*
Помимо Булгакова есть ещё у нас писатель читаный-перечитанный, но так, до конца, и не прочитанный толком. Этот писатель – Братья Стругацкие. До дыр замусолены словечки, образы, ухмылки из Братьев. Вот здесь, укажут, замечательная фантазия, вот здесь – мечта, вот здесь – добрый юмор, а вот здесь – уже критика советской действительности. Много чего и Борис Натаныч наговорил, наобъяснял тут, у нас, в Питере. Это – говорил – прошлое, а это – говорил – будущее. А писали мы, понимая вот эдак… Интересно говорил. Убедительно.
Некоторые даже считают ИХ плохим писателем. Я думаю, что именно поэтому – потому что до дыр… простенько, дескать…
Хочу напомнить, что булгаковский «Мастер и Маргарита» и вовсе, как антисталинский памфлет выкладывается знатоками, настрогавшими диссертаций на Воланде. А, вот, что НАПИСАЛИ, те странные и неуловимые существа, что диктовали тексты живым людям-писателям, а не что ХОТЕЛИ НАПИСАТЬ люди по фамилии Булгаков или Стругацкий, предположим, Борис или Аркадий, то – знаете… Гораздо интереснее критики советской действительности, которую – советскую действительность – мало кто помнит уже на самом деле. Мне так теперь кажется.
До сих пор сидит в башке загадка «Града обреченного»! О чём? Что учувствовал невидимый этот писатель – БРАТЬЯ СТРУГАЦКИЕ в линейном пространстве то ли сна, то ли пророчества? Куда они добрели там? И откуда?
Почему так страшен первый ясный день после ДОЖДЯ в «Гадких лебедях»?
Что за ДЫРА ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ померещилась им в «Жуке»?
Не знаю…
Догадываюсь только, что во «Втором нашествии марсиан» совсем не махонькие совковые проблемы задел этот автор. Тогда ещё… Когда Европа была Символом ВСЕГО-ВСЕГО, в том числе – ДОСТОЙНОГО ПОТРЕБЛЕНИЯ, а до жутковатой статейки Бориса Стругацкого в «Смене» «Будет свобода, будет и колбаса» лет тридцать мы ещё не дожили. Статейки, достойной пера профессора Выбегалло – вот, ведь, какая заковыка!
Некая странность, сквозящая невесть откуда недосказанность, обиняком, мимоходом, упоминанием обозначенные ОБЪЁМЫ проблем, обязательно присутствует в этих прозрачных текстах, в повестях этих, автор которых – Великий Писатель БРАТЬЯ СТРУГАЦКИЕ. При очевидной ясности текстов, никогда не грешивших у них сложносочинёнными узорами и потоками сознания. Где-то там, в недосказанности, в верховой СТРАННОСТИ написанного, прячется, я думаю, ДНК повестей этих. Там где-то находится объяснение тому, что повести Братьев не застывают бронзой и мрамором в отведённых им временах, а растут потихоньку, ломают асфальт, лезут в окна и двери, обрастают будущим, которое – непрерывно. Чего не скажешь, к примеру, о прекрасно написанных повестях С.Ярославцева и С.Витицкого, которые, тем не менее, остались там, в нише девяностых.
Во всяком случае – по моему мнению.
*
Великая повесть Братьев Стругацких «Улитка на склоне»… Знаковая вещь! Читали все неоднократно, заучивали наизусть абзацы, ухмылялись, шерсть на носу, головой качали, тосковали о жизни загубленной – потому, как повесть эта – ПРИГОВОР РЕЖИМУ, взгляд на прочих всех нас Великого Интеллигента… «Откровенно атисоветская вещь» – определил её тут, совсем недавно, один властитель дум… средней, правда, величины. Да и пятьдесят лет назад НЕ ПУЩАЛИ бдительные Домарощинеры в печать это самое УПРАВЛЕНИЕ. И на ЛЕС косились недоброжелательно. Ой, чуждое это всё! Ой, не дОлжно советскому писателю!..
Может – и правда? Злобная, но талантливая антисоветская пропаганда? Оно, ведь, внешний слой – это тоже смысловой слой. И бдительность Домарощинеров не на пустом же месте клубилась, курчавилась.
Так, вот… Позвольте уж и мне сказать: не было там ПРИГОВОРА РЕЖИМУ. Да и РЕЖИМА никакого в той повести в сущности-то и не было. Ежели не сдавать, конечно, Стругацких в архив на почётное захоронение вместе с подшивками журналов «Грани», «Крокодил» и прочей многочисленной и разнообразной критики жилконтор, райкомов и прочей соцреальности.
И потому необходимо сразу уговориться о том, ЧТО ИМЕННО написали Братья Стругацкие. Антисоветскую вещицу, смысл которой ясен предельно – ОБВИНЕНИЕ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ, ТО ЕСТЬ – НЕВЕСТЬ КОМУ. Обвинение в абсурдности и сумасшествии.
Или нет, всё-таки. И в первом случае «Улитка» – это та самая вещица, время которой ушло безвозвратно вместе с Советами (если, разумеется, не следовать нынешней моде на «коренную испорченность ЭТИХ СОВКОВ» и не утверждать, что Управление – это то, на чём стояло здесь всё со времён Владимира Красно Солнышко).
