хорошо одете,
в головных уборах, лыжных шлемах, одетые в роскошных шубы и
пальто, эти хорошо выглядящие люди, конечно, не из тюрьмы. Также
скованы. За каждым сзади идет литовец. Опять же, идут в базу,снова
слышны отдельные тупые выстрелы.
Опять же, только часть палачей возвращается; что это значит -
не повторять. Это третий раз когда автомобиль прибывает!
Выходят женщины, только женщины, в основном, молодые, с
несвязанными руками, Литовцы приказывают им идти в лес. Пошли.
Женщины идут цепочкой и вслед за ними - отряд палачей. Тихие и
резкие выстрелы, короткие залпы. Прошло больше часа, возвращаются
литовцы, неся вещи убитых, грузят в машину и вместе с немцами все
уезжают.
Конец?
Вскоре в железнодорожной будке показывается
литовец Владиславас Клюкас - непревзойдённый убийца. Переговоры о
его заботах - в руках его обувь ( польские сапоги ) - Хочет- 4 тысячи
рублей. Обувь ещё теплая. Рассказывает нам о том, что немцы стреляли
мужчины по одному из пистолета. Один стрелял, другой в то же время
палкой толкал в яму. Женщины (в основном еврейки и советские) ...
Мужчин убили одетыми. Литовцы убитых раздевали а одежду прятали
под кустарники и в снег. Также поступили с второй партией жертв.
Только женщинам приказали раздеться. После расстрелов
немцы начали ходить по оставленным следам: нашли почти
все, литовцами спрятанное под кустами. Немцы смеялись:
Германавичюс спрятал шубу женщины из первой партии в будке
под кроватью, но нашли немцы. Они приказали, принести её в
автомобиль. В шубе был спрятан мужской костюм, хороший, только
немного окровавлен воротник. Немецы костюм не заметили, так как
Германавичус, после того, как немец вышел, ловко вытащил костюм
и спрятал.
Большинство осужденных были якобы большевики, поймнные во время
недавно бывшей облавы у реки Нерис, к востоку от Вильнюса. советские
женщины были с ними и были также ранены.
Дополнения к II.18
Затем были расстреляны 42 человек. В первом автомобиле, в котором
люди имели ужасный вид ... был молодой человеком, без
шляпы, светлыми, спутанными волосами, ужасно уставший. Закопали,
потом литовцы вернувшиеся с лопатами и кирками.
Баланс февраля.
Многие литовцы бегут из Вильнюса от мобилизации. Большинство
бежит в Варену, Алитус, Рудишкяй. Я вижу эти перемещения по шоссе.
Около рельс стоять запрещается, потому что постоянно объезжают
литовцы, и они очень рьяные.
II.27 суббота
В Рудне какие то партизаны якобы советские, убили 2 немцев и 2
литовцев егерей на свадьбе. После убийства отдыхали весь день в селе
Висинчяй, а затем двинулись в сторону Ночи. .
В тот самый день произошла авария поезда возле Варены
III.3 - другой же авария (столкновение) в том же самом месте.
Март
III.5 пятница
Около 2 часов. снова в почтовая посылка во второй половине дня на
трассе - появляется такси с «лидерами» № 35979 (? Видимо), а вслед
за ним - автомобиль с приговорёнными
Вскоре выстрелы карабинов (автомобиль выехал на стратегическую
дорогу, небольшой снег, хорошая дорога). И вот возвращается с
некоторыми литовцами значит ещё вернется! Определенно -
возвращается, но на этот раз выстрелы карабинов слышатся уже
по всему лесу, видимо, сбежали. Я рядом с будкой; возвращается такси,
на месте начальника сидит какой-то литовский лейтенант, везут немцы.
Через несколько минут появляются два
немца, погоны с двумя звездочками, один в очках, молодые,
22-25 лет, в сопровождении литовского прапорщика.
Оказывается, что они не могут покинуть базу, из-за отсутствия бензина.
Отправляют на Паняряйскую станцию литовцев позвонить по телефону
называют номер 3041. Сами ждут на перезде. Внезапно их будки
появляется "партизан" неся связки одежды, из которых торчит как-то
рубашки, вроде серые. Видно и синие или черные одежды, край
женской юбки.
Он сталкивается с немцами. Они останавливают и говорит ему, чтобы
нес вещи обратно в автобус. Литовец возвращается через ворота, но
снова проходит через отверстие в заборе, и бежит через
железнодорожные пути; продолжают идти по лесу (А я его позади)
переходит дорогу (на пути к Понарам). Здесь стоит
телега: он грузит узел и вращается в Вильнюс.
Оказывается, что стреляли литовцы и немцы, потому что заключенные ,
бежали и их ловили.
Смена руководства: теперь палачи не во главе с литовцем, а вдвоем
вместе: немецкий и литовский подчиненный офицер.
Другие вещи перевозятся на машине поздно ночью в Вильнюс.
Я не мог больше оставаться, потому что один немец начал меня
внимательно наблюдать.
Тот, кто взял радио, является Юргис Гуоба
III.19 пятницу
Я был на шоссе, вдруг около 12 часов. во второй половине дня со стороны
часовни показалось уже знакомое такси. Водитель и знакомый офицер с
очками, сидели спереди, а сзади - какие то двое гражданских.
Первая мысль в голове - видимо, какой-либо проверки.
Автомобиль повернул на соединительной улицу, а оттуда - к базе.
Подождем возвращавшихся «инспекторов», но вскоре со стороны базы
слышатся 3 автоматных выстрела. Значит не проверка. Вскоре автомобиль
возвращается, и кроме водителя, сидит только офицер в очках. Заднее
сиденье автомобиля пустое.
Кто они были? Можно предположить, что эти два литовцы осужденных.
Потому что мы должны знать, что только в последние дни, в основном с
понедельника, III.15, в Вильнюсе и по всей Литве из за агитации литовцев
против мобилизации немцы арестовали многих высокопоставленных
чиновников - литовцев. Агитация был прекрасно организована.
Против мобилизации были настроены все литовцы - от
самого низкого чиновника в провинции до самого высокого
в Вильнюсе.
Литовская полиция приказывала вернуться домой тем, кто
был призван.
III.20 суббота
Позже, по прибытию машины, в который был офицером с очками
около 9 часов приехал грузовик. На этот раз, в дополнение к
грузовику, проехал второй автомобиль.
Вскоре мы услышали выстрелы из автомата, а затем - после перерыва
и выстрелы из карабинов. Это немцы стреляли из автоматов, а
из карабинов литовцы. На базе послышался крик только одного
осужденного . Позже, во второй половине дня, два литовца- палача
Вальтерис ( стрелок из клайпедского района) и Меркис, говорили
о чем-то с Янковским, который сразу же пошел на базу, чтобы
забрать одежду. Возвращаясь сказал, что там только простые лохмотья,
кроме того очень кровавые. Янковский за всё заплатил 2 600 рублей.
Когда Янковскис был на базе в будке его заменил Ч. Окунев.
Кто же были эти осужденные? Вероятно, из тюрьмы литовского гестапо
а не из Лукишкяй.
Гестапо на улице Мицкевича в подвале камеры и там, когда
решено не посылать в Лукишкяй, а в Панеряй, литовцы- гестаповцы
заставляют заключенных снять хорошую одежду и дают ужасные
тряпки и башмаки - ветошь полностью без пуговиц. Вот такая одежда
была в будке, и её приобрел Янковскис.
В конце февраля, в Больших и Малых Лигайняй,
Гудяляй, Тарпупяй литовские полицейские собирали 3 000 из тех, кто
весной не шел на работу в лесу.
Полицейские из Палукняй. Собрали не более чем 100 людей -
в противном случае, сказал они, "немцы расстреляют".
III.27 субботу
11 часов. Они прибыли на двух машинах: легковых и грузовых. вскоре
послышались выстрелы из карабинов - это стреляли литовцы.
Грузовик вернулся пустой, значит поехали за новой партией.
Перерыв в стрельбе, прозвучали только три отдельные выстрела.
Видимо, кто-то был ранен, но все еще жив, поэтому прикончили.
Опять же автомобиль снова выстрелы, и тоже из карабинов.
Затем обе машины возвращаются. Значит экзекуция закончена.
Тишина, выстрел, после чего другой. Тишина. Два литовцы идут
на шоссе разговаривают с Янковском.
Только на днях я зашел в будку Янковскому узнал, что:
Это евреи, только "бабы и дети "
Апрель
' "
"
Светопреставление
"
25 марта, 26 и 28 гестаповцы шныряют по Понарам. Все
напуганы. Один немец пришел на станцию ;;и спросил, сколько
вагонов может поместиться на запасных путях?
В Паняряй предположили, что просьба о такой информации
- просто уловка, чтобы скрыть истинную цель прибытия.
IV.4-й, воскресенье, 5 часов. днем - 4 грузовика из Вильнюса
Литовские полицейские пришли одетые:
1) В сметоновской униформе то есть в синих или зеленых
пальто и в шапах с красныи полосами,
2) В черных пальто и черных фуражках то есть в немецкой
униформе и
3) В мундирах гестапо.
Вместе с ними привезли два ящика водки. В автомобилях - немцы
гестаповцы, в том числе основной "расстрельщик" в очках.
Суматоха, предупреждения друг от друга, укрывание
«подозрительных» предметов и.т.д.
Некоторые люди не ночуют или уезжают из Понаров. Гестаповцы
пошли на базу, мы видим, что осматривают ближайшую яму;
пошли дальше на базу еще что-то осмотреть. По Панаряй ходят
отдельные литовцы; между приехавшими больше внимания
уделяется числу сотрудников полиции
(В процентах).
Литовцы пытаются протянуть время, исследуя Паняряй,
ходят, пытаясь разговорить жителей, в основном напрасно,
потому что на литовский вопрос отвечают по польски
" nie rozumiem " (не понимаем)
И, наконец, новость ударила, как молния,: Чтобы привести
евреев поездами из Вильнюса на запасные пути и расстрелять.
Уже темно, стою у калитки, слышу локомотив прибывает с
пустыми грузовыми вагонами, довольно давно стоящий на
запасных путях - и в Лентварис. Тишина.
Вскоре поезд идет из Вильнюса, прошел через Панерюс.
1. Наконец пришел из Вильнюса и не проехал через дома,
значит остался в Понарах, так как слышатся звуки, похожие
на маневрирование поезда. Полицейские разводят костры.
Тихо! После полуночи они идут спать.
2. Просыпаюсь очень рано утром; тихо, уже светло. 5:20 час. утра.
Около 6 часов утра на автомобилях прибыли гестаповцы.
Открыли 4 вагона и приказали евреям выйти, но без вещей.
Заранее все окружила густая цепь литовцев и гестаповцев.
В групах двинувшихся из вагонов по 5-6 человек.
3. Евреи ... занервничали, но идут, а когда перешли ворота с
колючий проволкой и увидели издалека ямы, поняли, что их ждет.
Те, кто молодые, и даже женщины пустились бежать.
Залп прозвучал. 5 еврея бегущие к рельсам - оказались перед
колючей проволокой; за ними - немец и несколько полицейских,
сильный огонь, трое упало и два - через отверстие в заборе, но один
сразу же провалился подстреленный, еще не успев перебежать рельсы.
Второй - по рельсам в лес по направлению ко мне, но вдруг он начал
хромать и упал рядом с деревом.
4. Другие евреи, в основном женщины и дети, пошли дальше.
Перед первой ямой часть процессии остановилась. Часть - половина
из них пошла дальше. В другой стороны, когда дошли до того места,
где густой лес, несколько храбрых снова бежали.
Первой партии первой половине у ямы приказали раздеться.
Плач, стоны, мольбы, падения к ногам литовцев и немцев
Те их толкают, а упорных стреляют. Другие избиваемые раздевются,
стоя в 10 метрах от ямы.
Те, кто носит бедную одежду, не раздеваются. Их загоняют в
яму и от краев ям литовцы начали стрелять.
Позже, какой то наполовину одетый человек, по приказу немеца
за ноги потащил в яму женщину потерявшую сознание или умершую
от сердечного приступа, потом и ему литовец стреляет в голову; ясно
видно, как разбивается череп, и человек падает, как подкошеный.
В то же время, бьют других, и уже пять человек, женщина и три девочки
поставлены на краю ямы лицом в яму; за их спинами литовец стреляет
из револьвера и все исчезают в яме. Опять же, более десятка человек,
избиваемые прикладами, быстро загнаны в яму.
С краев ямы литовцы стреляют вниз в них.
В это время начинается новый расстрел второй половины партии-
выполняются следующим образом
.
По краям ям, выстраивают по 7-8 мужчин и женщин, которым
почти к голове прислоняя револьвер последовательно стреляет литовец.
Один за другим они как подкошенные, падают в яму. В то же время,
часть литовцев ... ликвидировав большинство первой партии,
маршируют обратно к новым жертвам в поезде.
Наконец, у ямы остается только 3 мужчин только с нижним бельем
и вокруг разбросанная на песке олежда. Один полицейский пользуясь
случаем, что не видит немец, запихивает в кусты какую-то
одежду. Немец дает команду и три еврея быстро подбегают к одежде,
из которой , откуда мы можем видеть, тащат в яму женщину
Это повторяется еще два раза. Наконец сами быстро вскакивают в
яму. Звучат 3 выстрела.
Конец
Нет, не конец! Литовцы скидывают в кучу одежду; вдруг из
одежды один литовец вытаскивает ребенка, бросает его в яму
после того, находит ещё ребенка снова бросает его в яму, ребенок,
и другой, и многие другие. Также - в яму. Один литовец стоит у
ямы и стреляет, как видно в этих детей.
Что это? Скорбящие матери так пытались спасти
жизнь своих детей, спрятав их под одеждой, видимо, надеялись, что
спрятанным детям каким-то образом удастся спастись. К сожалению.
Несколько минутный перерыв, а затем сформирована новая партия
из лежащих на земле в 80-100 м от ямы около бараков, лицом вниз.
И эта партия делится на две части. Опять продолжаются мучения,
чтобы разделись, плач, крики, мольбы. Какая-то женщина показывает
литовцам ребенка, по-видимому, еще младенца; он хватает ее и толкает
в яму с ребенком.
Наконец, много не раздетых мужчин и женщин, а это значит, плохо
одетых, загоняют в яму. Начинают стрелять с верха ямы.
Наконец у ямы выстраивают 7 женщин, одетая только в нижнее белье,
гремят выстрелы. С другой стороны ямы снова выстраивают 10
мужчин и женщин, опять выстрелы. Опять же, ребенок.
Литовец приказывает кинуть в яму.
Еврей несет и вдруг вдруг кидается с ребенком к лесу. Его ловят,
раздаются выстрелы.
Еврей исчезает за деревями в кустарнике; до сих пор слышатся
выстрелы. Скоро литовцы возвращаются. Сбежал?
Сбежал? Один литовец говорит что-то другим 3-м
евреям и люди с 2-мя полицейскими идут в лес.
В это время, с сильной стрельбой пригоняется третья партия;
снова приказывают раздеваться.
Какая-то женщина (это четко видно) плюет в лицо немца; литовец
ударяет её прикладом, женщина падает. По команде немца, два
еврея тащат её в яму. Выстрел не для нее.
За это время, выходят из леса 3 полицейских сопровождавших
евреев: два несут еврея, а третий - ребенка.
Все вместе идут к яме. 3вучат 3 выстрела
Вскоре в сторону ямы движется 40-50 человек, подгоняемых
прикладами.
Опять же, начинают стрелять с верха в яму. Опять то же самое.
Один человек сопротивляется, что-то кричит, показывает детей.
Выстрел - человек падает.
Одна женщина встает, сама идет в к яме и садится на её край.
За ней, с криком «мама» бежит десятилетняя девочка в
красном свитере и садится рядом. Немец выбирает 4 человека и с
их спины, около 2-3 м, стреляет в затылок каждому.
