Это был ужасный и очень длинный год. Никто из писателей не написал ничего стоящего, режиссеры полностью посвятили себя штамповке сериалов, политики, тот тут, то там разжигали новые войны, в газетах с пугающей частотой стали появляться списки несчастных погибших в авиакатастрофах, в следствии землетрясений, цунами, сходов лавин. Жизнь дорожала со скоростью звука и в тоже время жизнь обесценивалась, ей просто было трудно ухватиться за этот год, за само время. Она постоянно спотыкалась о злобу, блуждала в страшных лабиринтах посредственности и слишком часто встречалась лицом к лицу с нелепой, уродливой смертью. Это пугало меня. Пугало впрочем не слишком, так как на фоне всеобщей мировой трагедии, меня одолевала моя, собственная драма с тухлым душком безысходности. Такое может случиться с каждым, иногда мы называем это черной полосой, просто хандрой, депрессией, невезухой. Человек абсолютно эгоистичен в своих проблемах и способен полностью посвятить себя, ее бездумному созерцанию. Такое случилось и со мной. Нет, я не был смертельно болен, я не находился на грани нищеты и знал множество людей, которым было намного хуже чем мне. Но что поделаешь, в то время я был зациклен только на себе. Меня преследовало ощущение тупика, я был забыт, подавлен и как мне казалось, совершенно несчастен. Причин для беспокойств было достаточно. Это были причины как сугубо личного характера, так и множество других – помельче. Конечно я прекрасно понимал, что во всем виноват сам и что весь мой каждодневный анализ несчастий свалившихся на меня, есть ничто иное как призрачная ширма за которой я глупо пытался прятать свою собственную лень и нежелание бороться. Я не пытался что- то изменить, а просто изолировал себя от мира и предался тоскливому унынию и нытью, щедро разбавленному жгучим виски и довольно противными сигаретами. Это очень затягивало, я понимал что только усугубляю и превращаюсь в разбитый и местами прожженный старый диван с разводами собственных разочарований. Начались приступы, или я бы даже сказал - всплески наивной меланхолии. В дни таких всплесков, мои желания были очень похожи на слова моего любимого автора который сказал: - « И я поклялся, что если смогу выбраться из родной империи, то первым делом поеду в Венецию, сниму комнату на первом этаже кокого-нибудь палаццо, чтобы волны от проходящих лодок плескали в окно, напишу пару элегий, туша сигареты о сырой каменный пол, буду кашлять и пить и на исходе денег вместо билета на поезд куплю маленький браунинг и не сходя с места вышибу себе мозги, не сумев умереть в Венеции от естественных причин ».
Примерно так я думал унылым ноябрьским вечером сидя перед печатной машинкой и бездумно глядя на девственно чистый лист. Не найдя в себе сил и если честно даже желания писать, я, как и на протяжении многих других дней – просто потянулся к бокалу. Выпитое одним глотком виски обожгло горло, но лучше не стало, скорее хуже, но все же я решил не останавливаться и снова плеснул в бокал. На этот раз я пил маленькими глотками удобно расположившись в неудобном кресле. Не знаю как бы долго это продолжалось, если бы внезапно над головой я не услышал чей-то скрипучий голос: - Извините, у Вас есть пицца?
От неожиданности я вздрогнул, но учитывая выпитое не испугался, а только решил разбавить содержимое бокала колой. Я открыл банку и снова услышал этот голос.
- Еще раз прошу простить мою назойливость, но не найдется ли у вас кусочка пиццы, желательно Пиперони.
Я огляделся и чувствуя себя полным идиотом повертел в руках прилично початую бутылку, надеясь что причина случившегося именно там. Однако голос предупредительно проскрипел:
- И нечего так таращиться на бутылку, виски как виски, Red Label. Довольно пошло мой друг, пить эту гадость с колой и в одиночку, уж лучше чистыми или с содовой.
Тут уж я не выдержал и чувствуя как вспотели ладони, спросил: - Что происходит? Кто это говорит? Послушайте, это ведь просто не вежливо, раз уж пришли без приглашения, то хотя бы появитесь и представьтесь.
- Учитывая мой возраст. - Последовал незамедлительный ответ. – Учить меня вежливости, вам, не следует. А если вы немного сфокусируете свой замутненный взгляд несколько правее, на абажур вашей настольной лампы, то я буду рада с вами познакомиться.
