Жил-был мальчик.
Не знаю, почему "жил-был" - он и сейчас живет, и ест, поговаривают, что и пьет, но не уточняют, что именно.
Впрочем, не будем отвлекаться.
Итак, жил-был мальчик. Он был улыбчивым и добрым, любил собак и детей, и они отвечали ему тем же, при встрече подставляли головы, чтобы он мог их погладить. Его улыбка была такой широкой и открытой, такой заразительной, что все, кто видел эту улыбку, тут же ею заражались и улыбались в ответ. И мальчик думал, что все люди веселые и добрые.
Однажды утром он проснулся, соскочил с дивана, привычно включил музыку и начал делать зарядку. Попрыгал на месте, наклонился вправо, влево, назад, вперед... И тут заметил, что правая нога у него стала деревянной. Нет, она не потеряла чувствительность, сгибалась там, где надо и туда, куда надо, но при этом была деревянной. Мальчик испугался и побежал в поликлинику.
Врач долго щупал ногу, стучал по ней молоточком, колол иголкой, бормоча про себя: "Очень, очень интересно". Нога дрыгалась под молоточком, болела от уколов, словом, вела себя, как живая. Наконец врач сел за стол, придвинул к себе медицинскую карту, взял ручку и написал число.
- Нуте-с, молодой человек, расскажите, когда и с чего это у вас началось.
И тут мальчик вспомнил, что накануне вечером он, возвращаясь домой, решил сократить путь, пошел напрямик через палисадник и споткнулся об корягу. Коряга заворчала и даже, кажется, шевельнулась, но он останавливаться не стал, потому что было уже темно, и он торопился. И к тому же все равно уже споткнулся. Видимо, та коряга и заразила его.
Врач поцокал языком, покачал головой и записал в карту: "Диагноз: одеревенелость правой нижней конечности".
- Ну что ж, молодой человек, сдайте анализы, ко мне придете через две недели, будем наблюдать. Следующий!
- Доктор, а рецепт?
- Хмм... Видите ли, юноша, лекарств от одеревенелости еще не придумали. А случай действительно интересный, так что заходите.
Со временем мальчик стал забывать о неприятности с ногой, собственно, и неприятности никакой не было - она не болела, служила исправно. Ну деревянная, ну и что? Единственное, что изменилось в жизни - теперь по вечерам он чаще сидел дома. Не то, чтоб стал бояться темноты, но не хотел встречаться со всякими корягами. Он сидел у окна и читал или думал умные мысли. Постепенно мыслей накопилось столько, что он начал их записывать. И так полюбил это занятие, что чужие умные мысли тоже начал записывать. Единственное, что слегка огорчало, - почерк. Он так хотел успеть как можно больше, что спешка передавалась буквам, и они то толпились, налезая друг на друга, то разбегались, а некоторые убегали совсем.
И вот однажды вечером, когда стемнело, мальчик сел у окна, открыл блокнот на чистой странице и начал быстро писать. Через полчаса, закончив мысль, он решил перечитать, что же получилось, вернулся к началу текста, - и застыл, поразившись стройности и красоте букв. Почерк стал не просто красивым, он стал идеальным. Что ж такое? Мальчик скользнул взглядом по карандашу - самый обычный, по собственной руке... Вот оно! Рука стала деревянной. Он несколько раз сжал и разжал кулак, согнул и разогнул отдельно каждый палец. Рука работала нормально. Да что там нормально - она работала великолепно!
На следующее утро врач ощупал руку и, внимательно глядя в глаза, спросил:
- А скажите, молодой человек, вам это все действительно не мешает?
Мальчик пожал плечами и улыбнулся:
- Нет, доктор, наоборот! Я чувствую, что становлюсь лучше с каждым днем!
- Ах, юноша, нам ли знать, кто лучше, кто хуже, и почему, - тяжело вздохнув, махнул рукой, - Идите. Жду, как обычно, через две недели. И анализы на всякий случай сдайте.
Деревянная рука служила отлично: она не только исправно владела карандашом, быстро и ровно резала хлеб и колбасу, но при встрече с обидчиком била точно и сильно, что вызвало уважение местных дворовых авторитетов.
