1
Николай Семенович Островязев ( Островязев - это псевдоним, настоящая фамилия Николая Семеновича - Пушков) считал себя уникальным критиком. Он писал разгромные статьи и хвалебные отзывы на поэзию и прозу, делал это из дружеских или недружеских побуждений, а если дело касалось финансовой стороны то и не взирая на лица.
,,Что же тут уникального?”- спросит читатель. А уникальность Николая Семеновича заключалась в том, что он подпрыгивал на стуле при слове
,, подпрыгнул” и почесывал за ухом при слове ,, любовь”. Литераторы, конечно, не подмечали этой необыкновенности, а если что и видели случайно, то не придавали данному факту особого значения. Но сам Николай Семенович знал за собой эту двойную, можно сказать ,,в квадрате” феноменальность и в глубине души очень ею гордился. Критик просыпался и засыпал с мыслью о своей исключительности, но рассказать о ней никому не решался. Он страшно боялся, что коллеги не поверив , поднимут его на смех или, что хуже того , поверив, признают сумасшедшим.
Так дожил наш критик Николай Семенович со своей исключительностью до пятидесяти шести лет.
И тут произошла история, о которой я и хочу рассказать. Эта история имела для критика роковые последствия.
2
Итак, представьте себе, маленький провинциальный город Е , месяц май. Город рвется зА город. Рабочие недели стремительны.
Посреди одной из таких недель нашего Островязева пригласили на презентацию книги малоизвестного поэта. Николай Семенович вначале, как это принято у всей пишущей братии говорил о своей занятости, и опять же как это принято, ровно до того момента, пока не было произнесено слово ,,фуршет”, после чего критик выразил свое согласие и дал обещание прибыть.
В означенный день Островязев вошел в большие стеклянные двери библиотеки, где должно было проходить мероприятие. Народу собралось немного: коллеги по цеху, знакомые, и несколько ключевых фигур, появившихся для придания презентации презентабельного вида. В число последних, а правильнее будет сказать первых лиц, и входил Николай Семенович. Зайдя в читальный зал библиотеки, критик увидел спины сидящих на стульях гостей . Впереди них, у стены противоположной выходу , за столом копошились молодой поэт и ведущая мероприятия- девушка страшной наружности. Николай Семенович занял место в предпоследнем ряду , посмотрел на часы и стал ждать. Ждать пришлось недолго . Ведущая обратилась к гостям со вступительной речью, в которой говорилось о новом имени в поэзии, о творческих вехах, о прекрасных перспективах расцветающего дарования. После чего на суд зрителей вышел поэт. Это был человек лет тридцати пяти, без определенного места работы, в джинсах, черном свитере и облезлых китайских туфлях. В руках у него была небольшая книга. Он начал читать с выражением и громко.
Вечер вечностью чернеет.
Лень – луна.
Звезды – очи холодеют
У окна…
Николай Семенович зевнул.
Поэт продолжал.
Чем тебя мне удивить
Словом, словом,
Речь - серебряная нить,
В платье новом
Ты пришла…
Николай Семенович облокотился на спинку стула и стал разглядывать присутствующих в предвкушении фуршета. На третьем стихотворении Островязев услышал слово ,,любовь” и почесал за ухом. Когда же настала пора восьмого стихотворения и Николай Семенович, услышав слово ,, любовь” во второй раз потянулся к уху, он вдруг увидел, как молодой, человек лет тридцати, сидящий впереди него , тоже почесал за ухом. ,,Случайность”- подумал Николай Семенович, Но сомнение с каждой минутой нарастало . Злые подозрения навалились на критика. Он уже не отрывал взгляда от сидящего впереди молодого человека и внимательно слушал строчки, которые еще несколько минут назад совсем не брал в расчет. Окончательно потеряв покой, Островязев уже готов был крикнуть из зала,, Прочтите восьмое, оно прекрасно!”
А молодой поэт в это время упоенно читал о цементе- друге кирпичей и телевышке - волоске Вселенной.
И тут прозвучало
Весенний ветер не спеша
Идет по улице,
Подпрыгнул мальчик,
И душа…
Николай Семенович слегка подпрыгнул и… О, горе! Подпрыгнул и молодой человек из соседнего ряда. Николай Семеновичу стало плохо, он уже смутно помнил, как почесал ухо еще три раза, после чего презентация книги закончилась.
На фуршете Николай Семенович по большей части пил и после второй бутылки шампанского решился подойти к своему обидчику , чтобы поинтересоваться его родом занятий.
-Критик Краснословин- представился тот.
,,Конечно, псевдоним- подумал Николай Семенович.- Неужели, этот выскочка не может настоящей фамилией пользоваться”. Он улыбнулся.
-Пишите?- поинтересовался Островязев.
-Да. Немного. Недавно начал.
-А про кого статьи?
- Сейчас ,про Сунчина пишу- важно заметил молодой критик.
-Плохой прозаик- обозлился Островязев.