Опять же, гонят несколько десятков людей в яме, задержав на месте
4 мужчин, одетые в нижнее белье. Остановив у ямы, литовцы начали
стрелять. Конец. Немец что-то говорит, другим четырем, подбегая
к яме. Но не слышно выстрелов. Немец, который стоит у ямы,
жестикулируя что-то говорит четверке в яме.
Закуривает трубку, наблюдает, снова что-то кричит, нагнувшись в яму.
По-видимому, они в яме чем то заняты.
Может складывают убитых, разравнивают, устраняют кучи?
И, наконец, немец дает литовцам знак слышатся 4 выстрела.
Новая четвёртая партия, и опять то же самое. Примерно в том же
порядке расстреливают еще 7 партий; в общей сложности 11 партий
и в 11 часов. все утихает.
А действительно? Ну, да! Потому что поезд остался пустым и пришел
локомотив его забрать.
А все вещи убитых, ранее выгруженные из вагонов на землю.
Высится гигантская гора, это вещи и куча пищи, подушки, матрасы,
детские коляски, и все сумки, чемоданы, посуда, мешки с картошкой,
буханки хлеба, одежда - все смешанные вместе.
Как выяснилось, от 7 до 11 часов. расстреляно 49 вагонов с людьми
потому что это был первый состав грузового поезда.
Таким образом, в менее чем за 4 часа погибло около 2 500 человек
и, возможно, даже больше.
Удалось убежать немногим, может быть, только 50 -и людям.
Такое небольшое количество выживших может быть связано с тем,
что бежали только отдельные лица. Например, когда вели 200-250
осужденных, пытались бежать только 4-5 людей.
Литовцев шло 50-60, так что была полная неразбериха; поэтому
бегущих без каких-либо проблем расстреливали, тем более, что почти
все беглецы сделали одну и ту же ошибку: они бнжали на открытом
месте, а не через лес. Волнение отняло у них смекалку.
(По-видимому) надо было бежать, когда процессия приближалась к лесу.
Это не конец.
На (железнодорожную ) станцию прибыл новый поезд с жертвами
Те новые (жертвы), по-видимому, сразу же поняли, в какой
«Каунас» их привезли, и что ждет их здесь в ближайшее время.
Поэтому приняли тактику побега, которая в основном дала
гораздо лучшие результаты, чем жертвам первого поезда.
Только открыв вагоны приговоренных высадили на рельсы
и сформировали партию, они сразу (почти все) кинулись бежать
в разные стороны, начался хаос, стрельба,большинство бежит
по рельсам в сторону улиц, в направлении Науякемио,
часть - к дороге, и так далее.
Литовцы стреляют, один из полицейских, раненный пулей,
падает, его грузят в машину. Оказывается, другой полицай
выстрелил в еврея, но попал в коллегу, который попал в
траекторию выстрела.
Бежит какая -то еврейка в красном (свекольного цвета) свитере,
за ней - девочка; Еврека уже бежала через неохраняемую открытую
площадь перед станцией, повернула на улочку. В это время она
услышала сзади выстрел и крик ребенка "Маме, MAME", бежит
назад и почти лоб в лоб сталкивается с полицейским. Тогда выстрел
- она падает замертво.
Большинство бежали в сторону Науякемиса и там, на улице, в
основном, были убиты, но в ту сторону и побежали в основном.
За проволочный забор из той партии приходит лишь несколько
десятков человек, в основном - женщины и пожилые люди.
У ямы их пытают:
одна женщины в темным длинным пальто плача что-то кричит
немцу. За спиной литовец стоя с 2-3 метра, выстрелил, она падает.
Других медленно и трудно раздевающихся, в стороне подбегают
несколько литовцев и бьют палками по их головами. Некоторые
женщины вскочили и вслепую (как в трансе) бегут к яме.
Звучит много выстрелов;
одна окровавленная женщина в нижней одежде,ужасно крича,
влезает из ямы;
Литовец ее колет штыком - она ;;падает, другой убил ее выстрелом.
Других сгоняют к яме и усаживают на краю ямы; часть -
15-20 человек.
Вижу детей, все только в нижнем белье, звучат выстрелы. От ворот
показывается, новая, большая партия может быть, 400 человек в
относительно плотно окруженых.
По-видимому, литовцы, научились на побегах первой партии,
ревностно охраняют эту группу. Перед ямой все ложатся лицом вниз.
Отсчитывают несколько людей и ведут к яме. Что-то говорят,
наконец, один литовец что то говорят обреченным, они начинают
раздеваться, одна женщина с ребенком на руках и ещё двумя
маленькими вцепившимися в её платье, (медлит)
литовец начинает безжалостно бить её палкой. Крики.
Еврей в одной рубашке, защищая избиваеиую женщину, прыгает
к литовцу, щелкает выстрел - еврей падает почти у ног женщины.
Другой литовец хватает ребенка и кидает его в яму, еврейка, как
сумасшедшая кидается в яму за ребенком, за ней две девочки,
раздаются три выстрела. О УЖАС!
Эта партия - женщины, мужчины, дети - всех раздевают догола.
Они сами послушно бегут в яму - звучат выстрелы.
Опять от лежащих отделяют половину, гонят, слышны крики
литовцев " скорей, скорей!" У ямы все столпляются и раздеваются
догола. 5 евреек с детьми усаживают на краю ямы, одна блондинка
в сером нижнем белье, они руками закрывают головки детей.
Звучат выстрелы. Трех евреев не расстреляли, они с места где
раздевались, несут женщину в яму, видно внезапно умерла,
возвращаются, берут за руки и ноги ещё женщину и несут, опять
несут в яму мужчину, возвращаются.
Литовец им приказывает ложиться лицом вниз.
Встает оставшаяся часть партии, две женщины не поднимаются
литовец их пинает ногой - ничего. Другие евреи их уносят.
Все раздеваются донага. Расстреливают.
Три еврея поднимаются, приводят площадку в порядок, потом
и их убивают.
В одежде литовцы нашли двух детей, бросают в яму.
Литовцы двумя рядами идутт за новыми жертвами.
Через несколько минут звучит много выстрелов, напротив дома
Чесника ( Cze;nik ) бежит еврей молодой, крепкого сложения,
за ним офицер полиции, звенит выстрел, еврей начинает хромать
литовец его догоняет у ограды, тот уже лежа на земле, умоляюще
поднимает руку, литовец что то говорит, тот кивает головой и из
за пазухи вынимает какой то черный мешочек. Литовец берет,
осматривает, прячет в кармане, ещё что то спрашивает, еврей
отрицательно трясет головой, литовец стреляет почти в упор.
Еврей падает. Около убитого лежит ученический билет с фото,
выданный Джуделу(Judelio) Шапиро, сын Вениамина средней школой
Швенчиониса, ученику 3 класса, дата выдачи 1941.III.18.
В то время, около 20 людей сбегают, насколько дальше бежит
мужчина с ребенком на руках, 30-35 лет, с женой и двумя
малолетними девочками; звук выстрела, отец падает, женщина
хватает мужа, что то кричит, забывает о необходимости бежать,
дети стоят возле неё, прибегают два литовца - все убиты.
Какие-то два еврея бежат прямо в лес за ними прозвучали выстрелы;
падают, лежат, но утром их уже нет, по-видимому, притворились
мертвыми, и встал, и ночью убежали. В том месте, где они лежали
у дома Кондратовича осталась лужа крови и рабочий документ Вульфа
Лишанского из гетто Швенчионяй.
Далее, в кустах, лежит паспорт Бориса Шапиро (По-видимому брата?)
Паспорт №. 504494.
На барьере, возле дома падает молодой еврей подбежал
литовец и размахнувшись ударил по голове прикладом.
Разбил череп. на следующий день в этом месте, видели большую часть
мозга. Вместе с Гене Чесюлите (Ciesiulyte) закопали мозги и нашли
паспорт Гирша Берковского.
В то же время, около самого дома литовец поймали еще одого выстрелил
тот упал, дрожа в предсмертной конвульсии, потом стало тихо.
Литовец, который остановился около него, положил карабин в сторону
и снял с убитого ботинки!
Из второго поезда был 9 партий, большинство (4 партии) были
раздеты донага.. Около 16 часов. во второй половине дня - это было
закончено.
Четырех евреев оставили, они под присмотром литовцев, собирали
одежды; затем открыли ящики и какой то белый порошок сыпали в яму.
Позже лопатами засыпали немного земли и, когда, наконец, все это
сделали сами залезли в яму и были убиты. Работали, вероятно,
больше, чем час.
Silence.
От рельс приближается 5 литовцев, они идут в лес в напротив дома,
Он обнаруживает еврея, который лежит, потому что он был ранен
в бедро.
Убили его. Через час от плотины приползает мальчик, 10-12 лет,
несчастный, не идет, а ползет. Дополз до убитого Шапиро, а затем к
нашему двору. Валерианки, воды сказал: Мама с сестрой сказала
мне у ямы: «Сынок, уходи!», И я ушел. Я повредил ногу. Хлеб;
от основного дороги в сторону. Он из Ашмяне.
На следующий день, с евреями пришли также ...
Еврейская полиция; Вторник IV.6 - прятался в яме, покрытой ветками,
тогда в мешке от картошки попал в Вильнюс. Какая-то женщина с
ребенком ехала) из Вильнюса в Каунас. станция Вильнюс - в грузовике,
привезли в Паняряй, здесь он плачет, а затем отделяют их и взял их в
гестапо в Вильнюсе.
Весь вторник на автомобилях везут вещи, еврейские полицейские
собирают убитых, а вечером - вещи.
В Паняряй не пьют без кипячения воду, потому что попадает кровь?
Разворовывают вещи. Лучшее - немцы и литовцы, и худшее в Вильнюс
еврейской полиции.
Во вторник, немец подстрелил невесту Казюкаса. Она крала и
загружала вещи в тачку, увы...
"
Светопреставление
.
- комментарии
Многие бежали в Райстелюс. Какая то еврейка спряталась в сточной
трубе на перекрестке, но Высоцкий её выдал, другой еврей упал
с литовских рук (с моста) у Людвиново ( Liudvinavo.) погибли
Сикорский, Валентинавичене.
“
,
Ещё одно
"
светопреставление
“ IV.5
(Записано V.5)
Оказывается, что на мосту (стратегическая дорога) в будке
в то время был "стрелок" Кевялис из Вевиса. Его совесть отягощена
4 мя еврейскими смертями, которые в тот же день, только чудом
спаслись с базы на машине. К сожалению Кевялис ,
увидев 2 бегущих евреев (он был в будке) несмотря на холод и снежные
ямы. Он босой в нижнем белье выскочил с карабином, догнал и убил
на дороге 2 евреев, рядом с Людвиново.
Потом он запрещает приближаться сельским жителям, пока сам не
вернется; и бежит и вскоре вернулся одетый. Раздев евреев прежде,
конечно, хорошо проверив их карманы, а затем выбил молотком
(принес специально) золотые зубы. После завершения этой "работы",
он заметил из стороны Воке из имения Лентварио в Понары идущего
адвоката Сикорского, он проверил его документы и разодрал их, сказал
ему идти к кусту; когда тот прошел 3-4 шага, выстрелил ему в спину,
все это из кустов видели пастухи из Людвиново.
Затем он взял покойного Сикорского бумажник, кошелек,
и за разрешение забрать обувь убитого заставил односельчан немедленно
его закопать. Но узнали об этом убийстве, - рассказала жена убитого и
свидетели из деревни. Через десяток дней Павел Зайончковский из
Людвиново ночью ударил колом Кевялиса по голове, тот упал на землю.
Удивительно, но и это убийство не раскрыли.
В четверг, как уже упоминалось, только одну яму около нас закопали,
а другую нет, по-видимому, вторая яма по-прежнему будет необходима
в будущем.
Закапывали евреи под стражей нескольких литовцев.
"
Светопреставление
"
замечания
(Добавление "К Светопреставлению")
1. И дальше дежурю у своих ворот. Со станции Панеряй виден
огонь костров, это лагерь литовцев. Опять пришел поезд из
Вильнюса, он прошел без остановок. Кроме того, продолжается -
прибыло несколько других поездов.
2. В понедельник, 5 апреля.
3. Идут около 200-250 человек, в основном дети, женщины молодого
возраста почти нет, много женщин несет детей.
4. Один идет держась за правое бедро, по-видимому, был ранен
в это место.
4а. Другой, какой то молодой человек, быстро бросился бежать через
срубленный лес и убежал.
5. Безжалостно гонимые литовцами и избиваемые прикладами. Одна
женщина, одетая в темную одежду, с обвязанной косынкой светлой
головой, упала на землю, видимо, потеряла сознание. Сразу приказали
4 ближним мужчинам её подобрать и нести с собой.
6. Это произвело страшное впечатление на других осужденных, бывших
от выстрелов всего 10-15 метров, так что они могут видеть все, что
происходит с их близкими, а также то, что их самих ждет. 3 мужчин и
2 женщины, одна из которых с ребенком на руках, начинают бежать.
Литовец гонится и бьет её по голове прикладом ружья.
Женщина падает. Литовец хватает ребенка и несет за ножки.
Подходит к яме и бросает. В то время, трое мужчин падает вниз, один
убит, двое устали и физически сломались; их ловят и прикладами
загоняют в яму.
7. В то время с мест остановок поезда, слышатся хаотические
выстрелы, которые периодически останавливается, слышны только
редкие отдельные выстрелы. Ага, вот и новая партия осужденных
приходит умирать, но услышав выстрелы, поняли, что происходит,
поэтому пытаются убежать из вагона. Вскоре через ворота, сделанные
из проволоки, входит новая партия.
Я вижу, как несут 11 людей; они или ранены, или убиты при попытке
бежать. Так как у ямы ещё убивают первую партию, по приказу немца,
приговоренные ожидая своей очереди, ложатся лицами на землю.
Какой то еврей, уже высаженый из поезда ударил ножом немца в голову
тот упал на землю, и на автомобиле был доставлен в Вильнюс.
Литовцы прикладами убили еврея - это событие второго поезда. Кроме
того второй литовец также был ранен.
Светопреставление
"
Человек, который бежал через лесную просеку, а затем был ранен
в ногу, истек кровью, а затем был убит, имя Вигдор Данишевский
это видно из маленького листка Юденрата Гетто с датой 42.X.28. Эта
листок был в разорванном пустм бумажнике; встряхнул, потому что
литовцы обыскивали карманы убитых и нашли бумажник.
Убит ...
IV.17 суббота
Из тюрьмы Вильнюса привезли около 20 людей и расстреляли (якобы
за подделку денег) - 20 р.м, гт и 5 р.м. (рейхсмарок?)
IV.21
Окончательно засыпали ямы. Евреи работали весь день.
IV.28 среда
Около 1 часа. после обеда приехал один автомобиль - разные люди,
большинство из деревни, в том числе несколько евреев.
Всех расстреляли в яме которую не засыпали (то есть в небольшой
яме вблизи Рудзинских).
IV.30 четверг
Среди осужденных было 6 женщин. Вторник, 5 мая, Убиты 47 людей, но не евреи и поляки и красноармейцы.
3.
Акт о злодеяниях, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в местности Понары, вблизи гор. Вильнюса
Не ранее 26 августа 1946 г.
На временно оккупированной территории Литовской ССР гитлеровское немецко-фашистское правительство и немецкое верховное военное командование, осуществляя свои захватнические империалистические планы, старались искоренить жителей порабощенной Литвы и зверскими способами подготовить почву для полной колонизации и окончательного присоединения Советской Литвы к фашистской Германии. Немецкие захватчики, руководствуясь людоедской расовой теорией и будучи преисполнены ненавистью к людям других народов, осуществляли массовое уничтожение жителей оккупированной Литвы – мужчин, женщин, стариков и детей, планомерно и методически совершая массовые убийства.
Одной из многих местностей Литвы, где гитлеровцы применяли массовое истребление жителей Советской Литвы, являются Понары вблизи гор. Вильнюса.
Комиссия по расследованию злодеяний, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в местности Понары, в составе:
председателя: депутата Верховного Совета СССР СТИМБУРИСА Ю.И.