Как и следовало ожидать, на лампе никого не было, никого кроме обычной комнатной мухи. Я было уже собрался снова спросить, но голос меня опередил.
- Вы смотрите прямо на меня, но чтобы вам было удобнее со мной говорить, я сейчас перелечу с лампы на вашу печатную машинку. На лампе становится жарковато, боюсь можно повредить крылья.
Находясь в полном изумлении, с открытым ртом я следил как муха садиться на край машинки, но поверить в свой собственный диалог с мухой, я все еще не решался.
2.
Белая горячка – вот наверное самое логичное объяснение происходящему – вертелось у меня в голове. Вот так и сходят с ума!
Боясь пошевелиться, я не нашел ничего лучшего как заплетающимся языком промямлить – Извините, но пиццы у меня нет.
- Жаль, очень жаль. - Сказала Муха. – Я знаете ли просто обожаю пиццу, не очень горячую, на тонком тесте, м-м-м – это сказка. Я готова ползать по ней часами, правда потом лапки сильно к стенке прилипают. Но не разбив яйца омлет не приготовишь.
Все еще не зная что и думать, я предложил: - Если хотите, я могу заказать по телефону.
- Правда? - Обрадовалась Муха. – Сделайте одолжение, я очень проголодалась пока летела к вам, так что думаю самое время подкрепиться.
На ватных ногах я добрел до трубки и набрал номер ближайшей доставки пиццы. Назвав свой адрес и памятуя услышанное я уточнил: - Пожалуйста на тонком тесте. Вернувшись к столу, я увидел что моя новая «знакомая» ползает по листу бумаги торчащему из машинки. Она пересекла лист от края до края и развернувшись ко мне, голосом искреннего понимания сказала: - Не пишется? Что ж бывает, хотя знаете что я вам скажу, однажды я несколько лет прожила в большой британской библиотеке и ознакомившись с огромным количеством работ самых разных авторов, я спросила себя – а зачем сейчас люди пишут, если в принципе, все уже давно написано до них? Может быть я конечно чего-то не понимаю, но знаете, я множество раз наблюдала тщетные попытки современных писателей придумать что-то новое в литературе, что просто диву даешься их упорству. Ну скажите, зачем стремиться вновь изобрести велосипед! Допустим вы пишете рассказ, да господи, чего проще! Вам нужны любовные диалоги? Дорогой мой – возьмите их у Фитцджеральда, Моруа, Саган, Цвейга, вам нужно только поменять слова, это же очевидно. Хотите добавить мрачных переживаний, мистики и изящных, тонких словесных вязей – позаимствуйте их у Кафки, Камю, Маркеса, Сартра. Любой восточный колорит, вам с радостью откроют Акутагава и Мисима. Вы поймите, световой спектр видимый глазу – это всего лишь семь цветов стоящих друг за другом в определенной, известной каждому школьнику последовательности – Каждый Охотник Желает Знать Где Сидит Фазан. Красный, Оранжевый, Желтый, Зеленый, Голубой, Синий и Фиолетовый соответственно. Спектр открыт для описания – он видим. Поэтому если вы попробуете например написать - что Красное, закатное солнце, устало спускалось с безветренного и душного Оранжевого неба в Желтый сахар египетского песка, а усталый и измученный жаждой путник увидев на горизонте Зеленую точку желанного оазиса, уже рисует кистью своего воображения Голубые озера с прозрачной и ледяной водой, которую ему с улыбкой восточной богини подаст девушка в Синем платье и Фиолетовый шатер укроет его от вечернего южного зноя – то знайте, мой друг, что вы всего лишь описали радугу! Радугу можно нарисовать по разному, но это все таки радуга. Невидимый союз пера и кисти.
В моей голове роем носились мысли – я что, слышу этот монолог от мухи? Может вызвать скорую?