Лично мне кажется, что подобный взгляд нынешних АНТИ-Домарощинеров – чепуха абсолютная.
Не было, ребята, сумасшествия и абсурдности ни тогда, ни сейчас. Всё было и есть абсолютно логично, связано с причинами, кои на виду, хотя и многочисленны. Поверьте уж!
Братья Стругацкие!
Среди знающих принято говорить панибратски – АБС.
Прошу, однако, не путать с Борисом Натановичем или с Аркадием Натановичем. Братья Стругацие – это другой писатель.
Я склонен считать, что «Улитка» написана тем Писателем, который искал большее, чем постулат о НЕГОДНОСТИ ЛЮДЕЙ и выделенности особенной ИНТЕЛЛИГЕНТОВ. Б.Н. и А.Н. возможно и склонялись другой раз к крамольным этим мыслям – не имею чести знать. Те, по отдельности, были интеллигентами – великими или нет, опять-таки, не мне судить. Когда были – по отдельности. Те – вполне допускаю – могли хотеть выкрикнуть что-то эдакое… Демонстративно не согласованное с Домарощинерами Клавдиями-Октавианами… И на каковые позывы Великий Писатель «Братья Стругацкие» глядел также внимательно и заинтересованно, как на всё прочее, от своих литературных негров исходящее.
Такова моя версия.
*
Мы заглатываем писательские наживки с энтузиазмом. А потом бренчим соображениями по поводу, красуясь знакомством. Мы как-то не привыкли ЖИТЬ ДАЛЬШЕ в том мире, который тщательно, гармонично, не нарушая фундаментальных законов человеческих связей, собрал тот, невидимый, кого обозначаем мы, важно подняв палец, косвенным придаточным предложением от обратного: «…пока не призовёт поэта…». Собрал из того, что написали, увидели, переварили НОСИТЕЛИ его, вдохнул в это всё жизнь, и выбросил к нам, сюда, – расти, ломать асфальт, забираться на чердак, давать приют множествам летучих и суетливых смыслов. Мы позабыли, как вырастают в душе настоящие повести со СТРАННОСТЯМИ.
Долго вырастают. Как деревья.
А Братья Стругацкие взяли эпиграфом к «Улитке» ту самую, совершенно, казалось бы, стороннюю в обстоятельствах сюжета, поэтическую строку: «Тихо ползи улитка по склону Фудзи…».
За поворотом, в глубине
Лесного лога
Готово будущее мне
Верней залога.
Его уже не втянешь в спор
И не заластишь,
Оно распахнуто, как бор,
Всё вглубь, всё настежь.
Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи,
Вверх, до самых высот!
Такой вот составной эпиграф предшествует «Улитке на склоне».
Улитка ползёт и по сию пору. Нам уже не до того, мы уже далеко, там где-то, мы уже чёрти что увидели, реформировали, сломали, а она, улитка, всё ползёт, невидимая, наверх. И будет ползти до самых высот ещё неизвестно сколько лет. Разумеется, Борис Натанович и Аркадий Натанович хотели намекнуть, что события мира нашего не заканчиваются после того, как мы отвлеклись от темы. Что за этим поворотом лога будет другой, а там и третий, и сотый… Разумеется, они привязали мысль эту к сюжету – дескать, подождите подольше и Лес вам покажет кое-что весёленькое… Возможно.
А Лес – это будущее, будущее, настойчиво говорил вслух и письменно Борис Натанович.
…и улитка повисает тогда над пропастью совершенно бессмысленно, ну – сумасшедший дом, ну – и что? Мы поняли, всё – плохо. Остановка.
Трагедия в том, что повесть эта продолжает БЫТЬ, вызывая необходимость читать её уже сегодняшними глазами. Если бы можно было сдать её в архив! Всё стало бы на своё место. Там – плохо, здесь – ещё хуже, УЛИТКА НА СКЛОНЕ превращена в БРОНЗОВУЮ УЛИТКУ. Покой. Порядок. Место для поклонения. Всё остальное – за кладбищенской оградкой.
…что пройдёт и Советская власть, что обязательно будет что-то неведомое досель. Не очень-то и прекрасное. Что антисоветский фельетон потеряет тогда уже всякий смысл, ибо – в прошлом, а текст будет упрямо расти, рожать маленькие и большие смыслы, которые будут уходить в глубины, к каким-то озёрам, болотам, всё вглубь, всё дальше.
Но это, скорее уже – Братья Стругацкие, это скорее – Великий Писатель, который умел смотреть сверху, чувствовать время и объём, смотреть с обрыва в пропасть, слышать странные созвучия.