членов комиссии:
председателя Вильнюсского уездного исполнительного комитета ВЕРГАСА В.
профессора Вильнюсского государственного университета КАЙРЮКШТИСА И.И.
профессора доктора медицины МАРБУРГА С.Б.
профессора Вильнюсского государственного университета СЛАВЕНАСА П.В.
писателя КОРСАКАСА К. педагога ЧИПЛИСА А. доктора медицины БУТКЕВИЧЮСА И. подполковника МОЗЫЛЕВА
с 15 по 26 августа с. г, исследовав местность Понары и основываясь на документальном материале, результатах судебно-медицинского исследования, заключении технической экспертизы, показаниях свидетелей и следственных материалах прокуратуры, установила следующее:
Заняв гор. Вильнюс, гитлеровские бандиты сейчас же приступили ... Понары, находящегося на расстоянии 8 км от гор. Вильнюс. Эта местность, обросшая сосняком, расположена у шоссейной дороги, ведущей по направлению к гор. Алитус.
В 1940 г здесь было начато строительство базы для жидкого топлива, для чего было выкопано несколько огромных ям. Строительство базы не было закончено, и эти ямы гитлеровскими убийцами были использованы для закапывания трупов убитых людей.
При осмотре местности обнаружено семь вышеупомянутых круглых ям и три продолговатые канавы, в которых находились трупы расстрелянных людей, одежда и ее остатки, разные вещи и документы убитых, а также кости и зола сожженных трупов. Вокруг указанных ям и канав были найдены десять площадок, где гитлеровские убийцы сжигали трупы.
Участок всей местности, на которой немецкие бандиты устраивали массовые убийства, составляет 48 608 кв. м. Весь лагерь был окружен изгородью из колючей проволоки, а во время немецкой оккупации, по показаниям свидетелей, эта местность, кроме того, была вокруг заминирована.
На воротах в лагерь, со стороны шоссейной дороги, была сделана надпись на немецком языке о том, что ввиду опасности на данную территорию запрещается вход как штатским, так и военным лицам и даже офицерам. Кто приближался к проволочному заграждению, в того, по показаниям свидетелей, сейчас же стреляли. Местность охранялась эсэсовскими и СД-частями, а также частями специальной полиции.
Массовые убийства в Понарах немецкие изверги начали в июле 1941 г. Немецкие бандиты и их помощники свои жертвы сгоняли в Понары группами, по несколько тысяч в каждой. Свидетель СЕЙНЮЦ Станислав Степанович, родился в 1904 г., проживающий на станции Понары, по этому делу показал:
«Я знаю, что с июля месяца 1941 г. в Понарах немцы начали массовые расстрелы, сперва мужчин, а затем женщин и детей еврейской национальности. Неоднократно я сам видел, как гнали многочисленные группы людей, измученных, окровавленных, понукая их криками и ударами. Я видел, как люди, которых гнали на смерть, несли с собой трупы убитых по пути. Ослабленных и искалеченных вели под руку. Несколько минут спустя после того, как одну группу людей загоняли на участок, огороженный колючей проволокой, начинались сердцераздирающие крики и стоны, и сейчас же слышалась стрельба залпами, а затем одиночные выстрелы. Начиная с июля 1941 г. ежедневно пригонялись группы в несколько сот людей, а с сентября 1941 г. стали расстреливать группами по несколько тысяч человек в каждой. Кроме тех людей, которых гнали пешком, также привозили в закрытых грузовиках. Пешим порядком чаще всего гнали людей еврейской национальности, а поляков и людей других национальностей преимущественно везли. Когда привозили людей на машинах, я уже издали слышал громкий крик. Расстрелы совершались почти ежедневно, начиная с утра и кончая вечером, и продолжались до самого освобождения гор. Вильнюса Красной армией».
Свидетель ПАВЛОВСКИЙ Сигизмунд Доминикович, родился в 1896 г., проживает на курорте Понары, по этому делу показал:
«Я работал на заводе сельскохозяйственных машин и на ночлег ежедневно ездил на велосипеде домой в Понары. Немцы, заняв Вильнюс, стали из него гонять в Понары ежедневно от 1 до 4 тыс. чел. евреев. Люди были выстроены таким образом: впереди шли женщины, рядами по 5–6 чел. в ряду, взяв друг друга под руку, а за ними шли мужчины, положив руки на плечи впереди идущих. Иногда такие партии людей растягивались на протяжении полутора км. Таких партий я видел несколько. Последняя, мною виденная, состояла примерно из 7 тыс. чел. Всех их гнали на так называемую базу, которая находилась в лесу на расстоянии 400 м от ст. Понары. В районе этой базы были вырыты ямы. База была обведена двумя рядами колючей проволоки. Я знаю лишь то, что тот кто был немцами на эту базу приведен, тот живым из нее не возвращался. Целыми днями здесь была стрельба слышна из ружей и автоматов. Трупы расстрелянных немцы бросали в упомянутые ямы; зарывали ли их землей, этого я не знаю».
В последующем немецкие убийцы свои жертвы возили в Понары поездами и на грузовиках.
Тот же самый свидетель ПАВЛОВСКИЙ показал:
«Насколько помню, в одно сентябрьское утро 1941 г. я ехал рабочим поездом в гор. Вильнюс. В то время на станцию Понары прибыл товарный поезд. Окна и двери вагонов были закреплены проволокой. Проезжая мимо поезда, я сосчитал 49 вагонов. Я видел, как из вагонов через щели смотрели женщины еврейской национальности. Вечером, когда я возвращался с работы домой, я увидел ужасную картину: на площади перед базой и в канавах железнодорожной насыпи валялись трупы расстрелянных людей – стариков, женщин и детей. Трупы лежали 2–3 дня, а затем немцы их убрали».
Свидетельница ЮХНЕВИЧЕВА Мария Ивановна, родилась в 1895 г., проживала в Понарах, показала:
«5-го апреля 1943 г. прибыл эшелон с людьми еврейской национальности. Сколько было вагонов, трудно сказать. Однако я сама видела через окно своей комнаты, как людей гнали в эту немецкую „базу“ группами по 200–300 чел., между которыми были старики, женщины и дети. Были и больные, которых несли. Когда люди подошли к „базе“ и увидели выкопанные ямы в лесу и, поняв, что их гонят не на работу, а на верную смерть, с криком ужаса бросились бежать во все стороны. Немцы по разбежавшимся стали безжалостно стрелять. Удалось ли кому-нибудь спастись, трудно сказать, однако убитых было очень много. Можно было видеть по краям вырытых ям громадные кучи одежды, снятой с евреев. До расстрела немцы лучшую одежду снимали, а всех убитых они зарывали в те же ямы».
Об убийствах, совершенных в этот же день немецкими оккупантами в Понарах, свидетельствует также и гражданин ОСТРОВСКИЙ Эдуард Иванович, родился в 1884 г., проживал в районе станции Понары:
«5 апреля 1943 г. я был дома и в окно из чердака смотрел в ту сторону, где немцы расстреливали людей. Я видел вырытые громадные ямы. Людей заставляли раздеваться до нижнего белья и группами подводили к краю ямы, где в них стреляли из пулеметов и автоматов. Такие действия я наблюдал довольно часто».
Об этих массовых убийствах невинных людей в Понарах свидетельствует один из предназначенных к расстрелу, которому счастливым образом удалось остаться в живых и бежать из ямы. Его фамилия БЛЯЗЕР БЛАЗЕР Абрагем Пинкусович, родился в 1908 г., проживает в гор. Вильнюс, Трокская ул., дом № 18, который показал следующее:
«Сам я 13 октября 1941 г. был арестован и вывезен в Понары на расстрел. До отправления в Понары я сидел в тюрьме на Лукишках. Когда всех находящихся в тюрьме стали вывозить, приказали и мне сесть в грузовик, в котором вместе со мной было свыше 20 чел. На улице перед тюрьмой стояла длинная вереница грузовиков, переполненных людьми. После, по приказу, машины по очереди двинулись. Когда мы въехали в лес, сейчас же послышались голоса, чтобы вылезали из машины. Кричали: „Скорей, скорей“. Мы шли лесом, где увидели длинную канаву, которая вела в очень большую яму. Глубина ямы была около 6 м, ширина – 25 м. Прежде всего нам всем было приказано лечь лицом вниз в канаву. После этого по приказу вызывали поочередно по 6 чел. к яме. Затем всех вызванных ставили кругом по краю ямы. Среди них был и я. Военные, которые были назначены расстреливать нас, выстроились в одну линию, по сигналу расстреливали людей партиями по 6 чел. Расстреленная партия сваливалась в яму. Среди первой партии был и я, но меня не убили, так как я, услышав первый выстрел, сам повалился в яму. Через несколько секунд я почувствовал, что меня придавили трупы только что расстрелянных людей. Я видел и слышал, как по очереди партия за партией валились в яму. Когда начало темнеть, пьяные военные, кончив свою страшную работу, стали делить между собой одежду убитых. Воспользовавшись тем, что военные были не в трезвом состоянии и, кроме того, были заняты дележкой одежды, я, хотя и окоченел от холода, но все же, собрав свои силы, свалил с себя груду трупов и, выбравшись из ямы, убежал по направлению леса».
Подобно перечисленным показаниям свидетелей, в следственном деле прокуратуры находится еще целый ряд других показаний, которые разоблачают подробности массовых убийств, совершенных немецкими хищниками в Понарах.
О фактах массовых убийств в Понарах еще во время немецкой оккупации было широко известно жителям гор. Вильнюса и его окрестностей.
Однако немецкие бандиты тщательно старались скрыть свое преступление и уничтожить его следы. С этой целью они организовали в конце 1943 г. сожжение трупов расстрелянных людей.
Свидетель ЗАЙДЕЛЬ Матвей Федорович, родился в 1925 г., проживает в гор. Вильнюсе, по этому делу показал:
«В сентябре 1943 г. меня арестовало гестапо и я просидел 4 недели. В октябре 1943 г. меня отвезли на железнодорожную станцию Понары и поместили в бункер. Здесь немцы нас использовали для приготовления дров и сжигания трупов. В декабре 1943 г. мы были окованы в цепи и стали сжигать трупы. Вначале клали дрова, а потом трупы людей до 100 человек, обливали керосином и бензином, а затем опять накладывали трупы. Таким образом сложили около 3000 трупов, обложили кругом дровами, залили нефтью, с четырех сторон положили зажигательные бомбы и подожгли. Этот костер горел 7–8 дней. Среди груды трупов я опознал мать и сестру своего товарища КОВМАНСКОГО Либа. Среди этих трех тысяч сжигаемых большинство были евреи. На другом костре было сложено около 2000 трупов, по большей части красноармейцев и офицеров, а также 500 трупов монахов и ксендзов. Всего было сложено 19 костров. На этих кострах сжигали мужчин, женщин и детей. Потом нас заставляли собирать кости сожженных трупов, например зубы, кольца (перстни) и т. п.
Сжигание мы продолжали по апрель месяц 1944 г., когда мне удалось бежать из Понар. За 5 месяцев немцы уничтожили около 80–90 тысяч трупов».
Вышеупомянутый А. БЛЯЗЕР, который случайно избежал расстрела в Понарах 13 октября 1941 г., в ноябре месяце 1943 г. опять попал в Понары, на этот раз уже в качестве сжигателя трупов. Свидетель А. БЛЯЗЕР по этому делу показал:
«По прибытии в Понары нас всех сковали в кандалы. Наша работа заключалась в откапывании всех трупов, которых накопилось с самого начала расстрелов, и сжигание их на специально для этого сложенных кострах. Работа была организована следующим порядком: 15 чел. работали на распилке дров для костров; 10 чел. откапывали из-под земли трупы, 6–8 чел.
получили специальные крюки длиной в1,5ми толщиной в 25 см с острыми наконечниками. Они должны были всадить этот крюк в тело откопанного трупа и с помощью крюка вытащить труп из ямы. Случалось находить не сгнившие, а высохшие трупы. В этом случае можно было отличить цвет волос. Сильно разложившиеся трупы вытаскивали по кускам: отдельно голова, отдельно рука, нога и т. д. 10 чел. работали с носилками, по 2 чел. на носилки, на которые клали по 1–2 трупа. Два человека беспрерывно работали у костра, на который они складывали принесенные трупы. Трупы складывались рядами, и каждый такой ряд обливался горючим. Один человек с помощью 2-метровой кочерги, постоянно поддерживал огонь в костре, поправляя ею огонь и очищая каналы костра от золы.
Из первой ямы выкопали 18 000 трупов мужчин, женщин и детей. У большинства из них были прострелены головы разрывными пулями. Первая яма – это был результат ликвидации 2-го гетто гор. Вильнюс. Было много и поляков, которых мы отличали по крестикам на груди. Были также и ксендзы, что доказывалось одеждой. У поляков в большинстве руки были связаны веревками, ремнями, зачастую колючей проволокой. Некоторые трупы были совершенно нагими, другие полунагие, иные только в чулках.
Из четвертой ямы мы выкопали 8000 трупов, исключительно молодых людей, зачастую с завязанными глазами или головами – полотенцем или рубахами.
В пятой яме, шириной 25–30 м и в глубину 6 м, было около 25 000 трупов. В этой яме мы нашли трупы жильцов богадельни, а также больных, привезенных вместе с персоналом больницы – это мы узнали по больничной одежде. В этой же яме были расстрелянные дети сиротского дома.
Таким образом, из всех восьми ям мы выкопали около 68 000 трупов людей».
Свидетели А. БЛЯЗЕР и М. ЗАЙДЕЛЬ работали в Понарах при сжигании трупов по 15 апреля 1944 г, когда им вместе с другими одиннадцатью человеками, работавшими на той же работе, удалось сбежать по туннелю, вырытому под землей, из лагеря смерти к партизанам.
Сжигание трупов немцами видели также люди данной окрестности.
Свидетельница М. ЮХНЕВИЧЕВА об этом говорит:
«В то время, когда немцы совершали сжигание трупов убитых людей, распространилось ужасное зловоние, так что невозможно было открывать окна».
Свидетель Антон ВОЙЦЕХОВИЧ, родился в 1880 г., в то время работавший на шоссейной дороге поблизости от станции Понары, говорит:
«В то время воздух был настолько насыщен трупным запахом, что он проникал в жилые дома и в пищу, так что невозможно было есть, а люди из-за этого зловонья не могли нормально дышать».
Свидетель ОСТРОВСКИЙ Эдуард показал, что он видел огни костров, на которых были сжигаемы трупы, с октября 1943 по июль 1944 г.
Все то, что показали свидетели и о чем очень широко говорилось во все время немецкой оккупации среди жителей гор. Вильнюса, подтвердило исследование местности в Понарах, произведенное после освобождения Красной армией гор. Вильнюса и его окрестностей.
Комиссия произвела раскопку ям, находящихся в Понарах. Из круглообразной ямы № 1, размером в ширину 34–35 м и в глубину свыше 5 м, вместимостью 4000 куб. м, после удаления верхнего слоя земли, перемешанного с золой и сожженными костями людей, были выкопаны 486 трупов, которые были исследованы. После установления точной причины смерти выкопанных останков, имевших общий характер смерти, дальнейшая раскопка ямы № 1 была прекращена. На краях ямы с нескольких рядов трупов был снят песок и они были оставлены лежать на месте. Эти трупы осмотрели тысячи жителей гор. Вильнюса.
После раскопки круглообразной ямы № 2 вместимостью около 2000 куб. м трупов в ней не обнаружено, однако земля отдавала запахом трупов, а в песке можно было найти остатки сожженных костей.
Дно круглой ямы № 3, такой же вместимости, как и яма № 1, заросло травой. Из ямы несло запахом трупов, а ее песок был перемешан с сожженными костями людей. Вблизи ямы было разбросано большое количество зубных протезов. При раскопке ямы были найдены туго сжатые 27 трупов.