Однако тема показалась мне интересной и я ответил:
- У вас весьма необычный и интересный взгляд на изящную словесность, но позвольте заметить, что тем самым вы отрицаете столь важный для любого писателя – процесс самого сочинительства, вернее сужаете его до размеров увиденного яркого рисунка, а как же стремление постичь неизвестное, создать что-то новое? Мне кажется, что вы предлагаете некий вид нового творчества, назовем его – Творческое Моделирование. Замечу также, что большего эффекта можно достигнуть смешательством поэзии и прозы, более того, я уже не раз прибегал к подобному приему, однако на открытие не претендую. Особенно если учесть что стихи не мои. Скорее, моей целью было стремление подчеркнуть всю емкость и изящность стиха, чужого гения, умение поэта одним четверостишием описать весь диапазон человеческих переживаний, возможность сжать огромный участок прозы, до нескольких строк, ничего при этом не упустив. И если мне это удалось, то наверное только потому, что сама поэзия была совершенной. Конечно литература свободна и правила письма устанавливает автор, но на кого эта проза будет ориентирована? Какова цель?
Из полемического задора меня вывел звонок в дверь. Стараясь не пугать мою гостью резкостью движений, я медленно поднялся и пошел к двери. Вручив мне ароматную коробку и получив чаевые, посыльный удалился. Войдя в комнату я открыл коробку и приглашающим жестом позвал Муху отведать столь любимое ею лакомство. Полетав вокруг коробки, Муха заявила что пицца еще слишком горяча и вернувшись на прежнее место задумчиво спросила: - Вы говорили о поэзии? Никогда не понимала поэтов, на мой взгляд слишком много лирики и напыщенного романтизма, хотя возможно я незнакома с лучшими представителями этого вида. В вашем пыльном мире, который брызжет безразличием к существам в нем обитающим, наверное поэзия – это способ уйти, сбежать от уродливой действительности, но мне хотелось бы услышать от вас, что же такое поэзия и что такое поэт.
Я подошел к одной из моих многочисленных книжных полок и среди томиков Мандельштампа, Блока, Фроста, Бернса, Одена, Бродского и прочих, выбрал необходимый и вернувшись к столу прочитал: « Существует, как мы знаем, три метода познания: аналитический, интуитивный и метод, которым пользовались библейские пророки, - посредством откровения. Отличие поэзии от прочих форм литературы в том, что она пользуется сразу всеми тремя ( тяготея преимущественно ко второму и третьему ), ибо все три даны в языке: и порой с помощью одного слова, одной рифмы пишущему стихотворение удается оказаться там, где до него никто не бывал, - и дальше может быть, чем он сам бы желал. Пишущий стихотворение пишет его прежде всего потому, что стихосложение – колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения. Испытав это ускорение единожды, человек уже не в состоянии отказаться от повторения этого опыта, он впадает в зависимость от этого процесса, как впадают в зависимость от наркотиков или алкоголя. Человек, находящийся в подобной зависимости от языка, я полагаю, и называется поэтом. »
Прочитанное мною видимо заинтересовало Муху, так как она довольно долго молчала, но видимо что-то решив наконец произнесла: - Как мне кажется, это весьма точное определение, которое однако рассчитано на довольно искушенного слушателя, но учитывая мою неосведомленность в данном вопросе, мне все же требуются дополнительные разъяснения и примеры. К тому же это чужое определение, а мне бы хотелось услышать ваше.
3.
Согласитесь, что объяснить смысл поэзии Мухе, задача не из легких, поэтому дабы выиграть время, я подошел к столу и положил на тарелку огромный кусок пиццы. – Вам капнуть соуса, у меня есть немного чили? Спросил я.
- Не переношу эту гадость! Получил я ответ и вернувшись поставил тарелку перед Мухой. Минуты две-три из тарелки раздавались лишь сочные звуки гурмана, немного погодя муха в прямом смысле села на покрытый расплавленным сыром гриб и удовлетворенно выдохнув попросила: - Вы не могли бы поднести тарелку к вашей машинке, а то я так наелась, что боюсь сама не долечу. - Я выполнил просьбу и Муха с тяжелым жужжанием очень медленно переместилась на прежнее место. Она практически сразу же плюхнулась на брюшко и довольным голосом сказала: - Итак, продолжим.
Памятуя о силе воображения моей собеседницы, я решил начать из далека:
- Скажите, вы любите музыку?
- О да! - Ответила Муха. – Я обожаю классику, Моцарт, Бетховен, Гайдн, Бах.
- Ну что ж замечательно, но остановимся на Моцарте и Бетховене.