И романы Братьев продолжают ЖИТЬ и после Советской власти, и после нас с вами продолжат ПОЛЗТИ ПО СКЛОНУ ФУДЗИ, раскрываться ВСЁ ВГЛУБЬ, ВСЁ ДАЛЬШЕ. В том-то и опасность! Во мне они, точно, живут – я это знаю, а другого источника знаний о жизни у меня нет, только я сам. И кто скажет, куда они вырастут после нас. Не уходит «Улитка» во времена прошлые, никак не уходит. Жива. Царапает, возмущает, по морде норовит въехать своей сумасшедшей логикой. По лично моей морде. Была бы ПРИГОВОРОМ РЕЖИМУ – исчезла бы бесшумно и бесследно. Режим помре с миром, в одну реку два раза не входят, да и РЕЖИМА, как упомянул я, нету там, в тексте. Ну, нету! Затравка есть. Приманка. Пойманная ИМ, настоящим автором, от СОСТАВЛЯЮЩИХ СВОИХ, от простых смертных писателей, – больная, зудящая область. Да, и Великий Писатель, думаю, не станет баловаться обидами и местью. Тем более, если этот Писатель – ФАНТАСТ. То есть – философ и поэт огромных метафор одновременно.
Так что пишу я о том, что выросло. На личном моём чердаке, в лично моей провинциальной душе. А уж, что выросло, то – выросло.
*
Мы заглатываем наживку сразу – таковы условия игры, мы верим, что ФАНТАСТА и впрямь интересует какая именно харя, выбив однажды окно, сунется из галактики М31 (а хоть бы и из Леса-Грядущего) к нам в хату, помаргивая глазками и как бы говоря: «А что это вы тут делаете, добрые люди?» А некоторых и вправду интересует эта харя. Или – интересовала когда-то. В виде Океана, или в виде Женщин? Нет, вы ответьте!
И ПИСАТЕЛЬ этим обязательно воспользуется. Потому что ПИСАТЕЛЮ нужен СОБЕСЕДНИК. А мы с вами, собеседники писателя, – народ капризный. Хлеб насущный нам менее интересен соблазнительных извивов и поблёскиваний. Детектив, фантастика, мелодрама, ужастик, мистика… Да, и писать легче, разгончивей, когда сказка ловко выкладывается. Сиюминутный сюжет, господа, – великий двигатель настоящего размышления!
«Солярис» лемовский – хорош, ведь, согласитесь! В меру труден и узорчат, в меру таинственен. Выдумка – качественная. Однако, НАСТОЯЩИЙ ПИСАТЕЛЬ (помните такого – Тарковский?), наскучив блёснами и искусственными мухами, переделает эту встречу с тщательно выдуманным Океаном в НАСТОЯЩУЮ ВСТРЕЧУ – с самим собой и с тем, от чего прячемся мы упорно и системно. И мы будем толпами уходить с прочтения, пока не пробьёт нас внешняя новость: Тарковский-то оказывается – гений. И только тогда начнём потихоньку соображать, что за Океан глядит на нас через иллюминатор.
Когда упорный ПИСАТЕЛЬ, взыскуя подлинности, присматривается и принюхивается к МИРУ, к ТОЛПЕ, а то и к единичному ПРОСТОМУ РАБОТЯГЕ, ему, ПИСАТЕЛЮ, скорее всего, и в голову нейдёт, что простец изучаемый (будь это хоть и весь его окружный мир) за три метра уже учуял его, за два метра напрягся, а уж в прямом контакте начал добросовестно дурить голову профессиональному наблюдателю. Когда Хорём и Калинычем прикинется, когда Платоном Каратаевым, когда такого дурака запустит, что успевай только записывать! Вспоминайте шукшинские «Печки-лавочки»! А чаще – наморщится невидимо, как от кислого, да и повернётся спиной, никаким лицом, в котором, что возжелается ПОСТОРОННЕМУ, то и увидится. Потому что – никакое.
Один источник сведений у писателя, думаю я, достоверный и неисчерпаемый, – он сам. Его душа и тело грешные. Остальное всё – толкования, логические размышления, сравнения с самим собой. А то и просто – автопортрет с пририсованными усами. Поскольку в чужой спине увидеть можно только это. За исключением усов, разумеется. Ежели, конечно, не работал на равных годков десять-двадцать-пятьдесят с другими людьми вместе, не таскал с ними одну РАБОТУ, которая – повседневная жизнь без домов творчества. Но тогда и писателем становиться некогда.
Однако, бывают, по моему пониманию, те писатели, которых можно называть – Великими. Те, которые СЛУШАЮТ СЕБЯ, которые свою душу определяют органом резонирующим, которые ищут смысл не в груде наблюдений и записей, а в своей усталости от переизбытка их, в отдалении от них, где начинает различаться мелодия без слов, звучание высших соответствий. Не понимаемых сразу, сходу, впритык и прямо. А иногда и вовсе не понимаемых.
Писатели, ищущие встречи с самим собой. И находящие иногда при такой встрече и Управление, и Лес.
*
«Улитку на склоне» назвать фантастикой можно, конечно. Или каким-нибудь более свежим именем фантастики, скажем – МАГИЧЕСКИМ РЕАЛИЗМОМ. Можно назвать мистикой-фантастикой «Мастера и Маргариту» и гоголевский «Нос». Не противоречит. Только теперь предпочитают называть «Улитку» КАФКИАНСКОЙ повестью. А словечко «кафкианская» прекрасно обходит то затруднение читательское, которое возникает там, где ФАНТАСТУ нужны разрывы пространства и времени. Не логики – заметьте – а пространства и времени. Нужны для того, чтобы хоть как-то начал думать СОБЕСЕДНИК, читатель, в разрывах этих.