В канаве длиной 100 м, шириной 2 м и в глубину 1 м найдены два трупа в военной одежде.
Всего было выкопано и исследовано 515 трупов.
Кроме того, во многих местах понарского сосняка в поверхностном пласте песка найдено большое количество сожженных людских костей.
Сожженные кости найдены в яме № 5 вместимостью 8000 куб. м, а также на месте, приготовленном для братских могил эксгумированных трупов.
Большинство раскопанных трупов – это местные советские люди.
Судя по документам, найденным в одежде, большинство убитых принадлежало к еврейской национальности, остальные были поляки, русские и литовцы. На некоторых трупах найдены предметы католического и православного религиозных культов. Найденные в одежде убитых предметы и документы дают возможность установить, что среди расстрелянных находились врачи, инженеры, студенты, шофера, слесаря, железнодорожники, портные, часовые мастера, торговцы и др.
Некоторые из трупов были опознаны знакомыми и родственниками, например трупы вильнюсского врача ФЕЙГУСА, часовщика ЗАЛКАНДА и др. Гражданин ШУТАН П.А. из гор. Швенчионис опознал труп своей сестры ГРИНЕВОЙ.
Состояние большинства эксгумированных трупов свидетельствует о том, что они были убиты выстрелами в затылок.
Сохранность трупов и найденные в одежде убитых документы указывают на то, что расстрелы в Понарах производились систематически с июля 1941 по июнь 1944 г. Комиссия, основываясь на тщательном ознакомлении с фактами истребления мирных советских людей, установила:
1. Массовое уничтожение людей в Понарах систематически проводилось немецко-фашистскими захватчиками с июля 1941 по июнь 1944 г.
2. Уничтожение населения совершалось всевозможными зверскими способами: расстрелом, пытками, избиениями и закапыванием полуживых людей в землю.
3. С целью скрыть свои злодеяния гитлеровские бандиты ... их откапывание и последующее сжигание на специально устроенных для этого кострах. Сжигание начали осенью 1943 г. и продолжали до начала лета 1944 г.
4. Учитывая огромное количество сожженных человеческих костей, рассыпанных по поверхности всей площади, занимаемой лагерем, обнаруженные в ямах еще не сожженные трупы расстрелянных людей и свидетельские показания, общее количество трупов определяется не менее ста тысяч человек.
За все эти преступления ответственным является правительство гитлеровской Германии, немецкое верховное военное командование и прямые исполнители:
1. Шеф гестапо ВУЛЬФ из Берлина
2. Капитан ГЕРТ из Кенигсберга
3. Оберштурмфюрер НОЙГЕБАУЕР
4. Оберштурмфюрер РИХТЕР из Берлина
5. Оберштурмфюрер АРТШВАГЕР из Клайпеды
6. Обершарфюрер МАЙЕР Герман из Вены
7. КИТТЕЛЬ бывший киноартист
8. ШВЕЙНБЕРГЕР из Берлина
9. Гауптшарфюрер ВАЙЕС Мартин из Карльсруз Карлсруэ, начальник тюрем гор. Вильнюса. Руководил расстрелами в Понарах
10. Обершарфюрер ФАУЛЬГАРБЕР из Майнгейма
11. Шеф района Понар ПЭРР
12. Начальник охраны района Понар БИНКЕ
13. ШРЕДЕР – руководил сжиганием трупов в Понарах
14. ИОНДЕР Берта из Клайпеды
Депутат Верховного Совета СССР СТИМБУРИС
Председатель Вильнюсского уездного исполнительного комитета Е. ВЕРГАС
Профессор Вильнюсского государственного университета И. КАЙРЮКШТИС
Профессор, доктор медицины С. МАРБУРГ
Профессор Вильнюсского государственного университета П. СЛАВЕНАС
Доктор медицины И. БУТКЕВИЧЮС
Писатель К. КОРСАКАС
Подполковник МОЗЫЛЕВ Педагог А.ЧИПЛИС.
5.
J;zef Mackiewicz Юзеф Мацкевич
из римского журнала
"Ожел бялы" ("Белый орел") 1945 год
No35 (170)
ПОНАРЫ - «БАЗА»
Перевела с польского
Наталья Горбаневская
Еще не так давно лес клином вдавался в город Вильно. Прямо
в то место железнодорожного узла, откуда выходили оба его юж
ных разветвления: на Лиду и Гродно. Здесь он рос на холмах, пока
его не проредили после той Великой войны и оставили одни дубы.
Позже вырубили и дубы, оставив лишь кусты орешника, кое-где
молодую рябину и тому подобную жалкую поросль. Коровы и козы
железнодорожников, пасшиеся в этом кустарнике, изодрали кусты
в клочья, обгрызли кору, вытоптали лужайки. Потом на террито
рию бывшего леса расползлись постройки станции Вильно-Товар-
ная, запылили его угольной пылью, задымили дымом из труб. В
конце концов построили какие-то склады, то ли оружия, то ли бое
припасов.
Но этот холм тем важен, что от него, становясь все выше и
выше, тянется целая цепочка холмов, по сей день еще, как и преж
де, поросших лесом и живописных, вдалеке пробитых туннелем, а
в километре за выходом из туннеля (когда едешь от города) удосто
енных высокой — поскольку на самой вершине — чести: здесь вы
строена станция Понары.
Понарские горы известны с давних пор. Известны своей живо
писностью, высотою своих сосен, упоминанием в поэме Мицкеви
ча, битвой между польскими войсками и русской императорской
гвардией, разыгравшейся здесь в 1831 году. Да и многими другими
более ранними и более поздними происшествиями. Здесь проходят
шоссейные дороги, которые сразу за старинной часовенкой разбе
гаются, как пальцы на руке, веером в четыре стороны: на станцию
Понары, на Гродно, на Ваку и Ландваров, на Рыконы и Каунас.
Там, возле железнодорожного полустанка выстроили город-сад, а
по-нашему — обыкновенный дачный поселок, который мог слу
жить и курортом, потому что хоть сосен тут и поубавилось после
многочисленных войн и нашествий (с 1914 года их было 15), но
круглый год тут пахнет живицей, а осенью — грибами и холодным
сильным ветром, который навевает свежесть со всех сторон нашего
края. Растет здесь и исключительно высокий вереск — на этой не
плодородной, песчаной, сухой, здоровой для легких почве. Вереск
пользы не приносит, но придает окрестностям только им присущий
колорит. Эту синеву, эту печаль, источник которой — ржаво одно
образные древесные стволы, усиливают утренние туманы и безгра
ничная отдаленность горизонта.
Кто любил свои родные подвиленские края, тот, конечно, лю
бил и Понары. Зимой туда ездили кататься на лыжах. Стыдно при
знаться, но ездили и... стреляться на дуэли. Джентльмены, которые
дали друг другу в кабаке по морде, или по пьянке друг друга обло
жили, или оклеветали в печати, - по местному обычаю, приезжали
сюда с "дуэльным кодексом" Бозевича и старомодными пистолета
ми. По колено в снегу или в вереске, они отмеряли положенное
число шагов и поднимали тяжелые дула пистолетов. Пестрый дятел
переставал стучать и недоверчиво наклонял головку, белка взбира
лась повыше, чтобы лучше видеть... Шоферы, которых ни свет ни
заря подняли с постели, зевали в такси до самого обмена выстрела
ми.
Прославились Понары и одним преступлением. Однажды сюда
привезли, на автомобиле в лес, убитую женщину, труп облили
бензином и сожгли. Юбка и белье висели на деревьях. Вся страна
была потрясена; в Понары приезжали репортеры и фоторепорте
ры; следствие продолжалось несколько лет, но убийц не нашли. А
сколько догадок, леденящих в жилах кровь... Вот такие были вре
мена.
Все это было, все прошло. Дачные радости, красота окрестно
стей, синева горизонта, лыжи, поединки и ужасающие преступле
ния мирного времени навсегда замкнуты в одной лишь невозврати
мой памяти, и сегодня их можно разглядывать, пожалуй, как
сквозь стекло витрины, через которую нищий глазеет на драгоцен
ности.
Понары стали в эту войну воплощением ранее не слыханного
кошмара. При этих шести звуках, завершающихся гласной "ы",
многих бросало в дрожь. Мрачная, отталкивающая слава этого на
звания потихоньку сочилась с 1941 года, как липкая человеческая
кровь, все шире и шире растекалась по стране и от страны к стране,
но на весь мир не прозвучала — и по сей день еще.
В 1940 г. большевики создали в Понарах, на бессмысленно
спиленном участке леса и землях, отнятых у населения, какой-то
никому не нужный государственный завод, по своему обычаю
окружив большое пространство крепким забором и колючей прово
локой. Эту обезличенную территорию немцы и использовали в
1941 г. как место массовых убийств, организовав здесь резню евре
ев, одну из величайших в Европе. Никто не знает, почему эту тер
риторию прозвали "базой" и кто дал ей это название. В Понары
привозили грузовиками, а затем целыми железнодорожными эше
лонами тысячи евреев и здесь убивали.
Далеким отголоском катились с этих холмов и разносились на
многие километры отдельные выстрелы, короткие, рваные, частые,
продолжавшиеся иногда по многу часов подряд, или, наоборот,
стрекочущие очереди пулеметов и автоматов. Происходило это в
разное время, чаще всего среди бела дня. Иногда несколько дней
подряд, обычно к вечеру или с утра. Бывали недели, а то и месяцы
перерыва, а потом опять, в зависимости от направления и силы
ветра, от времени года, от тумана или солнца, разносились более
или менее отчетливые отголоски массовой бойни.
Я, к несчастью, жил хоть и возле второй из расходящихся от
Вильна железнодорожных веток, но всего в восьми километрах от
Понар. Вначале в краях, так пропитанных войной и только войной,
как наши, никто не обращал особого внимания на выстрелы, кото
рые, вне зависимости от того, откуда они доносились, уже привыч
но вплетались в шум сосен, почти как знакомый ритм дождя, бью
щего осенью по стеклам. Но однажды заходит ко мне во двор сапож
ник, который относил залатанные башмаки, и, отгоняя дворняжку,
так просто, чтобы разговор завести, говорит:
— А чтой-то сегодня наших еврейчиков больно постреливают
на Понарах.
Прислушиваюсь — верно.
Иногда такая глупая фраза застрянет в памяти, как заноза, и
вызывает связанную с ней картину того мгновения. Помню, солнце
тогда начинало клониться к закату, а как раз на западной, обра
щенной к Понарам стороне сада росла у меня развесистая рябина.
Была поздняя осень. Стояли лужи после утреннего дождя. На ряби
ну слетелась стая снегирей, и оттуда, от их красных горлышек,
красных ягод и красного над лесом солнца (все так символически
сложилось), доносились непрерывные выстрелы, вбиваемые в слух
с методичностью гвоздей.
С этого момента, с посещения сапожника, жена моя начала
запирать даже форточки, как только с той стороны доносились от
голоски. Летом мы не могли есть на веранде, когда в Понарах начи
налась стрельба. Не из уважения к чужой смерти: попросту кар
тошка с молоком никак почему-то не лезла в горло. Казалось, все
окрестности липнут от крови.
После 1942 г., когда в Понары начали прибывать массовые
этапы смертников, по лесам бегали евреи, которые вырвались из
конвойного оцепления, обычно раненые, бегали точно так же, как
бегает подстреленный зверь. Они блуждали, окровавленные, пач
кая под ногами кровью мох или листья, ничуть не хитрее дикого
зверя, который тоже не умеет заметать за собой следы. Один ста
рый еврей, у которого челюсть была оторвана выстрелом, умер за
целых десять километров от Понар, спрятавшись в трясине, на тор
фяном болоте. Ни в их движениях, ни в том, как они петляли и
прятались, ни в их заплетающемся от голода и ужаса языке, фанта
стических лохмотьях и ранах, а главное — в глазах, позеленелых
от одичания, уже не было ничего человеческого. Их и выслеживали
так же, как зверя. Шли стрелки-полицейские, с собаками, облавой.
Женщина, ребенок, молодая девушка, мужчина-еврей — никакой
разницы. Раненый, здоровый или уже умирающий где-то под кус
том можжевельника — любого стреляли на месте, и облавщики
шли дальше. Только потом приазывали старосте выделить телегу
или сани и отвезти труп в указанное место.
Евреи, которых вел уже не человеческий рефлекс, а звериный
инстинкт предсмертного бегства, так же, как звери, избегали чело
веческих поселений, собак, глупых детей, которые с бдительным
криком и объявлением новости бежали в деревню, указывая паль
цем место, где случайно увидели чудище в человеческом образе.
Безжалостно исполнявшееся предписание карало смертной казнью
всякого, кто даст еврею убежище, или хотя бы кусок хлеба, или
хотя бы совет, всякого, кто знал и не донес в полицию. А полиция
эта, состоявшая из головорезов с темным прошлым, которых немцы
набирали в Литве и привозили на Виленщину, нацелена была не
только на уничтожение евреев, но и на притеснение жителей, гра
беж, шантаж и питье самогона. Страх же — самый подлый совет
чик человека.
И все-таки люди жили даже в самих Понарах. Правда, их ста
ло меньше. Половина из них, то есть, в общем, те, кто мог, заперли
двери, забили веранды и окна вытащенными из забора досками и
перебрались в город или в другое места. Но были такие, кто не мог.
Человеческая жизнь протекает в тесных, обтесанных рамках, обте
санных с трудом, а во время войны — с еще большим трудом, чем в
мирное время. Никакая скотина не сумеет так приспособиться к
условиям, так пригреться даже посреди ужасов, так ко всему на
свете привыкнуть, как — человек. Через станцию Понары шли по
езда из "Генерального губернаторства" и поезда дальнего следова
ния из Берлина, на фронт и с фронта, местные из Каунаса, приго
родные и рабочие из Вильна и в Вильно. Значит, люди покупали
билеты, ехали, возвращались, ели, спали. Столько их живет возле
скотобоен на всем земном шаре, так почему бы за несколько лет не
привыкнуть к жизни вблизи людобойни?
Это, кажется, было в октябре 1943 года... Много ли до тех и с
тех пор поубивали евреев в Понарах? Некоторые утверждали, что
только 80 тысяч. Другие, что от двухсот до трехсот тысяч. Разуме
ется, это недостоверные цифры. Триста тысяч людей! Людей!!!
Легко сказать... но цифры эти выглядят недостоверными не столь
ко из-за своей огромности, сколько потому, что никто их достаточ
но твердо, даже приблизительно, установить не мог. Известно, что
там убивали всех евреев — жителей города Вильно, а это должно
было составить около 40 тысяч. Кроме того, евреев этапировали из
всех больших и малых городов оккупированной страны, пожалуй,
со всей той территории, что носила административное название
"Остланд". Их забирали с семьями из гетто или же с сезонных ра
бот, по окончании которых они не возвращались в гетто, а ехали на
смерть.
Итак, в октябре 1943 года начался период массового этапиро
вания евреев в Понары. Никто, разумеется, не был об этом преду
прежден и не знал, наступит ли еще одна массовая казнь сразу
вслед за последними или на этот раз перерыв окажется подольше.
Один мой знакомый, который с самого начала хватался за го
лову и клялся, что больше ни дня не выдержит — сойдет с ума,
выдержал, тем не менее, без малого три года. У меня к нему было
срочное дело. Он не приехал на условленное свидание в Вильно, и
на следующий день я одолжил велосипед и утром поехал в Понары.
Утро было не дождливое, скорей только слякотное. Переднее
колесо велосипеда поминутно въезжало в мелкую лужу, и какой-
нибудь лист с дорожки, бурый, поминутно прилипал к шине и про
ворачивался с ней несколько кругов, отлетал как что-то ненужное,
а потом прилипал другой. Над Понарскими горами ветер гнал не
сколько этажей туч, растрепал их все и вытянул в длину, но до
голубого неба не сумел продраться. В оврагах было тихо. На боко-
вых дорогах — пусто-пустынно, и дождевая вода, не взмутненная
проезжим колесом, стояла в колеях. Кому-то перечень этих про
стых фактов может показаться пустым и ненужным. Для меня они
были фоном одного из величайших в моей жизни переживаний. Я
стороной миновал железнодорожный туннель, въехал в березняк.