- Прекрасно. - Оживилась меломанка. – У вас есть « Волшебная флейта? »
- К сожалению нет, но речь пойдет не об этом. Думаю что никто не станет спорить, что Моцарт гений. Но знаете, когда я слушаю его музыку, я не могу отделаться от странного ощущения того, что каждая нота в его произведениях находится на слишком правильном месте. На мой взгляд она, даже не знаю как сказать - она стерильна. Понимаете, это сбивает меня с толку, я слышу только то, что слышу. Ни шага в сторону, иногда мне становиться страшно, что автор этой музыки может подчинить меня этой великолепной точности и мне хочется сопротивляться. Я пытаюсь найти лазейку в то пространство где эта музыка рождалась, но туда доступа нет, мне как будто говорят – только слушай! И мне ничего большего не остается.
А вот музыка Бетховена совсем другая, ее я воспринимаю свободнее и без страха. Она такая разная и тем не менее ее не спутаешь ни с одной другой, она такая яркая и насыщенная, что заполняет вокруг вас все пространство, она увлекает вас и располагает вас к размышлению к фантазиям, она может одарить вас спокойствием или наоборот окунуть в пучину глубоких переживаний, но это не важно, эффект потрясающий! Слушая эту музыку вы можете думать о чем угодно, да это так, но знаете ли вы точно, о чем думал сам Бетховен, когда сочинял ее. Неужели вы можете с уверенностью сказать, что в том или ином моменте вы точно знаете что думал Бетховен. Боюсь что нет, мы можем лишь догадываться, по нарастанию темпа, по каким-то тревожным ноткам, по энергетике. Знать точно не могут даже люди с музыкальным образованием, а уж мы с вами и подавно. Говорят, что Бетховен слышал целые сонаты в шорохе листьев в парке, в утреннем пении птиц, в плеске волн. Мы этого не слышим, по крайней мере я, но мне это не мешает его слушать. Я слушаю и пусть даже многого не понимаю, но я понимаю, что это мне нравится.
Так вот поэзия это таже музыка, только с буквами вместо нот. Порой это божественное сочетание звуков наделено глубоким смыслом и как и в музыке, смысл этот заложен автором нарочно. Бывают стихотворения, которые посвящены, ну скажем другу - другу поэта разумеется, я понятия не имею о ком идет речь, но это не мешает мне наслаждаться волшебной музыкой слов, игрой, равно как и музыкой Бетховена, понимаете? Здесь недостаточно одного умения складывать слова в рифму, скорее тут необходима необыкновенная острота ощущения жизни. Поэт неспособный почувствовать любовь, о любви хорошо не напишет, ему необходимо это пережить, так же как и любое другое чувство. Он чувствует все по-другому, я думаю что острее чем мы, он сосредотачивается и погружается в чувства с головой, в саму материю этого чувства и именно эта способность - ведет его перо. Вот эта его способность, эта невыносимая чувствительность жизни, я думаю и называется талантом.
Высказав все это крошечному существу о котором раньше я даже не задумывался, я почувствовал что во рту у меня пересохло и сделал большой глоток виски. – Вам понятно, то что я говорю? – Спросил я Муху.
Муха несколько изменила положение и ответила: - Да, признаться я все поняла, но я ведь муха и привыкла воспринимать все, по большей части зрительно или посредством воображения. Думаю все то, что вы сказали о музыке, в равной степени можно соотнести и к живописи. Прочитанные мною стихи всегда рождали четкие зрительные образы, как впрочем наверное и у людей. Думаю что чем богаче ваше воображение, тем более насыщенные образы вы себе рисуете читая стихи. И вы конечно правы, что при чтении, стих частично утрачивает в ваших глазах свою принадлежность к той личности или допустим к тому пейзажу о которых пишет автор, но понимаю я это скорее подсознательно, интуитивно, а не так четко, как бы мне хотелось. Будьте добры привести примеры сказанного. Мне хочется не только услышать, но и увидеть ту музыку, о которой вы только что говорили.
Я поймал себя на мысли, что наш разговор требует от меня все большей и большей сосредоточенности. Эффект этот усиливался из-за непривычного размера и вообще сущности, моей собеседницы. Просто говорить с мухой – это одно, но понимать что муха вас слышит, понимает и отвечает вам – это совсем другое. Играясь с собакой, мы часто разговариваем с ней, называем ее кличку, чешем за ухом и пес лижет нам руки, урчит и гавкает, но Муха!