Да и блесна под названием «фантастика» потускнела заметно. А «кафкианская» всё ещё поблёскивает, приманивая нас с вами, рыбок серьёзных и вдумчивых.
Я прочёл «Улитку» давно, очень давно. Я был только что выпущенным на производственный простор инженером, студентом ещё, по сути. И я, конечно, ещё не прочёл «Беспокойства» – первоначального варианта «Улитки».
И «Улитка» возмутила меня, как возмутил чуть ранее «Сталкер» Тарковского, как возмутил его же «Солярис». Потому что это была какая-то, совершенно неудобоваримая для обожателя выдумок и ШТУЧЕК смесь дивного Леса с дурацким и припадошным совершенно, и очень при всём при этом – уютным, Управлением.
Я был молод тогда. Очень молод. Приятно вспомнить даже, как я был молод когда-то.
Я, как и попавший по недоразумению в Управление литератор Перец, тоже отсылаем был в захламлённый угол на какие-то, совершенно невнятные для интеллигентного человека, таблицы и графики. Чтоб под ногами не путался, да к делу привыкал между тем.
Что за цифры сумасшедшие, в самом деле?
Отстань! Пиши! Потом поймёшь!
Я, ведь тоже случаем всовывался туда, где говорили что-то совершенно непонятное, с отсылками к партсъезду и плану на второй квартал будущего года. И тоже испуганно отскакивал от белеберды и жаргона. Возмущаясь, разумеется.
Я приходил в тихое неистовство от идиотизма СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ и строгостей первого отдела, не пускавших меня, то туда, то сюда.
Я, ведь, тоже мотался с толпою инженеров (нет, не ловить сбежавшую машину) на прополку морковки, которую мы поспешно и добросовестно выдирали вместе с сорняками и, довольные, уходили домой раньше положенного нам по режиму.
Только потом, потом, когда нанюхался я завода, жизни, страны своей изуродованной, но живой пока ещё, когда накопленные в памяти события начали как-то складываться… потом только начал я подозревать, что не всё так бессмысленно, как кажется на первый взгляд. Что во-он те серенькие мужички на самом деле – виртуозы с абсолютным слухом и зрением, на четверть тона сходящей стружки угадывающие «СУЧОК» в металле под резцом, выстраивающие головоломные обратные объёмы на литейных моделях, до градуса знающие нагрев именно этой двадцатитонной БАЛДЫ в печке. Что странным образом, в беготне, соцобязательствах и заседаниях, выстраивается потихоньку сложнейшая технология атомных корпусов и титановых подлодок. Что те, кто бестрепетно подворовывает инструмент на родном заводе, одновременно мастерят поверхности второго порядка буквально на коленке. Что отмирает одно, пытается возникнуть другое, а отмирание затягивается, ненужное гниет и воняет, а людей САМОСТОЯТЕЛЬНЫХ, способных гнильё отрезать и выкинуть, поизвели в этих землях достаточное количество. Но всё вокруг как-то движется, всё как-то работает, медленно, с хрипами и матами, но – работает. Самолёты делают и они летают. Корабли делают и они плавают. Поезда ходят, тепло в дома дотекает, прорывая иной раз трубы под асфальтом. Другими словами – нет абсурда! Когда говорят об абсурде, говорящие должны понимать, что абсурд, разрывы логики, если бы и имели место, то означали бы мгновенную смерть. Начиная с логики строения атомов, заканчивая людьми и их отношениями. Всё – абсолютно логично. Всё имеет свой источник происхождения, свою причину. Когда начнёшь смотреть не только на полупустые полки магазинов, но ещё и лет сто-двести попытаешься разглядеть в туманной нашей истории. Абсурдно только кладбище. Пойди, пойми, почему прерывается то, что лет семьдесят было абсолютно непрерывно.
Тогда я был молод и полон задора и праведного гнева. И потому, наверное, зацепила «Улитка» основательно. Пряталась на время. Уходила. И, вдруг, высовывалась в самый неподходящий момент, цепляла, раздражала, шевелилась. Когда повзрослел, спасало её от категорического отторжения (ну, согласитесь же – бред какой-то!) только осознание того, что написали её САМИ Стругацкие, а ещё – дальний, косвенный, опосредованный многоступенчато интеллигентский гул – самое гениальное! Самое – что ни на есть! Полузапрещённое!
Хорошая ещё блесна имелась у писателей в то благословенное время – ПОЛУЗАПРЕЩЁННАЯ! А то и вовсе – ЗАПРЕЩЁННАЯ. Сколько всяких и бессмыслиц, да и приличной пищи заглотили мы тогда на духу и при полном нашем удовольствии на эту блесну!
Да, уж!
*
Так что, надо поговорить.
И, ведь, начинать надо с «Беспокойства». С начала надо начинать. С того, с чего началось. Не правда ли?
Повесть «Беспокойство» – хорошая литература именно потому, что есть она – хорошая фантастика. Чистый жанр. При первом чтении она есть – серьёзная, вдумчивая, с проблемой непредсказуемости человеческого развития, фантастика.