Здесь велосипед ехал по золотой тропинке, устланной листьями, и
шептал шинами: лип-лип-лип... Сразу за березняком я наткнулся
на часового. Это был эстонец из сформированых немцами нацио
нальных частей СС. Краснолицый, словно порядком подвыпив
ший. Он качнулся, как будто хотел меня задержать, но только по
глядел затуманенным взором и пропустил. Я поехал тропинкой
вдоль железнодорожной насыпи.
Уже издалека виднелся стоящий на станции пассажирский по
езд. Он стоял на боковом пути, не под парами. Тропинка несет меня
вниз, под насыпь, и вот я проезжаю мимо картины, которая вместе
со многими, увиденными в тот день, осталась у меня в памяти, по
жалуй, навсегда. Под низкорослой сосенкой, растущей, как многие
в этих местах, двумя стволами в форме лиры, стоит деревянный
стол. На столе несколько стройных бутылок литовской водки-моно
польки, нарезанный хлеб и круги колбасы. Будто лоток на ярмарке.
Стол окружают несколько человек в мундирах. Я нажал педаль.
"Halt!" - сказал немец в гестаповском мундире. Я вынул документы
и чувствую, что все это вместе отвратительно: и эта водка, и лица
пьющих, и то, что у меня сердце подкатывает к горлу, и эти круги
колбасы, и тот факт, что кто-то так старательно порезал хлеб на
равные куски, а главное, этот столик, и почему он так шатается?
Не могли его ровней поставить? Несколько немцев из гестапо, не
сколько эсэсовцев в черном. Больше всего литовских полицаев, но,
кроме них, еще какой-то сброд в светлых немецких мундирах с
литовскими, латвийскими, эстонскими, украинскими знаками раз
личия...
— Wo fahren Sie hin? — спрашивает немец, отдавая мне бума
ги.
Я объясняю, что еду к своему знакомому в поселок. Он кивает
головой и принимается ножом, который все время держал в руке,
управляться с колбасой, а потом спокойно добавляет: "Только вам
надо поторопиться".
"Зачем они тут водку пьют?.." — и внезапно я выезжаю к поез
ду. В этом месте поперек тропинки лежали разбросанные шпалы,
так что я слез с велосипеда — и в ту же минуту начинаю все пони
мать. Очень длинный поезд (мне тогда не пришло в голову сосчи
тать вагоны), битком набитый евреями. Выглядывают оттуда лица,
иные на человеческие непохожи, но другие выглядят нормально,
некоторые даже улыбаются. Поезд охраняется полицией. Как это
на вид для меня слишком просто, не так, как рисовало до сих пор
воображение. Возможно ли, чтобы их тут... их всех... Я остановил
ся, опершись на велосипед, и в эту минуту какая-то молодая еврей
ка высунулась из окна вагона и попросту, самым естественным об
разом, спрашивает полицая:
— Скоро поедем?
Полицай посмотрел на нее, не ответил и мерной поступью ча
сового, выбирая шпалы, чтобы ступить, отошел, а поравнявшись со
мной, сказал с полуулыбкой... (и это не была злая улыбка, или
стыдливая, или веселая, скорее дурацкая), сказал тогда:
— Она еще спрашивает, скоро ли поедет?.. Ее уже через пол
часа, может, в живых не будет.
Я смотрю в это окошко. Вижу ее лицо, а там, там из-под локтя,
вылезает голова девочки, и в волосах у нее даже что-то вроде бан
тика. По крыше вагона прыгают воробьи. И, странное дело, я в эту
минуту думаю: "Она поедет, и девочка с тряпочкой вместо бантика
поедет, и все они, весь поезд. Часовой, наверно, ошибается"... —
но, думая это, я чувствую, как ноги у меня подгибаются. Кто-то
орет на меня, велит проходить не задерживаясь. Я ухожу, и мой
взгляд падает на эту безжалостную надпись, черной краской на бе
лом фоне: "Понары". Доска как доска, прибита к двум столбам,
столбы вкопаны в землю. Все выглядит очень просто, точно так, как
на других станциях. Все доски с названиями станций обычно стоят
напротив остановившегося поезда и говорят с ним своими буквами.
Я отхожу за сетку, которая в этом месте отделяет запасной
путь... "П" — инициал, как, например, Павел... "онары" само по
себе ничего не значит, пустой звук, и в этот момент звуки, донося
щиеся от поезда, переходят в жужжание, все сразу, как разбужен
ный поутру улей; потом в нем что-то хрипит, нарастает хруст возле
наглухо запертых дверей, словно скребутся тысячи крыс, потом
возникает шум, гвалт ужасный, он переходит в рев, крик, вой...
бьются под ударами кулаков оконные стекла, трещат, трещат, а
потом рушатся под напором некоторые двери. Полицаи замельте
шили, на глазах умножились, забегали, размахивая руками и сры
вая винтовки с плеч. Стал слышен металлический скрежет замков
и их, полицаев, дикий, грозный рев в ответ на рев людей, запертых
в поезде.
Я успел еще увидеть, как воробьи улетали с крыши вагона, и,
уже отделенный металлической сеткой от роковых путей, вскочить
под навес станционного здания. Слава Богу, там стояли два желез-
нодорожника в форменных фуражках. Я был не один. Судорожно
держу велосипед и подсознательно чууствую, что по отношению к
тому, что наступит, к тому самому страшному, что может насту
пить, этот велосипед, эти железнодорожники, к которым я при
стал, это неподвижное стояние на месте — единственное удостове
рение на право жить дальше. Мы сгрудились вместе за велосипе
дом, как за бруствером: бежать было некуда.
Евреи начали выскакивать из поломанных дверей вагонов, а
на помощь конвою бежали палачи в разномастных мундирах. Из
окон полетели узлы и чемоданы, и тоже из окон полезли евреи,
сами грязные и бесформенные, как их мешки и тюки. Это было
делом нескольких секунд. Первый выстрел был произведен следу
ющим образом: один еврей как раз задом вылезал в тесное окно,
спустил наружу ноги и выставил седалище, а полицай подскочил и
с расстояния одного шага — выстрелил ему в задницу. Выстрел был
громкий, и с деревьев сразу взлетели в небо вороны. В общем гвалте
не было слышно, кричал ли раненый, только затрепыхались его
висящие ноги с подвернувшимися почти до колен штанинами, так
что с босых ног одна галоша свалилась, а другая повисла на шнур
ке, привязанная к щиколотке. Поднялся ужасный крик, и вопль, и
вой, и плач, и со всех сторон сразу грянули выстрелы, засвистали
пули, обрушились с хрустом ломаемых костей и разбиваемых чере
пов удары прикладов. Кто-то прыгал через ров и, получив пулю
промеж лопаток, падал в него, словно темная птица с распростер
тыми как крылья руками. Кто-то полз на четвереньках между
рельсами... Один старый еврей задрал бороду вверх и вытянул руки
к небу, как на библейской картинке, и вдруг у него из головы брыз
нула кровь и клочья мозга... Покатились какие-то корзины-кошел
ки... споткнулся и упал на бегу один полицай... Тю-у-у-у! — свист
нула пуля... Там почему-то лежало несколько человек друг на дру
ге... Тихо лежал поперек рельса мальчик лет девяти, и хотя, если
бы он кричал, голоса его было бы не расслышать, но видно было,
что он уже мертвый, потому что не вздрагивает. Заклубилась толпа
под вагонами: большинство там искало спасения, и там их больше
всего поливали автоматными очередями, как водой из шлангов, —
темную гущу оборванных фигур. Вот спрыгивает та молодая еврей
ка, ее светлые волосы распущены, лицо искривлено нечеловече
ским страхом, возле уха, на пряди волос, повисла гребенка, она
хватает дочку... Не могу смотреть. Воздух раздираем таким страш
ным визгом убиваемых людей, и все-таки в нем можно различить
голоса детей, на несколько тонов выше, точно такие, как плач-вой
кошки по ночам. Этого не воспроизведет никакая буква, придуман
ная людьми!
...Еврейка сначала падает ничком, потом переворачивается
навзничь и, водя рукой по воздуху, ищет ручку своего ребенка. Я
не слышу, но по губам малышки вижу, что она зовет: "Маме!"... На
голове у нее трясется тряпочный бантик, и, нагнувшись, она хвата
ет мать за волосы. Вы думаете, эти палачи, каты, гестаповцы, эсэ
совцы, эта полицейская сволочь, набранная, чтобы убивать, рож
дались не так, как мы, думаете, у них не было матерей? Женщин?
Ошибаетесь. Они — как раз из самой что ни на есть людской глины,
по-людски озверевшие, бледные, как снег, который здесь когда-ни
будь выпадет, они — как сумасшедшие, как дикари в пляске, в
движениях, в безумных жестах, в убивании, стрелянии... Как ина
че объяснить, что этот совершенно обезумевший полицай хватает
еврейку за правую ногу и пытается тащить ее между рельсами, весь
сгорбившись, с такой перекошенной мордой, словно саблей наис
кось рассеченной, — куда?! зачем?! Женские ноги раздвигаются,
левая зацепляется за рельс, юбка съезжает к поясу, открывая серые
от грязи трусы, а ребенок хватает волочащиеся по камням волосы
матери и тянет их к себе, и не слышно, а видно, как она воет: "Мам-
м-ме!"... Изо рта влекомого тела теперь хлещет кровь... Частая сте
на мундиров на мгновение заслоняет картину... А потом какой-то
латыш поднял приклад над торчащими вихрами, связанными на
темени обрывком тряпки как бантиком, и... я судорожно закрыл
глаза, и мне казалось, что кто-то зазвонил. И правда, зазвонил —
железнодорожник, конвульсивно сжимавший руль моего велосипе
да, вцепился пальцами в звонок, невольно судорожно дер-нул его,
наклонился вперед и блюет; он блюет на гравий перрона, на по
крышку переднего колеса, себе на руки, мне на башмаки, блюет в
судорогах, подобных конвульсиям, в каких умирают люди на рель
сах...
Еврей хотел перепрыгнуть платформу — раненный в ногу, он
упал на колени, и теперь я слышу отчетливо и по отдельности:
плач, выстрел, хрип... Ох, а этот что делает?!!! Вон тот, там, рядом,
не дальше сорока шагов, в черном мундире! Что он хочет еде... Рас
ставил ноги возле столба, скособочился, замахнулся двумя рука
ми... Еще секунда... Что он держит?! Что у него в руках?!!! Господи
Иисусе! Господи Боже! что-то большое, что-то страшно страш
ное!!! замахнулся и — шмяк головой ребенка об телеграфный
столб!.. А-а-а! а-а-а! а-а-а! — закаркал кто-то возле меня, а кто —
не знаю. А в небе... нет, не в небе, а только на фоне неба от удара
задрожали телеграфные провода.
Не все евреи выскочили из поезда. Большинство осталось, ско
ванное страхом, парализованное, с той искоркой, наверное, не
столько уже надежды, сколько безумия, что это-де недоразумение,
им же официально сказали, что они "едут на работы в Кошедары”.
(Так говорили всем этапам, отправляемым в Понары.) Были и та
кие, что выскочили, а потом испугались и стояли у вагонов выпря
мившись, оцепенев, словно дисциплинированностью по отноше
нию к своей смерти хотели от нее откупиться. Этих расстреливали
на месте, так, как стояли.
Как долго могло "это" продолжаться? Один Бог, который на
верное смотрел и видел даже сквозь густые тучи этого дня, мог по
считать минуты. Однако время, видимо, подходило к одиннадцати,
так как с юга шел скорый поезд из Берлина через Вильно в Минск,
не останавливавшийся в Понарах. Машинист, видя толпу на рель
сах, уже издалека принялся давать бешеные свистки, и видно было,
что тормозил. Но стоящий с края станции гестаповец энергично
замахал, чтобы не останавливаться. Машинист пустил боковой
пар, с шипом пошедший белыми клубами, и, на минуту закрывая
вид происходящего, проехал по трупам и раненым, раскраивая ту
ловища, конечности, головы, а когда он исчез в туннеле и пар раз
веялся, остались уже только большие лужи крови и темные пятна
бесформенных тел, чемоданов, узлов — все они лежали похожие
друг на друга и неподвижные. И только одна голова, срезанная у
самой шеи и покатившаяся на середину пути, отчетливо выглядела
головой человека.
Поезд с остатками евреев стоял, уже плотно охраняемый, а
выстрелы, еще частые, но уже более отдаленные, разносились по
лесу и среди строений поселка.
Потом говорили, что нескольким десяткам евреев все-таки
удалось сбежать. Остальных отправили на "базу". Еще говорили,
что таких эшелонов в том месяце прибыло около семи. Говорили
также, что применены специальные меры конвоирования, чтобы в
будущем не повторялись случаи, подобные тому, свидетелем кото
рого я был.
'Ожел Бялы" 1945
,
No35 (170)
6.
ПОНАРЫ (Рассказ инженера Ю. Фарбера). Подготовила к печати Р. Ковнатор.
ПОНАРЫ (Рассказ инженера Ю. Фарбера).
Подготовила к печати Р. Ковнатор.
— Я по профессии инженер-электрик. До войны я жил в Москве, работал в Научно-исследовательском институте связи и заканчивал
аспирантуру по специальности.
С первых дней войны я находился в рядах Красной Армии.
Осенью 1941 года я попал в окружение и после блуждания по лесам и попытки выбраться к своим был захвачен немцами.
Один из немцев, посмотрев на меня, сказал: ”Этому в плену мучиться не придется — он еврей и сегодняшнего заката уже не увидит”.
Я все понял, так как владею немецким языком, но не подал и виду.
Нас, большую группу пленных, повели на пригорок, окруженный колючей проволокой. Мы лежали на площадке под открытым небом;
по сторонам стояли пулеметы. Через три дня нас заперли в товарные вагоны и повезли: не давали ни еды, ни воды, не отворяли дверей..
. На шестые сутки нас привезли в Вильнюс. В вагонах осталось очень много трупов. Восемь тысяч пленных поместили в лагерь,
в Ново-Вилейку, около Вильнюса. Люди жили в бывших конюшнях без окон и дверей, стены были в огромных щелях. Начиналась зима.
Пищевой рацион был таков — килограмм хлеба на 7 человек, но часто хлеба не давали: немцы привозили смерзшуюся глыбу картофеля
с грязью, льдом, шелухой, соломой. Ее бросали в котел, разваривали до состояния крахмала, пленный получал пол-литра баланды.
Каждое утро из всех бараков вытаскивали мертвецов. К яме волокли трупы, их слегка присыпали хлорной известью, но не закапывали
ибо на другой день в эту же яму сбрасывали новую партию трупов. Бывали дни, когда число трупов превышало полтораста, нередко
вместе с трупами в яму бросали еще живых людей.
Немцы называли нас подонками человечества ”унтерменш”. Однажды за какую-то ничтожную провинность немцы приказали двум
пленным лечь животами в лужу, которая уже покрылась тонким льдом.
Их оставили на ночь, а они ведь лежали голые, и они замерзли.
У меня в памяти остались две даты — ночь с 5-го на 6 декабря 1941 года и ночь с 6-го на 7-е. У меня был товарищ, молодой парень
20 лет, украинец — Павел Кирполянский. В нашем бараке было холодно и чтобы согреться, мы ложились на одну шинель, а сверху
покрывались другой, и спали в обнимку. Мы были усеяны паразитами. Сыпной тиф косил людей. В эту ночь мы лежали, обнявшись
с Павлом. Внезапно я был разбужен, чувствую, что он порывается бежать. Я положил ему руку на лоб и сразу понял в чем дело. Павел
горел в жару, в бреду он меня не узнавал. Оставлять его без шинели нельзя было. Я его обхватил и держал крепко в своих объятиях
до утра...