Однако мои размышления слишком затянулись и я подумал о том, что Она ждет ответа. – Сейчас, – Сказал я. – я прочитаю вам две строчки, а вы постарайтесь уловить, какое красивое сочетание звуков и необычность образа находятся в них.
Клинышек пегой бородки прадеда,
В рамке рыжеет тебе в отместку.
- Есть, на мой взгляд, в них какая-то плавность и ощутимая, изящная трогательность. Попробуйте прочитать эти строчки про себя, немного на распев, не спеша, а потом также повторите в слух и вы почувствуете это. Давайте.
Я с улыбкой и в тоже время с вниманием следил за тем, как Муха слегка запрокинув крошечную головку повторяет на распев:
Клинышек пегой бородки прадеда,
В рамке рыжеет тебе в отместку.
Надо признать у нее неплохо получилось и я с неподдельным интересом спросил: - Ну как вам?
- Да, это весьма красиво. – Ответила Муха. – Особенно если читать не спеша, теперь прочтите что-нибудь подлиней, а я буду делать тоже самое.
Не много отпив из почти пустого бокала, я прочитал:
Сеть выбрана; в кустах удод
свистком предупреждает кражу.
И молча замирает тот,
кто бродит в темноте по пляжу.
Муха молчала и я понял, что она повторяет услышанное про себя. Выждав несколько секунд я продолжил:
Ее ладонь разглаживает шаль.
Волос ее коснуться или плеч –
и зазвучит окрепшая печаль;
другого ничего мне не извлечь.
- Обратите внимание, - Сказал я. – как красиво и ощутимо интуитивно подобранна гамма переживания, в сочетании с одушевленностью движения. Какое нежное движение ладонью и какая искренность печали, не правда ли?
- Здесь есть какой-то особый приём? – Спросила Муха. – Видимо стилистический, я даже не знаю как выразиться.
- Если честно, - со смущением ответил я. – я и сам толком не знаю, я не поэт, но знаете, я прочту вам сейчас две строчки, где на мой взгляд, есть и приём, причем приём наверное скорее технический и красота самого образа. Но это не просто рифма, вы сейчас поймете. Когда я буду читать, обратите внимание на то, что в первой строке, делается интересный и в тоже время очень стройный акцент на страстную букву П и длинную И, а в последней на глухую С. Прочитайте их, умышленно делая акцент на эти буквы.
Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
И чтобы продлить удовольствие, я дочитал четверостишие до конца.
На рассохшейся скамейке – Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.
- На первый взгляд это не заметно, но вслушавшись….
- Да-да, - Поддержала меня гостья. – я услышала. Вы полагаете это приём?
- Не знаю, - Ответил я. – но мне доставляет неописуемое удовольствие, копаться в этих звуках и отгадывать, возможно скрытые загадки мастера. И даже пусть я не прав, находя такие маленькие секреты, я чувствую что узнал и с гордостью могу сказать что я услышал, что-то качественно новое. Понимаете? Я ведь в стихосложении дилетант.
- И много таких секретов? – Поинтересовалась муха.
- Искренне надеюсь, что их великое множество. Однако самое главное в силе таланта автора, это точность фрагмента, прочитав который, вы ясно и точно видите простейшую картину, я подчеркиваю – простейшую, и вам остается удивляться и восхищаться тем, что эта простота так красиво предана, она становиться доступной. А ведь раньше вы не обращали внимания на такие простые вещи.
- Вы меня пожалуйста простите, - Немного замявшись, смущенно сказал я. - но обращаясь к вам, я испытываю некий этический дискомфорт, мне совершенно ясно что вы не обычная муха, но позвольте вас спросить, вы бывали в утреннем лесу?
- Конечно, и не раз. Я там родилась. И ничего необычного во мне нет, просто я научилась говорить, как-то само собой вышло, а почему вы спрашиваете?
- Я сейчас объясню. Будучи в лесу, вы наверняка неоднократно видели, как утром по свисающим стручкам вербы стекает роса.
- Да уж насмотрелась, от одной капли росы упавшей на вас с верху, нужно пятнадцать минут на солнце сушиться. Ничего особенного.
- Я тоже так думал, - Умышленно безразлично согласился я. – а теперь послушайте, как видит это – « ничего особенного » – поэт.
Сквозь сомкнутые вербные усы –
туда, где замирая на мгновенье,
бесчисленные капельки росы
сбегают по стручкам от столкновенья.