Всё – где-то там. Другая Галактика, другое солнце, другая планета – Пандора. С тахоргами, заметьте. Неведомый, неудержимо живой Лес, который – жизнь ЧУЖАЯ, вертикально-отвесные, двухкилометровой высоты, скалы – островами над Лесом, База землян на одной из скал. Они изучают сверху НЕВЕДОМУЮ ЖИЗНЬ. Фантастика. Всё на своих местах. Законы жанра не нарушены. Декорации понятны. Нет смысла спрашивать, как попал туда философ Горбовский, откуда там маринованные миноги, какой СОЛЯРКОЙ-КЕРОСИНОМ заливают вертолёты и исследовательские танки. Законы жанра отсекают эти вопросы. Как-то эдак… Неважно…
Некоторые люди потому и не читают настоящую фантастику – не могут переступить повседневный здравый свой смысл. Не может такого быть, ежели всерьёз, чтоб чёрт знает, на чём долетели, энергию – из воздуха, и – сел КУДА-ТО, и сразу обратно же – дома. Потому и не читают. Поскольку не принимают такой огромной метафоры, как, например, МАРС Рея Бредбери. Поскольку не принимают этот жанр на стыке философии и поэзии – фантастику. Это, как говорил когда-то Борис Натанович, – не плохо и не хорошо. Это – ТАК.
(Прошу не путать фантастику с фэнтези-игрушками! Очень прошу! И Достоевский и Чейз писали детективы – помните?)
Повесть «Беспокойство» написана, как и всё у Стругацких, блестяще. Несколько фраз – и дивное совмещение людей и НЕВЕДОМОГО, упомянутых маринованных миног, инструкций и элементарной человеческой замотанности – с величественным пространством ЧЕГО-ТО ЭДАКОГО вокруг. Вокруг и внизу.
Болей в голове у Атоса Сидорова – и живого Леса, ЧУЖДОЙ ЖИЗНИ, лучшего из всего фантастического, что придумали Стругацкие.
«Он мне не нравится. Мне в нем всё не нравится, – говорит Горбовский об этом Лесе. – Как он пахнет, как он выглядит, какой он скользкий, какой он непостоянный. Какой он лживый и как он притворяется… Нет, скверный это лес, Тойво. Он ещё заговорит. Я знаю: он ещё заговорит».
Весь смысл, всю концепцию не только «Беспокойства», но и всего, пожалуй, цикла ПРОГРЕССОРСКИХ повестей своих, вложили Братья Стругацкие в уста этого обаятельнейшего и умнейшего интеллигента – Леонида Андреевича Горбовского:
«В том-то и дело, – сказал Горбовский. – Потому-то я здесь и сижу. Вы спрашиваете, чего я боюсь. Я не боюсь задач, которые ставит перед собой человечество, я боюсь задач, которые может поставить перед нами кто-нибудь другой… Человек – нежнейшее, трепетнейшее существо, его так легко обидеть, разочаровать, морально убить. У него же не только разум. У него так называемая душа. И то, что хорошо и легко для разума, то может оказаться роковым для души».
Вокруг этого плотного сгустка смысла и построена повесть, придуманы Скалы и Лес, «мертвяки», «гномики» и «бабы». Прекрасно придуманы. Всё на своём месте. Не зря её, эту повесть, решили Борис и Аркадий Натановичи всё-таки опубликовать однажды. Хорошо, ведь, написано! Чего, казалось бы, не оставить так?
А Великий Писатель не оставил.
А он резко зачеркнул однажды. Почему?
Мой вариант ответа:
Фантастику в ней перекосило. При всех её обязательных и прекрасно исполненных атрибутах. Читать второй раз её нельзя, поскольку понимаешь «На фронте южных земель в битву вступают новые…» – это не фантастика, это – реальность, и тогда – другие правила другого жанра.
«Правда, там не линия боев, конечно, а фронт борьбы за Разрыхление Почвы…» – это из другой оперы.
«Новые приемы заболачивания дают новые обширные места для покоя и нового передвижения на… Во всех деревнях… большие победы… усилия… новые отряды подруг… завтра и навсегда спокойствие и слияние…» – это убивает БОЛЬШУЮ МЕТАФОРУ едкой и подробнейшей конкретикой. Тогда возникает вопрос – откуда маринованные миноги?
«Беспокойство» это – фантастика? Да – фантастика. Жанр, надобный для ОБЩЕГО взгляда, БОЛЬШОЙ ПОЭТИЧЕСКОЙ МЕТАФОРЫ. Но сатирические вкладки – это реальные частности советской действительности, тщательно и талантливо укутанные в Лес, Болота, Тростники и Муравейники и от того – ещё более чужеродные. Из Леса далёкой Пандоры прёт Россией-матушкой советского разлива. Что, впрочем, вполне может быть приёмом, способом глянуть ВОТ ТАК. Но приёмом, уходящим в крокодильскую сатиру. Лишним становится само это название – «Пандора». Да и «тахорги» начинают способствовать совершенно ненужным поискам ассоциаций.