Утром он умер, его поволокли в яму... Однако я не заболел тифом.
В ночь с 6-го на 7 декабря с двух сторон возле меня лежали украинские парни. Мы обнялись, мне было тепло, и я крепко спал.
На рассвете раздается свисток, я стал толкать своего соседа Андрея. Он не отзывался, он был мертв. Я стал будить второго соседа
— Михайличенко. Он тоже был мертв. Оказывается, эту ночь я спал рядом с мертвецами.
Мысль о том, что я останусь жив и буду в Москве меня никогда не покидала.
Я заставлял себя умываться и даже бриться. В бараке был парикмахер. Он изредка брил военнопленных и в качестве платы взимал
одну картошку. В этот день, 7 декабря, меня ожидала большая удача: мне попалась в баланде целая картошка. Я решил побриться.
Когда я протянул парикмахеру картошку, выловленную из супа, он посмотрел на меня и сказал: ”Не надо”... Я спросил: ”Почему?”
Он ответил: ”Ты все равно на этой неделе помрешь, кушай сам”.
Прошла неделя. Я снова пришел бриться. Парикмахер был поражен, увидев меня: ”Как, ты еще жив? Ну ладно, я тебя еще раз побрею
бесплатно, все равно ты скоро помрешь”. Когда, однако, я пришел в третий раз, то парикмахер сказал: ”Я тебя буду брить бесплатно,
пока ты не умрешь”.
К новому году я уже не мог ходить — у меня был голодный отек. Пальцы на ногах сначала почернели, потом мясо отваливалось и были
видны кости на пальцах.
Выделенный из пленных переводчик, ленинградский студент Игорь Деменев, — впоследствии он с товарищами убил немецких
охранников и бежал, — помог мне попасть в лазарет при лагере. Среди нескольких деревянных бараков, в разрушенном кирпичном
домишке, переводчик и несколько врачей-военнопленных организовали лазарет. Ко мне врачи отнеслись хорошо.
Заместителем главного врача был доктор Евгений Михайлович Гутнер из Сталинграда. Он отнесся ко мне с братским сочувствием и
заботой. К маю месяцу я научился ходить, в июне мог подниматься на второй этаж. Лазарет был единственным местом в лагере, куда
немцы не заглядывали, так как боялись тифа и туберкулеза. Меня не выгнали из лазарета, а сделали уборщиком. Смертность была
огромная.
В этом лазарете я прожил до конца 1943 года. Количество военнопленных все уменьшалось. Из привезенных восьми тысяч осталась
в живых небольшая горсточка.
Немцы использовали пленных на работах за пределами лагеря. Жители подкармливали военнопленных.
Военный врач Сергей Федорович Мартышев шел на величайший риск, чтобы спасти возможно большее количество людей.
Под разными вымышленными предлогами он задерживал людей в лазарете, оказывал им всяческую поддержку.
Когда мы узнали о Сталинграде, это произвело огромный поворот в настроении военнопленных и гражданского населения,
все поняли, что война немцами проиграна.
Отрезанный от всего мира, наш маленький коллектив тоже включился в борьбу против немецких захватчиков.
Для немцев писали листовки, некоторые на немецком языке писал и я. В одной листовке я писал: ”Господь бог дал немцам
три качества — ум, порядочность и национал-социализм, но никто не обладает больше, чем двумя достоинствами. Если немец умный
и национал-социалист, то он непорядочный, но если он умный и порядочный, то он не национал-социалист”.
В другой листовке было написано просто: ”Гитлеру капут?.
Мы написали до двадцати листовок, они пользовались успехом. Наша смелость все возрастала. Часто в 12 часов, как только погаснет
свет, мы начинали петь Интернационал. Немцы неистовствовали, применяли всяческие репрессии, однако ”виновных” им обнаружить
не удавалось.
Мое здоровье понемногу крепло, хотя Сергей Федорович и считал это чудом. По-моему, главное было в моей внутренней убежденности,
что я должен дожить до победы. Я мобилизовал все свои физические и душевные силы. Я сам держал себя в строжайшей дисциплине.
Хлебный паек в 150 граммов я делил на 20 ломтиков, а потом научился делить на 40. Это были немецкие хлебцы овальной формы.
Хлеб выпекался из спецмуки, в нем было много древесных опилок. Один хлебец делили на 7 человек, из своей порции я делал
40 ломтиков, тонких, как папиросная бумага. Нам привозили хлеб в 5 часов вечера, я растягивал свою порцию на 5 часов.
Я брал ломтик, насаживал на деревянную палочку, подносил к печке, поджаривал и в таком виде ел.
При лазарете был небольшой сад; на его территории нельзя было найти ни одной травинки, ни одного листика. Даже кора с деревьев
съедалась.
Изредка нас водили в баню. В бане выискивали и ловили евреев. Однажды немец привязался к одному пленному и говорит: ”Ты еврей”.
Немец записал его номер, чтобы доложить начальству. Военнопленный Ваня Нижний решил спасти товарища. Он улучил момент,
и в какую-то долю секунды успел переменить записку с номером.
В бане мылись поздно вечером, а на следующее утро с доносчиком произошел конфуз. Вызванный парень оказался русским, и к нему
никак нельзя было придраться.
В конце 1943 года начались новые проверки, вылавливали евреев. Всех выстраивали и заставляли раздеваться, нашим врачам
поручили быть экспертами.
Сергей Федорович категорически сказал: ”Режьте меня, делайте что хотите, я экспертизу проводить не буду”. Ему угрожали всякими
репрессиями; глядя на него, и другие врачи отказались.
В лагере я назвался украинцем Юрием Дмитриевичем Фирсовым.
Все-таки немцы дознались, что я еврей. Немцы выявили 6 евреев, среди них оказался русский парень Костя Потанин из Казани,
у которого даже знакомых евреев в жизни не было. Но немцы утверждали, что у него большой нос.
Настал памятный день, 29 января 1944 года. В лагерь военнопленных прибыла крытая машина, которую называли ”Черный ворон”;
комендант вывел арестованных евреев (среди них был и Костя Потанин). Нас повезли. Внезапно машина остановилась, как мы потом
узнали, возле Лукишской тюрьмы. Оттуда вывели двух евреев, которые бежали из гетто, прятались, были обнаружены и забраны в
тюрьму. Через несколько минут, как только машина тронулась, эти двое начали плакать. Молодой парень — Давид Канторович на наш
вопрос, почему они плачут, сказал, что машина едет по направлению к Понарам, а оттуда нет дороги назад.
Привезли нас в Понары. Место было огорожено колючей проволокой. У ворот надпись: ”Подходить строго воспрещается, опасно для
жизни, мины”. Машина проехала, и примерно метров через 300 оказался второй забор, за которым стояли охранники. Из ворот вышла
другая группа охранников; ни тех, которые были снаружи, ни тех, что приехали с нами, за вторую проволоку не пустили.
Порядок соблюдался строгий: никто не мог проникнуть в Понары.
Охранники были рослые, широкоплечие, упитанные. Машина с новой охраной въехала в лагерь. Колючая проволока образовывала
две стены, и как мы потом узнали, в проходе были мины.
В проволоке был еще один небольшой узкий проход. Этим проходом нас подвели к краю огромной ямы. Это был котлован для
нефтехранилища; диаметр составлял 24 метра. В глубину яма имела 4 метра. Стены ее были зацементированы. Две трети ямы
были укрыты бревнами, а одна треть открыта. На дне ямы я увидел женщину и понял, что там живут люди. Наверху лежали две
лестницы. Одна лестница считалась ”чистой”, ею пользовались только немцы. Нас спустили вниз по ”нечистой” лестнице, охрана
осталась наверху. Откуда-то вызвали старшего рабочего, это был еврей по имени Абрам Гамбург — из Вильнюса. Немцы его звали
Франц. Вызвали еще одного рабочего по имени Мотл, которого немцы звали Макс. Он был в кандалах, ему приказали и нас заковать.
Это были цепи из звеньев толщиной немного меньше пальца.
Их накладывали на ногу, пониже колена, примерно там, где оканчиваются сапоги. Цепь свисала до земли, чтобы она не мешала ходьбе
, половину цепи разрешили веревкой подвязать к поясу.
Когда все прибывшие были закованы в цепи, появился начальник — штурмфюрер.
Это был утонченный садист, ему было лет 30. Он был щегольски одет, на нем были белые замшевые перчатки до локтя
Нас выстроили, он спросил каждого — откуда он. Мы с Костей Потаниным сказали, что мы не понимаем его (я все время скрывал
знание немецкого языка), старший рабочий Франц переводил. Штурмфюрер говорил по-еврейски и по-польски, кое-как он объяснялся
по-русски.
Когда дошла очередь до меня и он спросил: ”Откуда ты?” — я ответил, что из Москвы.
Штурмфюрер насмешливо сказал: ”Люксус город Москва” и посмотрел на меня в упор. Я ответил: ”А что, не любишь Москву?”
Переводчик Франц затрясся, он перевел мои слова в очень смягченном виде. Штурмфюрер замахнулся, но не тронул меня.
Он сказал, что мы будем работать на важной работе государственного значения. ”Не пытайтесь снять кандалы, потому что их
будут проверять несколько раз в сутки, при малейшей попытке бежать вы будете расстреляны. Не думайте бежать, потому что
из Понар никто не уходил и никто никогда не уйдет”. Потом началось перечисление: за малейшую попытку к бегству — расстрел.
Во всем мы должны слушать команду начальников, за малейшее нарушение — расстрел. Мы должны выполнять все правила
внутреннего распорядка — иначе расстрел. Должны прилежно работать, кто будет обвинен в лени — расстрел. Он говорил очень
долго и мне стало ясно: умереть здесь нетрудно. После этой назидательной речи он ушел.
Мы стояли на дне ямы, там была одна женщина, и из глубины ямы вышла вторая. Мы стали с ними беседовать.
Мы сразу задали вопрос: ”Будут ли нас кормить?” Они ответили: ”Об этом вы не беспокойтесь, кормить вас будут, но выйти
живыми вам не удастся”.
Мы зашли под навес: там был деревянный загон, который назывался бункером, и маленькая кухня. Женщины сказали, что
здесь живут евреи из Вильнюса и окрестных сел. Они скрывались вне гетто, но их нашли, посадили в тюрьму, а потом привезли сюда.
Канторович, о котором я уже упоминал, (он был виленчанин) перекинулся несколькими фразами с женщинами.
Они стали откровеннее и сказали, что это Понары, где расстреляны не только виленские евреи, но и евреи из Чехословакии и Франции.
Наша работа будет состоять в том, чтобы сжигать трупы. Это держится в величайшем секрете. Немцы думают, что женщины ничего не
знают, и мы тоже не должны проговориться. При немцах надо говорить, что мы занимаемся заготовкой леса. Не успели мы все это
услышать, как раздался свисток, и мы должны были подняться наверх по лестнице. Нас построили попарно и повели.
Первое, что нас ошеломило — это запах.
Надзиратель СД сказал:
— Возьмите лопаты, отбросьте песок, и если увидите кость, то выбрасывайте наверх.
Я взял лопату, опустил в песок, она сразу наткнулась на чтото твердое. Я отгреб песок и увидел труп. Надзиратель сказал: ”Ничего
, так надо”.
То была колоссальная яма, которую начали заполнять еще с 1941 года. Людей не закапывали и даже хлорной известью не заливали,
это был конвейер, действовавший непрерывно. Трупы падали в беспорядке, в разных позах и положениях. Люди, убитые в 1941 году,
были в верхней одежде. В 1942 и 1943 гг. была организована так называемая зимняя помощь, — кампания ”добровольных”
пожертвований теплой одежды для немецкой армии. Пригоняемых на расстрел немцы заставляли раздеваться до белья, а одежда
шла в фонд ”добровольных” пожертвований для немецкой армии.
Техника сожжения была такая: на краю ямы из сосновых бревен строился небольшой очаг, 7х7 метров, помост, один ряд стволов,
поперек стволы, а в середине труба из сосновых стволов. Первая операция состояла в том, чтобы разгребать песок, пока
обнаруживалась ”фигура”, немцы велели так называть трупы.
Вторую операцию осуществлял крючник, так назывался рабочий, который извлекал тела из ямы железным крюком.
Тела лежали плотно. Два крючника, обычно это были самые сильные люди из рабочей команды, забрасывали крюк и вытаскивали труп.
В большинстве случаев тела разваливались на части.
Третью операцию делали носильщики — ”трегеры”. Надо было положить на носилки труп, причем немцы контролировали, чтобы на
носилках была действительно целая фигура, т.е. две ноги, две руки, голова и туловище.
Немцы вели строгий учет того, сколько тел извлечено. У нас было задание сжигать 800 трупов в сутки; мы работали от темноты до
темноты. ”Трегеры” относили тела к деревянному очагу. Там фигуры укладывались рядами, одна к другой. Когда был уложен один слой,
наверх клали еловые ветки; специальный рабочий-гойфенмайстер следил за топливом и обеспечивал костры сухими бревнами.
Когда бревна и ветви были уложены, все это поливалось горючим черным маслом, тогда укладывался второй слой, за ним третий и т.д.
Таким образом, эта пирамида достигала четырех метров, а иногда и больше. Пирамида считалась готовой, когда в ней было три с
половиной тысячи трупов. Ее обильно поливали горючим маслом не только сверху, но и с боков, обкладывали по бокам специальными
сухими бревнами, обливали бензином в достаточном количестве, закладывали одну или две термитных бомбы и вся пирамида
поджигалась. Немцы каждое такое сожжение обставляли очень торжественно.
Пирамида обычно горела трое суток. У нее было характерное невысокое пламя; густой, черный, тяжелый дым как бы нехотя
поднимался наверх. Он содержал большие хлопья черной сажи.
Возле костра стоял файермайстер с лопатой, он должен был следить, чтобы огонь не потух.
Через трое суток образовывалась груда пепла с частицами неперегоревших костей.
Глубокие старики и физически немощные люди работали на трамбовке. На огромный железный лист лопатами сваливали
перегоревшие кости, их дробили трамбовками, чтобы не сохранилось ни одного кусочка кости.
Следующая операция заключалась в том, чтобы размолотые кости перебрасывать лопатами через мелкую металлическую сетку.
Эта операция имела двоякий смысл. Если на сетке ничего не оставалось, значит их хорошо раздробили, а во-вторых, при этом
обнаруживались металлические несгоревшие вещи, золотые монеты, ценные вещи и т.д.
Следует упомянуть еще об одной операции. Когда из ямы выносили труп, то специальный человек вставлял металлический крючок
трупу в рот, и, если обнаруживал коронки или золотые мосты, то вырывал их и складывал в специальную коробку.
Были ямы, в которых находилось по 20 тысяч трупов. Смрад буквально выворачивал наружу нутро, доводил до головокружения.
Темпы работы были такие, что нельзя было остановиться ни на секунду.
Нас рабочих было 80 человек, охрана состояла из 60 эсэсовцев. Это были откормленные волкодавы, они отвечали за то, чтобы
мы не сбежали. Они стояли цепью вокруг ямы и каждые 15 минут переходили с места на место. У них всего было в изобилии: мясо,
вино, шоколад. Но за пределы Понар им нельзя было выходить. Они или отбывали вахту, или находились в своем помещении.
Страшней даже эсэсовцев были чины СД, — эти беспокоились о выработке и порядке. Они стояли с дубинками и часто пускали их в ход,
мы были постоянно под их надзором. Лексикон их был очень прост: или они кричали по-немецки ”ран, ран, ран”, что означает — ”беги”,
”катись”, ”быстро”, или по-польски ”прендзей” — ”скоро”. Употребляли они и русские матерные ругательства. Они стояли так, что
все участки ямы им были видны. Дубинки они пускали в ход часто, по любому поводу. Эсэсовцы кричали, когда мы носили тела:
”Неси, неси, скоро и тебя так понесут”.
В первый день появился штурмфюрер, осмотрел яму и закричал: ”А почему этот из Москвы работает лопатой, почему он не может
носить?” Сейчас же ко мне подбежали СД и велели взять носилки.