Время шло, мальчик взрослел. Он по-прежнему улыбался, но теперь не всем подряд, а выборочно - только тем, кому был действительно рад, по-прежнему гладил собак и детей, но только живой рукой - от деревянной они уклонялись. Он стал меньше записывать, но больше читать. Ему хотелось прочитать все когда-либо написанные книги. Как-то он подумал, что если бы человеку не надо было моргать, он сэкономил бы массу времени на чтение.
На следующее утро во время бритья (да-да, мальчик повзрослел уже настолько, что начал бриться) он заметил, что глаза странно изменились. Приблизился к зеркалу и понял, в чем дело - радужка поменяла цвет и рисунок и стала похожа на сильно уменьшенный срез дерева: на желтевато-бежевом фоне четкие концентрические круги, похожие на годичные кольца.
Врач долго светил фонариком в зрачки, предлагал прочитать таблицу, висевшую на противоположной стене кабинета, потом сегодняшнюю газету, прикрепив ее там же, потом другую газету, повешенную там же, но кверх ногами, потом чью-то историю болезни, заполненную неразборчивым докторским почерком. Мальчик прочитал все быстро и правильно, ни разу не сбившись. Врач удивлялся, но он удивился бы еще больше, если б узнал, что мальчик, читая тексты, прочитывал также мысли и чувства тех, кто их писал. Он понимал, где ложь, где редакторская правка, где за бодрыми словами спряталась скука.
В его карте появилась еще одна запись: "Диагноз: одеревенение глаз. Не щурится, не моргает. Зрение 1000%."
Все больше времени мальчик уделял книгам и блокнотам. Он уже не думал об удовольствии от этих занятий, он понимал, что это - его долг, его работа. Он старался не отвлекаться, но не всегда получалось: то заходящее солнце преломляло луч, превращая его в разноцветную радугу, то голуби, усевшись на подоконнике, заводили свои бесстыжие "гррр-грррр", то представительная компания местных кошек устраивала концерт в ближайших кустах.
И вот настал прекрасный день, когда мальчик понял, что может не отвлекаться. Он по-прежнему видел эти спектры и солнечных зайцев, слышал уличные звуки, но все это ему больше не мешало. Он вспомнил, что давно не был в поликлинике, и подумал, что даже немного соскучился по виду изумленных докторских глаз.
- Ну-с, молодой человек, проходите. Что новенького?
- Все отлично, док. Думаю, пора мне прекратить визиты к вам. Помощь мне не нужна, так что...
Врач привычно осмотрел ноги, руки, глаза, померил давление, заглянул в горло, послушал легкие. Потом, нахмурившись, отправил на рентген.
- Что-то не так?
- Все так, голубчик, все так, - доктор внимательно разглядывал еще мокрый снимок, - А знаете что? Давайте напоследок сделаем компьютерную томограмму? Прямо сейчас, без очереди.
Изучив результаты томограммы, врач поднялся, протянул руку для пожатия.
- Вы свободны, молодой человек. Действительно, я вам не нужен.
Когда за пациентом закрылась дверь, он открыл карту и написал: "Диагноз: одеревенение сердца."
Чем больше мальчик узнавал из книг, чем больше выводов делал из собственных мыслей, тем больше его удивляла глупость окружающих. Иногда он вмешивался в их пустые разговоры, быстро все объяснял, разжевывал каждую мысль, раскладывал по полочкам, но у этих тупиц не хватало ума понять даже простые вещи. Они замолкали и расходились. А мальчик возвращался к своим книгам и блокнотам и продолжал работать.
Однажды у него одеревенела голова. Но он этого не заметил.
Я закрыл Илиаду и сел у окна,
На губах трепетало последнее слово,
Что-то ярко светило — фонарь иль луна,
И медлительно двигалась тень часового.
Я так часто бросал испытующий взор
И так много встречал отвечающих взоров,
Одиссеев во мгле пароходных контор,
Агамемнонов между трактирных маркеров.
Так, в далекой Сибири, где плачет пурга,
Застывают в серебряных льдах мастодонты,
Их глухая тоска там колышет снега,
Красной кровью — ведь их — зажжены горизонты.
Я печален от книги, томлюсь от луны,
Может быть, мне совсем и не надо героя,
Вот идут по аллее, так странно нежны,
Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