Колченог, Слухач, Кулак и Хромой – талантливые, но чересчур уж реальные, карикатуры на дурящих и косящих под ПРОСТОЙ НАРОД советских беготливых мужичков, пробивающихся в мёртво движущейся невесть куда структуре Советской Власти к местечкам укромным и сытным, где горшки сами растут, в Союзы, к примеру, Писателей-Художников, научившимся никогда не выдавать хитрости и смекалки своей чужакам, интеллигентам, номенклатуре нации, научившимися забалтывать их до умопомрачения, шерсть на носу.
Не забудьте: мы их видим глазами Атоса Сидорова. Чужака. Ушибленного. А какие они на самом деле, Колченоги эти, уж сообразите, коли дана прямая отсылка к нам, грешным.
И слова Горбовского на фоне Колченогов, вот эти слова: «Человек – нежнейшее, трепетнейшее существо, его так легко обидеть, разочаровать, морально убить. У него же не только разум. У него так называемая душа», превращаются во что-то странное, циничное невероятно. ЛЮДИ ЭТО – МЫ.
Как ни читай, а СРАБАТЫВАНИЕ текста произойдёт только после сопоставления с реалиями жизни твоей. Если, конечно, читаешь не как гоголевский Петрушка – ради удовольствия от необычных слов и их сочетаний. Впрочем, именно такое чтение одно время считалось особенно продвинутым. Но я оставался всю свою жизнь провинциалом – извините!
После первого, восторженного, прочтения «Беспокойства» именно оно, беспокойство овладело мною: А БАЗА тогда тут к чему, ежели Лес – это мы? Кто такие – эта самая БАЗА? Уж слишком наивно было бы серьёзного писателя подозревать в том, что интеллигенцию российско-советскую он считает инопланетянами. Посланцами Бога. Братья Стругацкие это – ВЕЛИКИЙ ПИСАТЕЛЬ. Писатель, который умеет видеть ВСЕХ в своей реальной ипостаси.
Чернявый Сименон, шофёр Алик, Курода, физик Марио Праттолини – они-то к чему тогда? Они, ведь, – такие же Колченоги, только БАЗОВЫЕ.
Разделение на Базу и Лес вызывает БЕСПОКОЙСТВО.
Всё начинало трещать по швам при повторном прочтении. Горбовский вводился прямо в реальность, изучал НАС, и становился крайне не симпатичным. Горбовский требовал объяснения. Отовсюду начинали торчать несообразности и жанровые нестыковки. Эту повесть нельзя было читать второй раз. И Великий Писатель зачеркнул её. Она была ДИСГАРМОНИЧНА. А хорошие писатели Борис Стругацкий и Аркадий Стругацкий вернули её. Она была хорошо написана. И имела все признаки прекрасной фантастики.
*
Однажды, давно, краем уха зацепил я фразу одного СУБ-ИНТЕЛЛИГЕНТА: «Вся экономика Советского Союза – это, когда долго-долго нагревают большой-пребольшой кусок железа, а потом бросают его в воду. И – по-новой!». Больше я такой фразы ни от одного СУБ-ИНТЕЛЛИГЕНТА не слышал. Процессы термообработки металла могут быть абсурдны на взгляд независимого мыслителя. Это, видимо, как-то дошло до умов.
Два интеллигента – Перец и Кандид – наблюдают какие-то сложные процессы, происходящие вокруг них, и ничего не понимают. Перец и его зеркальное отражение по ту сторону огромной метафоры – Кандид одинаково упорно рвутся в Зазеркалье, в мир, которого нет, в мир, который создан их воспалённым воображением. Они пробиваются к ПОДЛИННОЙ ЖИЗНИ, к тому, что влекло неудержимо всегда, во все времена, российского интеллигента. Рвутся, не замечая той жизни, что – вокруг, той жизни, которая – ПОДЛИННАЯ, но сложна им невероятно и, может быть, поэтому кажется им абсурдной. Жизнь, которую по наивности и обычному, воспарённому над пошлостью, духовидчеству воспринимают они странно, изломанно и карикатурно очень часто. Не замечая того, как остроумно и добродушно подшучивают над ними ПРОСТЫЕ ЛЮДИ. Одно собрание актива в грузовике чего стоит!
Вы заметили, что Лес у Кандида и Переца – разный? Один и тот же, вроде бы, по сюжету, но – разный.
Перец добирается-таки до Леса, который странен и страшен. И в котором нет ничего, по сути, фантастического. Гномики-споры… Воронка, сожравшая мотоцикл… Глухо!
Кандид живёт в странном, разбухающем, меняющемся мире, где всё, включая людей, имеет растительное происхождение. И из которого нет выхода. С этого намёка на СОВСЕМ НЕ ТО начинаются в «Улитке» нити к реальной, очень реальной жизни.
Заметьте, в отличие от «Беспокойства», в «Улитке» ЛЕСНЫЕ жители именно таковы – не совсем люди, растения. Просто потому, что, в отличие от «Беспокойства», «Улитка» уже населена карикатурами – в Управлении. Наличие в повести Управления вместо Базы, меняет колченогов радикально. Они – не те.