Мы взяли тело, положили его на носилки. Было очень тяжело, колена подгибались. Вдруг штурмфюрер закричал изо всех сил:
”По одной фигуре он будет в Москве носить, пусть несет две”. Пришлось взять второе тело. На мое счастье у меня был физически
ильный напарник. Это был Петя Зинин из Мордовской АССР. Понесли два трупа. Штурмфюрер вновь закричал: ”У них очень легкие
носилки. Пусть берут третью фигуру”.
Когда кончался рабочий день, нас пересчитывали, проверяли у всех цепи и приказывали спуститься вниз в бункер; когда все
спускались, лестницу забирали наверх. Когда нас привезли, пришлось строить второй бункер.
На темноту нельзя было пожаловаться: в яме было электрическое освещение.
Когда мы приходили с работы, нас ожидали тазы с марганцовкой; мы тщательно мыли ею руки.
Всех нас было 80 человек: 76 мужчин и 4 женщины. Мужчины были в кандалах. Женщины не носили кандалов. На их обязанности
лежало — убрать помещение, заготовить воду, дрова, приготовить пищу. Самой старшей из женщин — Басе — было лет 30.
Это была опытная женщина, она пользовалась большим влиянием, потому что безраздельно владела старшим рабочим — Францем.
Остальные были очень молодые девушки — 18, 19, 20 лет. Одна из них — Сусанна Беккер — дочь знаменитых виленских богачей.
Характерно, что даже там, в Понарах, некоторые старики снимали перед ней шапки и говорили: ”Это дочь Беккера; сколько у него
было каменных домов”.
Третью девушку звали Геней, она была дочерью Виленского ремесленника.
Четвертая девушка — Соня — Шейндл. Это девушка из бедной семьи, исключительно трудолюбивая и приветливая. Она старалась
облегчить наше существование всем, чем только могла. Например, в ее обязанности не входила стирка белья, но она частенько стирала
нам белье.
Мужчины в большинстве были виленчане.
У нас не было ни одного виленчанина, который не нашел бы свою семью среди трупов.
Вторую группу рабочих, человек 15, составляли советские военнопленные.
А третья группа мужчин была из Евье (Вевис), маленького местечка между Вильнюсом и Каунасом.
Самой многочисленной была виленская группа, в нее входили люди различных возрастов и социальных прослоек. Они знали друг
друга много лет, но частенько между ними не было дружбы и единства. Люди припоминали друг другу прегрешения 10-летней давности.
Из этих людей можно выделить Исаака Догима и Давида Канторовича. Догим, молодой, энергичный виленский рабочий, печатник и
электромонтер, 1914 г. рождения, был крайне необщительный человек.
У Канторовича судьба была своеобразная. Это был подвижной, разбитной парень, 1918 года рождения. До войны он служил приказчиком
в книжном магазине. Немцы убили его жену. Сам он связался с партизанами, но был пойман.
Мотл Зайдель был сын бедных родителей из Свенцян. Его мать и отец погибли, сам он жил в гетто. Это был миловидный юноша 19 лет,
он имел прекрасный голос и любил петь. С 1941 года он непрерывно кочевал по тюрьмам, было страшно слушать про его бесконечные
горестные скитания.
Мы называли его Мотл-маленький, ”ингеле”, в отличие от другого Мотла, с ”вонсами” — с усами.
Неразлучными друзьями были Лейзер Бер Овсейчик из Ошмян и Мацкин из Свенцян. Мацкину было лет 35. Это был богатый человек,
владелец магазина. Овсейчик был ремесленником.
Несмотря на социальное неравенство, этих двух людей связывала тесная дружба. Овсейчик сам не съест, а отдаст товарищу, и наоборот.
Интересной личностью был Шлема Голь. Это был человек средних лет, чрезвычайно добрый, крайне слабохарактерный.
Его жена, коммунистка, член компартии Польши с 1933 года, подвергалась преследованиям, была в концлагере Березе-Картусской.
В советское время они оба были на руководящей работе в Барановичах. Он никогда не злословил по адресу своих соседей и был
изумительно предан делу побега. Но об этом отдельно.
Абрам Зингер, довольно известный композитор, до войны он руководил оркестром. Это был интеллигентный, образованный человек.
Он хорошо владел еврейским, русским, польским и немецким языками.
Переводчиком у штурмфюрера служил наш старший рабочий Франц, но когда штурмфюрер произносил особенно торжественные речи,
переводил Зингер. Даже в страшных условиях ямы Зингер сочинял песни. Как-то он сочинил хорошую песню на немецком языке,
и мы стали ее петь в своей яме. К несчастью песню услышал штурмфюрер, он ее записал и напечатал за своим именем, дал Зингеру
за это одну сигарету и 100 граммов повидла; на Зингера это страшно подействовало: он со мной делился своими переживаниями.
Он видел в этом величайшее надругательство над своей душой и говорил: ”Я не для немцев пою песни”.
В яме было несколько лиц духовного звания. От времени до времени они устраивали поминальные трагические молебны,
— они проходили торжественно и печально... Все умывались тщательно, и готовились к этим молебнам. Овсейчик молился 2 раза в день,
по 2 часа ежедневно с большой искренностью и подъемом.
Скажу о военнопленных. Кроме меня, был Петя Зинин из Мордовии, русский, по профессии фельдшер, 1922 года рождения.
После побега он был у партизан, где показал себя с самой лучшей стороны.
Мирон Кальницкий, еврей из Одессы, был полезен тем, что в свое время работал вблизи от Понар в лагере для военнопленных
(не в лагере смерти) и хорошо знал местность. Среди пленных был также Вениамин Юльевич Якобсон из Ленинграда, 54 лет,
по профессии провизор. Это был чрезвычайно добродушный человек, он по-отечески заботился о заключенных. У него в кармане
всегда находились какие-то мази, бинты, порошки. Он пользовался большим авторитетом. Если возникал спор, Якобсон всегда мирил
спорщиков. Но он был человеком ”поврежденным” и все твердил, что нас не расстреляют. ”Мы не виноваты, за что нас будут
расстреливать?”
Грозой и ужасом был штурмфюрер. Когда он появлялся на краю ямы, все понимали, что дело добром не кончится. Люди выбивались
из последних сип, а штурмфюрер стоит, заложив руки за спину, смотрит, а потом обращается к кому-нибудь (некоторым он дал
презрительные клички): ”Почему ты медленно ходишь, ты болен?” Человек отвечает, что он здоров, ни на что не жалуется.
Но штурмфюрер не успокаивается: ”Нет, ты не здоров”. Был у нас один старик 65 лет, мы все звали его ”Фетер” — дядя.
Штурмфюрер ему сказал: ”Завтра ты пойдешь в лазарет”. Все знали, что это означает расстрел. Этот вечер в бункере был мучительно
тяжелый. Нам было страшно и стыдно, что старого человека уводят на смерть и мы ничем не можем помочь. ”Фетера” попробовали
утешить. Он сказал: ”Зачем меня утешать, я свое прожил”.
Однажды мы пришли с работы, дошли до ямы, вдруг появился штурмфюрер в очень злом настроении. Задает вопрос: ”Кто болен?”
Больных, естественно, не оказалось. Штурмфюрер выстроил всех в две шеренги и сказал: ”Я сейчас найду больных”.
Он подходил к каждому и пристально смотрел в глаза, буквально сверлил человека глазами. ”Вот ты больной, выходи”, — сказал
он одному, затем второму.
Но это ему показалось недостаточным. Он подошел к молодому здоровому парню и спросил: ”Ты со слесарным делом знаком?”
Тот ответил: ”Знаком”. Его также вывели из рядов и сняли кандалы. Всем было ясно: раз с человека сняли кандалы, значит его
поведут на расстрел.
Штурмфюрер подошел к четвертому человеку и спросил: ”Ты со слесарным делом знаком?” Тот ответил: ”Нет, не знаком”.
”Ну ничего, научишься, выходи”. С четвертого также сняли кандалы и повели наверх.
Через несколько минут мы услышали четыре выстрела. Штурмфюрер сделал выговор нашему старшему рабочему:
”Безобразие, не могли людей помыть, отправили их в лазарет, а на них вшей полно”. Прибегал штурмфюрер и к такому методу.
Он обходил шеренгу выстроенных людей, заглядывал в глаза и спрашивал, кому здесь не нравится работать? Все должны были хором
отвечать, что им очень хорошо. Штурмфюрер обращался к Зингеру: ”Ты музыкант, может быть, тебе здесь неприятно работать?”
Штурмфюрер продолжал спрашивать: ”Может быть, кто-нибудь из охранников груб с вами, плохо обращается?” Мы хором должны
были отвечать, что охранники относятся к нам хорошо. Затем он приказывал: ”Пойте песни”. После тяжелого дня, мы еле держались
на ногах, но должны были петь. Чаще всего он приказывал петь ”Сулико”, арии из оперетты ”Цыганский барон” и еще некоторые.
Он слушал, слушал и приказывал часовому: ”Я сейчас уйду, а они пусть поют, пока я не вернусь”. Грязным надругательствам немцев
не было предела.
Во мне все протестовало, мне казалось недостойным погибнуть ”бараньей” смертью. Такие настроения были не у меня одного.
Вскоре все это приняло реальные формы.
Мне пришлось во всем этом деле сыграть немалую роль. То, что я москвич и все сразу признали во мне человека интеллигентного,
очень укрепило мой авторитет.
Меня привезли на Понары 29 января, а 1 февраля мы уже начали производить подкоп.
Самую активную роль в подкопе играли Петя Зинин, Исаак Догим, Давид Канторович. Неутомимым работником был Шлема Голь.
Если надо было, он вставал в 4 часа утра.
Очень пригодились золотые руки Овсейчика: подпилить, подогнать — он был тут как тут. Виленский пекарь Иосиф Белец был
неграмотный, неразвитой человек, но в работах по подкопу он оказался очень полезен, так как имел в этом деле некоторый опыт.
В связи с подкопом я должен сказать несколько слов еще о двух жителях ямы.
Иосиф Каган (его настоящая фамилия Блазар) в свое время сидел в тюрьме за уголовные дела. Каган-Блазар знаменит тем, что
он ушел из Понар 2 раза. В 1941 году его забрали и отправили в Понары, поставили у края ямы и ”расстреляли”. Он выказал
изумительную находчивость и самообладание. Увидев, что пулеметная очередь приближается к нему, он сумел в нужный момент,
а какую-то долю секунды до выстрела упасть в яму. Он остался жив. Сверху на него падали трупы, их немного присыпали песком.
Так он пролежал до вечера. Когда стало темно, он выбрался из ямы и пошел обратно в город. Он прятался в ”малине”, но его нашли
и вторично отправили в Понары. Он участвовал в подкопе, и таким образом спасся из Понар во второй раз.
Франц (Абрам) Гамбург тоже два раза был в Понарах. В первый раз его нашли в одной из ”малин”, где скрывалось 17 человек.
Их всех привезли в Понары; заставив раздеться догола, подвели к краю ямы. Вопреки обычаю, стали расстреливать по одному человеку.
Гамбург стоял семнадцатым. Он видел, как немцы стреляют в упор, в затылок, и люди падают один за другим. Таким образом,
расстреляли 16 человек. Когда очередь дошла до него, он повернулся и сказал, что у него очень много золота. ”Вы меня не
расстреливайте, я вам его отдам”. ”Где золото?” спросили немцы. ”Спрятано в городе”. Ему позволили одеться, посадили в машину
и повезли в Вильнюс. В Вильнюсе он знал подвал, в котором лежало 2 тысячи тонн картошки. Он привез немцев к этому подвалу
и сказал, что там под картошкой, в самом углу, лежит золото. Немцы согнали большую группу рабочих, которые несколько дней
разбирали картошку и освободили угол, указанный Гамбургом. Он сказал, что надо копать вглубь, так как золото зарыто в земле.
Стали копать, но ничего не нашли. Немцы его смертельно избили, но он настаивал, что золото было именно здесь. К удивлению,
его не расстреляли, а вернули в Понары и сделали старшим среди ”бреннеров”.
17 февраля 1944 года привезли к нам новую партию военнопленных. Среди них было двое моих личных друзей из лагеря, где и я
содержался прежде.
Юрий Гудкин, инженер-строитель, до войны жил в Электростали, под Москвой. У него в Москве жена и дочь трех лет. В лагере для
военнопленных он принимал самое активное участие в выпуске листовок, организовывал связи с партизанами и т.д. А второй
военнопленный, Костя Жарков, студент ленинградского института, был со мной в госпитале, очень много мне помогал.
У него было подавленное настроение. Я старался его ободрить. Юрию я в эту же ночь показал наш подкоп. Он одобрил его и дал
несколько ценных указаний. Я очень дорожил его мнением. Наутро нас, ”стариков”, отправили на работу, а новых оставили в яме.
Женщины потом рассказывали, что пришел штурмфюрер, всех выстроил; штурмфюрер осматривал новичков. Если нас он спрашивал,
откуда кто родом, то им он задавал один вопрос — о профессии. Не знаю, как случилось, что Юрий Гудкин, человек, бывавший в
переделках, безрассудно заявил, что он инженер-строитель. Надо сказать, что немцы в первую очередь истребляли интеллигенцию.
Штурмфюрер пришел в необычайно веселое настроение. Он потирал руки от удовольствия: ”Зачем вас сюда прислали?
Мы вам дадим работу по специальности. Снять с него кандалы”. Его вывели из ямы. Костя Жарков и еще один военнопленный
сказали, что они студенты. Штурмфюрер был в восторге. Заявив, что немцы высоко ценят науку, он приказал снять с них кандалы.
Их вывели наверх и всех расстреляли. Остальных отправили к нам.
Провокаторство, садизм, цинизм немцев были поистине невероятны.
Вот рассказ работавшего с нами Козловского.
”6 апреля 1943 года на Понары привезли эшелон женщин. Немцы пустили провокационный слух, что гетто в Вильнюсе будет
ликвидировано, а гетто в Каунасе останется в неприкосновенности. Немцы отобрали две тысячи пятьсот самых красивых и здоровых
женщин и сказали, что через несколько дней они поедут в Каунас. Им дали номерки, которые рассматривались как право на жизнь.
За эти номерки люди отдавали все свое состояние. Эшелон пришел на Понары. Немцы вошли в вагоны и предложили всем раздеться
наголо. Женщины отказались, тогда их страшно избили. Затем под усиленным, учетверенным конвоем их отвели к ямам. Контроль
следил, чтобы на них не осталось ни одной тряпочки, ни одной ниточки... И действительно, когда мы раскопали эту яму, то обнаружили
там две тысячи пятьсот хорошо сохранившихся обнаженных женских трупов”.
Командовал этим избиением Вайс.
Козловский, который был в команде по сбору одежды, рассказал мне такой эпизод.
Вайс всех торопил, только и слышно было: ”Скорей, скорей”. Открылись двери одного вагона (Козловский стоял у дверей), одна
женщина при выходе споткнулась и упала. Тогда Вайс сделал знак всем остановиться, собрал женщин и мужчин и обратился к ним
с речью: ”Как это могло случиться, что женщина, выходя из вагона, упала и никто ее не поддержал? Где ваша галантность, ваше
джентльменство? Ведь эта женщина, может быть, мать в будущем”. Он читал такую нотацию в течение 10 минут, потом дал сигнал,
и всех женщин, вместе с упавшей, повели на расстрел.
Был у нас мальчик Беня Вульф, 16 лет. Как-то проехала автомашина, и Беня Вульф перебежал перед машиной дорогу. Вдали стоял
штурмфюрер и видел это. Он был вне себя, дал свисток, приказал немедленно собрать всех рабочих. Мы стоим грязные, с лопатами,
а он учинил Бене Вульфу выговор: ”Как ты неосторожен. Ведь тебе могли повредить руку, это было бы большое несчастье. Подумать
страшно, тебя могли убить, это была бы непоправимая катастрофа. Жизнь — божий дар, никто не имеет права посягать на жизнь.
