Гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением при сидячей жизни и скромном поведении умирает от апоплексического удара
Конец апреля погодой не радовал. Шел дождь. Мелкий, моросящий, противный. Евгений Михайлович надел лёгкую куртку и вышел из дома. Он направился в магазин за хлебом, колбасой и кефиром.
Все считали его убеждённым холостяком, но это было не так. Он давно мечтал о доброй, милой, хозяйственной жене и паре детишек, умненьких и озорных. Часто представлял в роли суженой соседку Валентину, жившую этажом выше. Эта женщина, лет сорока пяти, никогда не выходила замуж, была хороша собой, одевалась модно и со вкусом, имела шикарные каштановые волосы и грустные карие глаза. Валентина и Евгений общались редко. Всё из-за стеснения, которое мешало им найти нужные слова и завести беседу. Зато их глаза ни капельки не стеснялись и говорили очень многое.
Пятидесятилетний Евгений Михайлович считал Валентину своей женщиной и думал о ней постоянно.
Вот и сейчас, идя из магазина с полным пакетом, он мечтал встретить её. И точно, в капельной дымке исчезающего дождя, Евгений увидел знакомый силуэт, сначала размытый, а потом всё более чёткий: стройная фигура, летящий бежевый плащик и кремовый широкий батистовый шарф, развевающийся на ветру. Она шла навстречу и смотрела куда-то вдаль, как бы мимо Евгения.
- Валя, Валечка! — услышал он мужской голос за спиной. И вдруг что-то рухнуло в судьбе Евгения. Его женщина ему изменила...
По рыбам, по звездам
Проносит шаланду:
Три грека в Одессу
Везут контрабанду.
На правом борту,
Что над пропастью вырос:
Янаки, Ставраки,
Папа Сатырос.
А ветер как гикнет,
Как мимо просвищет,
Как двинет барашком
Под звонкое днище,
Чтоб гвозди звенели,
Чтоб мачта гудела:
"Доброе дело! Хорошее дело!"
Чтоб звезды обрызгали
Груду наживы:
Коньяк, чулки
И презервативы...
Двенадцатый час -
Осторожное время.
Три пограничника,
Ветер и темень.
Три пограничника,
Шестеро глаз -
Шестеро глаз
Да моторный баркас...
Три пограничника!
Вор на дозоре!
Бросьте баркас
В басурманское море,
Чтобы вода
Под кормой загудела:
"Доброе дело!
Хорошее дело!"
Чтобы по трубам,
В ребра и винт,
Виттовой пляской
Двинул бензин.
Вот так бы и мне
В налетающей тьме
Усы раздувать,
Развалясь на корме,
Да видеть звезду
Над бугшпритом склоненным,
Да голос ломать
Черноморским жаргоном,
Да слушать сквозь ветер,
Холодный и горький,
Мотора дозорного
Скороговорки!
Иль правильней, может,
Сжимая наган,
За вором следить,
Уходящим в туман...
Да ветер почуять,
Скользящий по жилам,
Вослед парусам,
Что летят по светилам...
И вдруг неожиданно
Встретить во тьме
Усатого грека
На черной корме...
Так бей же по жилам,
Кидайся в края,
Бездомная молодость,
Ярость моя!
Чтоб звездами сыпалась
Кровь человечья,
Чтоб выстрелом рваться
Вселенной навстречу,
Чтоб волн запевал
Оголтелый народ,
Чтоб злобная песня
Коверкала рот,-
И петь, задыхаясь,
На страшном просторе:
"Ай, Черное море,
Хорошее море..!"
1927
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.