Когда Братья Стругацкие переименовали БАЗУ в УПРАВЛЕНИЕ, фантастика, как вы понимаете, закончилась. УПРАВЛЕНИЕ не может быть на Пандоре, потому что сразу возникает вопрос: «А на Земле тогда – что?» И другой вопрос: «А кому надо фотонными звездолётами модели «Тахмасиб» перебрасывать на Пандору бюрократов с их папками и скрепками? И третий, и четвёртый вопросы. Те вопросы, которые по законам жанра не возникают в фантастике. Нету в «Улитке» никакой Пандоры – и никто там не упоминает Пандору, тахоргов и прочее, надобное в ТОМ жанре. И нету никакой ИНОЙ земли, кроме России-матушки в облике Советского Союза. Потому что есть УПРАВЛЕНИЕ. Нечто, невозможное где-нибудь, кроме НАС.. Назовите его ГЛАВКом, КОМИТЕТОМ, наконец – ИДЕОЛОГИЧЕСКИМ ОТДЕЛОМ. А ещё лучше (и ближе к тексту – чудовищно разросшейся и строго отделённой от жизни ШАРАШКОЙ). И сразу всё тогда начинает обретать иную, СВОЮ, форму. Уже нельзя сказать, что вода и электричество появляются ПРОСТО ТАК, как маринованные миноги в «Беспокойстве». И начинают образовываться где-то по бокам повествования дороги, линии электропередач, подстанции, теплоцентрали, шлагбаумы у переездов, водозаборы и водосбросы, совхозы с полями, засеянными морковкой, куда посылают инженеров на прополку, овощные базы с гниющими помидорами, городишки, деревеньки, цементные заводишки и строительно-монтажные управления. Появляется всё-то, о чём не обязательно писать, но что обязательно должно присутствовать, невидимо заполняя дыры и пропуски в повествовании. Всё то, что Перец так и не увидел по дороге в Управление – только поля, только поля. А, стало быть, появляется разумная, осмысленная жизнь вокруг сумасшедшего дома, названного Управлением. И появляется личность, которая ничего этого вокруг не видит. Честно и осознанно не видит, ввиду того, что это НЕИНТЕРЕСНО.
И совершенно закономерно возникает вопрос: А ГДЕ ТОГДА, СОБСТВЕННО, НАХОДИТСЯ КАНДИД. Почему он не может выбраться из этого Леса? Если это – лес? Почему не может он увидеть двухкилометровые скалы, где должно торчать его чаемое Управление?
Микробиолог Кандид проваливается в Ад, названный Лесом. Лес – настоящий ад для него, там нет для него дела, он там не понимает смысла происходящего. Кандид мечтает вернуться в Настоящую Жизнь. Понятно, что он мечтает вернуться в Управление. Мы, ведь, читаем «Улитку на склоне»? Правда? В свою шарашку он хочет. Обратно. К своей работе. К своему микроскопу. К своим друзьям и недругам. Мечтает вернуться в Рай. Который Перец считает сумасшедшим домом. И – не может. Нету туда пути. Все пути, как я догадываюсь, для Кандида ведут обратно – в деревню-желудок, в муравейник колченогов, которые очень похожи на людей. Очень похожи. Но рядом в повести – напротив непосредственно – торчит Управление. Люди – там. И странное это место, куда попал Кандид, – именно та странность из фирменных СТРУГАЦКИХ странностей, которые наделяют их повести жутковатой и неистребимой жизнью. Что-то здесь не так. Ну, не так что-то здесь. Совсем, как в настоящей жизни.
Филолог и лингвист (читай – писатель) Перец попадает в Управление для того, чтобы осуществить свою мечту – увидеть, наконец, НЕЧТО ПОДЛИННОЕ, НАСТОЯЩУЮ ЖИЗНЬ.
НЕЧТО ПОДЛИННОЕ, которое есть – тот самый Лес. Но в Лес (в Подлинную Жизнь) писателей пускают по пропускам, там – станции прямого изучения под микроскопом для тех, кто умеет пользоваться микроскопом. В Управлении – контроль, секретарши, бессмыслица, белиберда оперативок по телефонам, кефир в столовой и бутылки из-под бренди под столиками.
– Нет! – воскликнет мой оппонент. – Перец попадает в Советский Союз! Управление – это такая КАФКИАНСКАЯ метафора, сатирический и очень талантливо написанный образ Советского Союза! И Кандид попадает в Советский Союз! Лес – это такая АНТИ-КАФКИАНСКАЯ метафора, сатирический и очень талантливо написанный ЕЩЁ ОДИН образ Советского Союза! И люди в Управлении одинаковы с людьми в Лесу. Они одинаково, а, вернее, по разному, бессмысленны.
Можно. Можно сказать и так. Я сам думал примерно так же, когда был молод. Ещё раз повторюсь – либо мы оставляем «Улитку» в прошлом, на покой и медленное забвение, либо, подобно мне, тянем её всю жизнь за собой.
Кафка писал о сумасшедших в сумасшедших домах. О тех несчастных, которые не могут найти выхода из комнаты (замка, пространства). О тех, кого (по этой причине) кормят, поят, одевают невидимые по тексту, вполне нормальные и весьма многочисленные, санитары. Сколько может жить сумасшедший дом без окружающего его по периметру нормального мира?