Тебе только 16 лет, у тебя все впереди”. Штурмфюрер считал это происшествие исключительно важным.
Исаак Догим нашел в одной яме с трупами свою жену, мать, двух сестер. Это на него так подействовало, что он был близок к
помешательству. Он и до этого был мрачный и неразговорчивый человек. Немцы глумились и издевались над ним...
Мотл нашел в яме своего сына. Этот день был самым тяжелым. Когда мы пришли ”домой”, в свою яму, Исаак Догим сказал,
что у него есть нож, он подкрадется к штурмфюреру и убьет его. Я его очень долго уговаривал не делать этого, он погубит всех.
А между тем подкоп был почти готов. Я дал ему честное слово, что он выйдет на волю первым.
Как мы делали подкоп? У нас имелась маленькая кладовка для продуктов. В этой маленькой кладовке мы соорудили вторую
фальшивую стенку, приладили две доски на гвоздях: дернешь и гвозди отпадают, и туда можно проникнуть. Весь инструмент мы
нашли в ямах: мертвые помогли нам.
Почва была песчаная, песок вынимался легко, но возникало одно затруднение — едва песок выберешь, он обваливался с кровли.
Надо было делать крепь, деревянные подпорки, потребовались доски. К этому делу были привлечены Овсейчик и Канторович.
Когда нас привезли в Понары, пришлось строить второй бункер, так как в одном бункере было тесно для всех. Они строили бункер,
и тайком снимали доски.
Однажды у трупов нам удалось найти пилку для хлеба. Она стала нашим основным инструментом. Мы ее закалили на огне; кроме
того, мы нашли пачку маленьких граненых напильников. Таким образом нам удалось сделать настоящую ручную пилу.
Подкоп мы вели после своей дневной работы.
Люди приходили с работы, обедали и начинали петь. Песни пели громко, немцы были довольны таким весельем. Я советский
гражданин, но не знал такого количества советских песен, как виленские евреи. Они знали содержание всех советских кинокартин,
имена всех советских киноартистов, все песенки из кинофильмов знали наизусть. Они очень любили песню ”Советская винтовка”:
”Бей, винтовка, метко, ловко”.
Абрам как старший рабочий оказывал нам содействие, распоряжался, чтобы нам оставляли обед. Мы обедали позже, отдельно от других.
Все отдыхали и пели, а мы сразу уходили в кладовую и приступали к делу, к рытью туннеля. Вначале работа подвигалась довольно
медленно. В первой половине февраля копали только я да Каган. Костя, Овсейчик занимались заготовкой досок. Мацкин помогал
вытаскивать из туннеля песок и разбрасывал его по полю. Яма, в которой мы жили, была глубиной в 4 метра, к концу работы яма
была глубиной в 3 метра 90 см то есть слой вынутого песка достиг толщины в 10 сантиметров. Сперва мы выкопали шахту, а затем
стали рыть туннель — штольню. Проход мы делали шириной 70 см., а высотой 65 см.
Работа все ширилась, становилась все более трудоемкой. В это время у нас было два бункера: мы сделали так, что в наш бункер
перевели наиболее надежных и активных участников подкопа, а во второй бункер — людей пассивных.
У нас была такая система: сначала клали две стойки и подпорки, — эту часть работы приходилось делать вдвоем.
Один выгребал землю, ставил стойки, другой подавал доски и отгребал песок. Это была крайне тяжелая работа, два человека могли
работать полтора-два часа и выходили из подкопа в полном изнеможении. За эти полтора-два часа можно было поставить 4 доски.
Тяжесть была в том, что воздуха не хватало, спички, зажигалки не горели. Встал вопрос о проводке электричества.
Когда двое работающих вылезали (это были либо я и Каган или Белец и Канторович, либо Шлема со своим напарником, его фамилию
я забыл), в подкоп залезала бригада выбрасывать песок. Люди лежали цепью на боку, брали горстями песок у головы и бросали его
к своим ногам. Это была каторжная работа.
Нам удалось провести электричество, выключатель был в комнате у девушек, в кровати. В кухне мы оставляли дежурного, он смотрел
наверх, если немцев нет, то можно было работать; как только немцы показывались, он бежал к выключателю и давал сигнал: надо
было выползать пулей. Мы ложились и укрывались шинелями. Один раз, буквально через три секунды после того как мы выскочили
из колодца и успели поставить доски на место, появился эсэсовец.
Многие отказывались от работы в подкопе, потому что не верили в успех и, главное, все страшно уставали после дневной каторги.
Были и такие, которые не хотели уходить из Понар. Они говорили: ”У меня здесь убита жена, убита семья, куда я пойду?”.
Так говорили пожилые люди, среди них был и раввин.
9 апреля мы наткнулись на корни пней, расположенные треугольником. Мы стремились, чтобы подкоп вышел на поверхность между
этих пней, так как это место не просматривалось часовыми. Когда мы наткнулись на корни, я понял, что мы находимся на правильном
пути, очень близко от поверхности земли. У нас был железный крюк и мы протолкнули его немного вверх. Мы почувствовали струю
свежего воздуха. Я радовался с товарищами и гордился, как инженер, что технически вопрос решен правильно.
У меня был компас, линейка и мы сами сделали ватерпас. Я давал указания и отвечал за выбор направления подкопа. Надо сказать,
что в начале апреля люди в подкопе работали через силу. Раздавались голоса: ”Два месяца копаем, и никакой пользы”. Мы взяли пробу
земли и оказалось, что рядом с подкопом имеется яма с трупами. Возникло опасение, что мы можем натолкнуться на трупы.
Некоторые начали упрекать меня в том, что я неправильно определил направление подкопа. Последние дни были буквально
критическими днями: только небольшая группа оставалась мне верна. Мне пришлось проявить настойчивость и волю, и тем больше
было мое торжество, когда я 9 апреля наткнулся на корни и почувствовал, что выход найден. Теперь во всей остроте встал вопрос
— как организовать выход. Мы знали, что кругом немецкая охрана, а дальше — все было неизвестно. Находятся ли вблизи партизаны,
— об этом тоже ни у кого не было ни малейшего представления.
Зингер знал эту местность. Он мне сказал, что в 14 километрах от Понар начинается знаменитая Рудницкая Пуща — большой лес,
и что где-то вблизи должна быть река.
Немцы охраняли Понары необыкновенно тщательно. Однажды у нас вдруг поднялась тревога: к нам забрел заблудившийся мертвецки
пьяный эсэсовец. Штурмфюрер пристрелил его на месте. Никто не должен был проникнуть в тайну Понар.
Мы решили идти все вместе по определенному направлению.
Всех заключенных мы разбили на 8 десяток. Над каждой десяткой был поставлен командир. Этот командир знал состав своей десятки
и инструктировал своих людей. Я поставил вопрос таким образом: выход возможен только на основании железной дисциплины.
Я сказал: ”Выбирайте любого командира, я его распоряжения буду беспрекословно выполнять”.
Мне поручили составлять списки. Первые две десятки я объединил вместе. В это число я включил людей, которые больше всего
работали по подкопу и, кроме того, могли в дальнейшем принести пользу партизанам.
Вот в каком порядке шли люди первой десятки: 1 — Догим, 2 — Фарбер, 3 — Костя Потанин, 4 — Белец, 5 — М. Зайдель, 6 — Петя Зинин,
7 — Овсейчик, 8 — М. Кальницкий, 9 — Шлема Голь, 10 — Канторович.
9 апреля все было готово. Мне хотелось уйти 12 апреля, так как это число — знаменательная дата в моей жизни: день рождения моего
брата.
Но, к сожалению, 12 апреля светила луна; вот тут нам помог своим советом раввин. К нему обратился Овсейчик. Раввин ему сказал,
что 15 апреля будет самая темная ночь месяца.
12 апреля мы с Белецом спустились в подкоп. У нас была маленькая медная трубка с делениями, и мы снова убедились, что до
поверхности земли осталось 10 см. Мы видели уже звезды, мы почувствовали свежий апрельский воздух, и это нам придало силы.
Мы воочию увидели, что освобождение близко.
15 апреля мы целый день работали. В этот день один немец, которого мы прозвали обезьяной, без всяких причин сильно ударил
меня палкой по плечу.
В 11 часов вечера мы с Догимом собрали всех.
У первой десятки было два ножа и большой флакон уксусной эссенции, который разлили в две бутылки. Все это мы взяли у трупов.
Вообще все, что у нас было, мы доставали у трупов. Перед выходом я сказал: ”Имейте в виду, назад дороги нет ни при каких
обстоятельствах. Если нас обнаружат, нас все равно расстреляют. Лучше умереть в схватке, но идти только вперед”.
Мы поползли. Догим убрал последний слой земли, мы уже дышали полной грудью. Ночь, действительно, была очень темная, кругом
стояла абсолютная тишина. Когда все было готово, Догим и я сняли цепи. Послали Вульфа дать сигнал, что все готово, и вот, по одному,
первые 20 человек спустились в туннель. Костя всем снял цепи и люди поползли. Стали выползать из туннеля. Надо было соблюдать
абсолютную тишину, даже при стрельбе не нарушать порядка и молчания. Ползти надо было метров 200-250 от нашей ямы, там
начинался небольшой лесок. Надо было добраться до проволоки и перерезать ее кусачками. На то место в заграждении, которое
прорывалось кусачками, были повешены две белые тряпки, чтобы следующие видели, где проход. Я предполагал, что 14 километров
можно пройти за одну ночь. Первым полз Догим, вторым я. Держу его за ногу, выползаем и, вдруг, я вижу, что Догим сворачивает
вправо. Я вижу, что налево, на фоне неба вырисовывается фигура часового. Еще отползли шагов 20-30, но и с этой стороны виднеется
фигура часового. Он медленно ходит. Опять пришлось сделать поворот. Когда я полз по земле, то испытывал совершенно
непередаваемое чувство. Я дышал всеми порами тела.
Я чувствовал, что наш труд не пропал, и ликовал. Вдруг раздался выстрел в воздух. Видимо, под чьей-то рукой хрустнула веточка.
Как только раздался первый выстрел, началась стрельба со всех сторон. Я оглянулся: вся наша трасса была наполнена ползущими
людьми, некоторые повскакивали и бежали в разные стороны. Однако, мы доползли до проволоки и разрезали ее кусачками,
а выстрелы все громче и ближе.
Через 2 километра — снова проволока, мы ее также перекусили; я вижу, что около меня осталось только пять человек. А немцы
ударили из миномета. Это сигнал тревоги для всего гарнизона. Мы вбежали в лес, но не учли, что со всех сторон были расположены
военные объекты. Нас отовсюду обстреливали. Дошли до реки — новая беда: никто из пяти моих спутников не умеет плавать.
Пришлось мне по очереди каждого из них переправить через эту реку. Мы шли всю ночь, а днем замаскировались в лесу.
Пробирались мы 14 километров целую неделю; 22 апреля мы были уже в глубине Рудницкой Пущи, пришли в лесную деревню
Жигарины. Встречных крестьян я спрашивал: ”Немцы есть?” Они делали удивленные глаза, говорили: ”Немцев нэма и поляков нэма”.
”А советы есть?” ”Тего не вем, проше пана”. Вечером мы встретили трех партизан, советских офицеров, среди них оказался капитан
Василенко. Я стал его целовать. Он спросил нас: ”Вы откуда?”
”С того света”. ”А точнее”. ”Из Понар”. ”Из Понар? Пойдемте со мной”.
Я сказал, что я москвич. Он также оказался москвичом. Вдруг наша беседа была прервана, начался обстрел. Сильный обстрел, а
наши ребята не прячутся. Капитан Василенко их спросил с удивлением: ”Вы что, смерти не боитесь?” Они ответили: ”Нет”.
Нас привели на партизанскую базу, рядом с ней была база еврейских отрядов ”Смерть фашизму” и ”За победу”. В еврейских отрядах
нашлось много знакомых моих виленских спутников. Двоюродный брат Ицика Догима, Аба Ковнер64, был командиром отряда
”Смерть фашизму”. Еврейские партизаны отлично знали, что такое Понары. Никто не мог поверить в то, что мы оттуда пришли
живыми, это произвело потрясающее впечатление. Нас буквально разрывали на части, расспрашивали обо всем и обо всех.
По всем партизанским базам было отдано распоряжение встречать беглецов. Партизанская разведка в тот же день обнаружила еще 5 человек из нашей партии. | |
| Автор: | schclowsky | | Опубликовано: | 02.07.2017 14:21 | | Создано: | 05.06.2017 | | Просмотров: | 2221 | | Рейтинг: | 0 | | Комментариев: | 0 | | Добавили в Избранное: | 0 |
Ваши комментарииЧтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться |
Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи,
Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
 Авторизация Камертон
М. Б.
Провинция справляет Рождество.
Дворец Наместника увит омелой,
и факелы дымятся у крыльца.
В проулках - толчея и озорство.
Веселый, праздный, грязный, очумелый
народ толпится позади дворца.
Наместник болен. Лежа на одре,
покрытый шалью, взятой в Альказаре,
где он служил, он размышляет о
жене и о своем секретаре,
внизу гостей приветствующих в зале.
Едва ли он ревнует. Для него
сейчас важней замкнуться в скорлупе
болезней, снов, отсрочки перевода
на службу в Метрополию. Зане
он знает, что для праздника толпе
совсем не обязательна свобода;
по этой же причине и жене
он позволяет изменять. О чем
он думал бы, когда б его не грызли
тоска, припадки? Если бы любил?
Невольно зябко поводя плечом,
он гонит прочь пугающие мысли.
...Веселье в зале умеряет пыл,
но все же длится. Сильно опьянев,
вожди племен стеклянными глазами
взирают в даль, лишенную врага.
Их зубы, выражавшие их гнев,
как колесо, что сжато тормозами,
застряли на улыбке, и слуга
подкладывает пищу им. Во сне
кричит купец. Звучат обрывки песен.
Жена Наместника с секретарем
выскальзывают в сад. И на стене
орел имперский, выклевавший печень
Наместника, глядит нетопырем...
И я, писатель, повидавший свет,
пересекавший на осле экватор,
смотрю в окно на спящие холмы
и думаю о сходстве наших бед:
его не хочет видеть Император,
меня - мой сын и Цинтия. И мы,
мы здесь и сгинем. Горькую судьбу
гордыня не возвысит до улики,
что отошли от образа Творца.
Все будут одинаковы в гробу.
Так будем хоть при жизни разнолики!
Зачем куда-то рваться из дворца -
отчизне мы не судьи. Меч суда
погрязнет в нашем собственном позоре:
наследники и власть в чужих руках.
Как хорошо, что не плывут суда!
Как хорошо, что замерзает море!
Как хорошо, что птицы в облаках
субтильны для столь тягостных телес!
Такого не поставишь в укоризну.
Но может быть находится как раз
к их голосам в пропорции наш вес.
Пускай летят поэтому в отчизну.
Пускай орут поэтому за нас.
Отечество... чужие господа
у Цинтии в гостях над колыбелью
склоняются, как новые волхвы.
Младенец дремлет. Теплится звезда,
как уголь под остывшею купелью.
И гости, не коснувшись головы,
нимб заменяют ореолом лжи,
а непорочное зачатье - сплетней,
фигурой умолчанья об отце...
Дворец пустеет. Гаснут этажи.
Один. Другой. И, наконец, последний.
И только два окна во всем дворце
горят: мое, где, к факелу спиной,
смотрю, как диск луны по редколесью
скользит и вижу - Цинтию, снега;
Наместника, который за стеной
всю ночь безмолвно борется с болезнью
и жжет огонь, чтоб различить врага.
Враг отступает. Жидкий свет зари,
чуть занимаясь на Востоке мира,
вползает в окна, норовя взглянуть
на то, что совершается внутри,
и, натыкаясь на остатки пира,
колеблется. Но продолжает путь.
январь 1968, Паланга
|
|