- Вот вам и ничего особенного! Способность не только эту красоту увидеть, но поделиться ею с нами – это дар.
- Что ж, я согласна, - Задумчиво сказала Муха, и все же в поэзии на мой взгляд слишком много светлой лирики, я ведь вам говорила. А вот возможно ли при ее помощи, также насыщено и ярко, описать нечто более тревожное и сложное, воспроизвести страх, как это делается в прозе, и сделать это также лаконично и точно.
4.
Порывшись в своих бумагах, я выбрал небольшой рассказ, если конечно это можно назвать рассказом, который написал несколько месяцев назад. На эту зарисовку, меня также навели стихи и я решил, что их сочетание и поможет мне дать ответ на вопрос поставленный моей удивительной собеседницей.
Война.
Война ужасна. Ужасна сама по себе, но еще ужасней война зимой. Когда на улице лютая стужа, а ты обут в дырявые сапоги на босую, раненую осколком ногу и уже начинаешь путать кровь с налипшей на рану грязью, ты уже не боишься смерти. Ты ждешь ее как избавления, избавления от страха перед новой болью, от страха перед страхом. От пули можно найти спасение – от холода нет! Он повсюду, и как твои окоченевшие пальцы ищут спасения в карманах шинели снятого с убитого товарища, так и раскаленная до бела пуля, вылетевшая из винтовки врага, стремиться согреться в твоем измученном холодом теле. И вот уже теплая кровь капает на мерзлую землю и не успевая впитаться - замерзает. Первой падает ваша тень и тянет бездыханное тело, на тела давно умерших, лежащих с открытыми глазами, в которых навечно застыло выражение удивления, боли и запоздалого испуга. В мрачном сумрачном небе, ревущем самолетным гулом, ваш все еще живой взгляд способен на мгновение увидеть тот чудовищный контраст, который рождает подвижность военного неба и молчаливая неподвижность тех мертвых, что вечно останутся лежать на земле и никогда не будут похоронены.
Скорость пули при низкой температуре
сильно зависит от свойств мишени,
от стремления согреться в мускулатуре
торса, в сложных переплетеньях шеи.
Камни лежат, как второе войско.
Тень вжимается в суглинок поневоле.
Небо – как осыпающаяся известка.
Самолет растворяется в нем наподобье моли.
И пружиной из вспоротого матраса
поднимается взрыв. Брезгающая воронкой
как сбежавшая пенка, кровь, не успев впитаться
в грунт, покрывается твердой пленкой.
Снег лежит на вершинах, небесная кладовая
отпускает им в полдень сухой избыток.
Горы не двигаются, передавая
свою неподвижность телам убитых.
5.
Точно сказать, сколько продолжалась наша беседа, я не берусь. Необычность происходящего заставила меня забыть о времени. Могу лишь сказать, что мы общались до поздней ночи и обсудили еще не мало занятных тем. Ближе к утру Муха пожаловалась на усталость, да и сам я еле-еле стоял на ногах – один литр виски и грамм триста мартини, сделали свое дело. Оставив Муху почивать на кусочке синей материи, какую кладут в футляры для очков и включив настольную лампу для обогрева, я буквально дополз до кровати и рухнув в мягкий беспорядок простыней, мгновенно уснул.
Проснувшись на утро, я был приятно удивлен отсутствием какого-либо похмелья и поспешил взглянуть на вчерашнюю гостью, но возле лампы я обнаружил лишь одинокий кусочек материи, а рядом с печатной машинкой, лежало несколько листков со всем тем, что вы сейчас прочитали. С этого дня я решил бросить пить и привести свою жизнь в порядок.
писатель где-нибудь в литве
напишет книгу или две
акын какой-нибудь аджарский
уйдет в медалях на покой
торчать как минин и пожарский
с удобно поднятой рукой
не зря гремит литература
и я созвездием взойду
когда спадет температура
в зеленом бронзовом заду
мелькнет фамилия в приказе
и поведут на якоря
победно яйцами горя
на мельхиоровом пегасе
дерзай непризнанный зоил
хрипи животною крыловской
недолго колокол звонил
чтоб встать на площади кремлевской
еще на звоннице мирской
возьмешь провидческую ноту
еще барбос поднимет ногу
у постамента на тверской
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
