День умирает - и это четко ощущается по растушированию цвета. День молочневеет, становится серым, вязким. Только зелень, южная, крикливая, держится молодцом.
Вдруг зажигается фонарь - стальная ножка, желтое и насыщенное тельце.
Где-то даже становится смешно - день еще с нами, не ушел в никуда, не затерялся среди никаких, дурных, прекрасных, вздорных, честных, ярких, беспробудных дней.
Еще нет.
К чему же эта желтая, круглая, спрятанная в металл сердцевина глазуньи?
Есть что-то в фонаре, включенном при еще живущем дне, неприличное.
Не фонарь, а шлюха, вышедшая на промысел и не дождавшаяся темноты.
Фонарь желт, напыщен и самодоволен.
Он знает, что через 20 минут день умрет, и те, кому он мешал или казался нарочитым, вдруг возлюбят его покой и прильнут к нему, ожидая защиты.
Серый коршун планировал к лесу.
Моросило, хлебам не во зло.
Не везло в этот раз Ахиллесу,
Совершенно ему не везло,
И копье, как свихнувшийся дятел,
Избегало искомых пустот.
То ли силу былую утратил,
То ли Гектор попался не тот.
Не везло Ахиллесу – и точка.
Черной радуги мокли столпы.
И Терсит, эта винная бочка,
Ухмылялся ему из толпы.
Тишина над судами летела,
Размывала печаль берега.
Все вернее усталого тела
Достигали удары врага.
Как по липкому прелому тесту
Расползались удары меча.
Эта битва текла не по тексту,
Вдохновенный гекзаметр топча.
И печаль переполнила меру,
И по грудь клокотала тоска.
Агамемнон молился Гомеру,
Илиаде молились войска.
Я растягивать притчу не стану,
Исходя вдохновенной слюной.
В это утро к ахейскому стану
Вдохновенье стояло стеной.
Все едино – ни Спарты, ни Трои,
Раскололи кифару и плуг.
Мы одни среди пролитой крови,
Мы одни – посмотрите вокруг.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.