-Да, а по моему, у него большой потенциал.
-Посредственность, занимающаяся стилизацией.
Николай Семёнович, прекрасно помнил, что совсем недавно написал хвалебную статью о Сунчине, но взял недорого и сейчас имел возможность и хотел насолить молодому критику своим противоположным мнением.
Коллеги перекинулись еще парой незначительных фраз, и Островязев убрался восвояси.
3
Вернувшись домой, Николай Семенович, не ужиная, сел за интернет и нашел материал на Краснословина ( настоящая фамилия Тукин). Островязев с удовольствием отметил свою проницательность, посмотрел статьи, которые написал товарищ Тукин и обнаружил, что тот писал практически так же, как Николай Семенович. Это не очень расстроило Островязева. Так писали практически все : одно и тоже. Менялись только фамилии авторов .
Но Николай Семёнович твёрдо решил, что будет писать на плохие статьи Краснословина хорошие, а на хорошие –плохие, чтобы как-то отличаться и тем самым беречь свой дар. И всё равно, отчаянье не покидало Островязева. Старый критик сначала расхаживал по комнате ,а потом, сев на кровать, стал произносить разные слова и отмечать для себя, а не выкидывает ли он какой- нибудь фортель. Новый! Тот, который вернёт ему его феноменальность и уничтожит Краснословина! ,, Газ”… ,,враз” … ,,авторучка” … ,,кубометр”…,,престиж” ,, анфас” .Но, напрасно. Слова не оказывали на Островязева магического действия, а со стороны могло показаться, что Островязев сошёл с ума.
4
Прошло несколько месяцев . Островязев много работал, и по большей части, в пику Краснословину. Он даже написал пару статей о беспомощности и близорукости молодых критиков , где в числе прочих упомянул и Краснословина. Но работа не приносила Николаю Семёновичу удовлетворения.
В октябре старый критик занемог. Банальная простуда. Болезнь текла медленно, словно провожая всё то, чем Николай Семёнович гордился всю свою жизнь. И после выздоровления Николай Семенович перестал подпрыгивать на слове ,,подпрыгнул” и чесать за ухом при слове ,,любовь”. Да, это был конец. Островязев считал, что его обокрали.
В марте Николай Семёнович решил покончить с литературной деятельностью и переехал в город Т., где, по слухам, устроился охранником.
P.S.
Эту историю рассказал мне полгода назад старый критик Пивнов, когда мы отмечали очередную юбилейную дату в русской литературе. Островязев поведал её Пивнову незадолго до своего отъезда . А Пивнов
( псевдоним конечно, настоящая фамилия- Рудькин) спьяну ( вероятно , чтобы я не счёл его сумасшедшим) открыл её мне, после чего я и решил увековечить вышеизложенным рассказом имя удивительного критика- Николая Семёновича Островязева.
преуспел я в искусстве в котором
я катоном не слыл никогда
А.Ц.
снится мне собеседник усталый араб
с кем визином закапав моргала
мы дымим косяком разливая шарап
восседая на пнях у мангала
он грассирует мне сотоварищ и брат
повертев шампурами при этом
все что нужно не брить никогда бакенбард
чтобы стать гениальным поэтом
и хохочет и кашляет и говорит
размахавшись обрывком картонным
ты дружище зазря обнаглевший на вид
если слыть захотелось катоном
ведь запомнить пора навсегда и давно
раз приспичило жить печенегом
быть поэтами в скорбной россии дано
лишь евреям шотландцам и неграм
и немедленно выпили ты закуси
без закуски нельзя на руси
папиросу смочивши голодной слюной
с хитрым прищуром смотрит мне в оба
поделись произносит степенно со мной
не боишься ли бога и гроба
как тебе современники головы чьи
в бытовой лихорадке сгорая
не узнают о чем ты бормочешь в ночи
понапрасну пергамент марая
напрягая поставленный мозг на вопрос
умным фасом сократа являя
я пускаю поэту густой паровоз
вот такие слова добавляя
я о том бормочу от волненья багров
что страшнее чем черви и ящик
то что много в окрестной природе богов
но из них никого настоящих
и немедленно дунули слышишь родной
ты скрути нам еще по одной
и продолжил ожиданно я и впопад
мастеря смолянистую пятку
мол из всех существующих в мире наград
я избрал карандаш и тетрадку
говорил вот и юности стало в обрез
но покуда мне муза невеста
я живу не тужа только скучно мне без
но конкретно чего неизвестно
улыбнулся аэс папиросу туша
ну тогда протянул не спеша
не гонись ни за девками ни за баблом
ни за призрачным звоном медалей
но в семье многолюдной не щелкай ерблом
чтоб в него ненароком не дали
не победой судьба а бедой наградит
и душой от озноба дрожащей
только чаще грызи алфавитный гранит
ненадежные зубы крошащий
чем гранит неприступней тем зубы острей
ну взрывай черт возьми побыстрей
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