Кафка не задавался целью ОБВИНИТЬ РЕЖИМ. Не было у Кафки ПРЕСТУПНОГО РЕЖИМА, не интересовал Кафку РЕЖИМ. Кафка, как и Булгаков, как и, по моему мнению, Братья Стругацкие пренебрегали временным и недостоверным. Писатели пишут о главном. Фельетонисты пишут о повседневном. Так мне почему-то кажется.
Понимаете, господа, я, ведь, был некоторое время тем самым ПЕРЕЦОМ. Я некоторое время видел окружающий меня мир именно так – бессмысленным бардаком с зарплатой и авансом каждый месяц. Видел его так, пока был ДИЛЕТАНТОМ. А кто такой этот симпатичнейший, интеллигентнейший, всеми любимый Перец?
Интеллигент – воинствующий дилетант! Абсолютный философствующий дилетант, который путается под ногами у работников и первого отдела… виноват!.. у Домарощинеров, с которым, честно говоря, неизвестно что делать, которого неизвестно кто ПРИСЛАЛ. Ну не сам же он прорвался туда, где все по пропускам, хотя и – вполне наплевательски.
Посему и выросла вместе со мной эта повесть. А, может быть, вместе с нею вырос я. Может быть, так сказать будет вернее.
– Правильно! – воскликнет другой мой оппонент. – Она о людях, об этих СОВКАХ, об ЭТОЙ ПРОТОПЛАЗМЕ, что населяет территорию проклятущей страны! Этой чёрной дыры мироздания!
Вот этим как раз оппонентам я и отвечать не буду. Поскольку вижу их отсюда совершенно неотличимыми и от себя, и от соседей своих, и от тех, с кем работал и работаю, и от всех прочих, кои – ПРОТОПЛАЗМА. Одно им отвечу: «Мелкая ваша гордыня, господа, выделение себя в особый подвид приматов, ни на чём не основаны».
*
А вы помните ещё Советский Союз? Или позабыли его напрочь? Великих Писателей, мне думается, стоит читать не бегом, а – оглядчиво и нескоро, в больших пространствах, где умещается многое. В том числе и реальная история.
Когда-то, давным-давно, в самом начале прошлого века, упорная столетняя борьба ПЕРЕДОВОЙ ОБЩЕСТВЕННОСТИ с ПРОГНИВШИМ царским режимом, привела к тому, что РЕЖИМ, на радость всем воинствующим дилетантам, умер. И Россия начала исчезать, и, скорее всего, исчезла бы в скором времени, поскольку ПЕРЕДОВАЯ ОБЩЕСТВЕННОСТЬ в управлении страной показала себя во всей красе – показала себя импотентами. Да нашлись в России отчаянные люди. Очень образованные, очень хорошо пишущие и говорящие, умеющие работать и со статистикой, и с револьверами, и с прокламациями, Люди, которых я бы назвал дельной, наиболее развитой и честной, частью российской интеллигенции. Впитавшие в себя идеи интеллигенции, но не желавшие ныть и рефлексировать, а взявшиеся как есть воплотить эти идеи в реальности. И они взяли власть и воплотили. Воплотили строго то, о чём думала и страдала интеллигенция – режим справедливости. Кто не работает, тот не ест. Прибавочная стоимость – незаконная прибыль капиталиста. Купцы и промышленники – хищники. Простой народ – страдающая субстанция. Собственность – зло.
И построили государство нового типа, в котором все ОБЯЗАНЫ были трудиться для ПОСТРОЕНИЯ РАЯ НА ЗЕМЛЕ. Это было действительно – государство нового типа. Полностью искусственное. В котором каждое движение экономики должно было быть по плану. По великому плану ПОСТРОЕНИЯ РАЯ НА ЗЕМЛЕ. По ВЕЛИКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ ИДЕЕ, ныне оплёванной и преданной презрению. Потому что сам собой, естественным путём, рай на земле возникнуть принципиально не сможет. Люди не дадут.
Представьте себе, что у вас не работают безусловные и условные рефлексы. Представьте, что вся ваша жизнь должна осуществляться только через ваш мозг. Вам надо давать команду лёгким – вдох, теперь – выдох, вдох-выдох. Что вам надо контролировать ноги, руки, пальцы, каждый миг говорить себе: правой ногой вперёд, теперь – левой, рукой этой – вперёд (не упасть!), туда взглянуть, сморгнуть, прищуриться, отмахнуться… Представили?
Большевики построили именно такое государство – полный механизм.
Который работал некоторое время очень серьёзно и продуктивно, уничтожая и калеча огромное количество живых, грешных и алогичных людей. И который совершенно закономерно начал останавливаться, когда прекратили его подпитывать энергией страха. Так я думаю.
И остановился совсем, продолжая громыхать, производить удивительные вещи, воевать – но остановился. Мы называли это время ЗАСТОЕМ. Мы придумывали красивые названия: ОТТЕПЕЛЬ, ЗАСТОЙ, мы ругали на чём свет стоит своё государство. Но мы, помнится, совсем не видели нашей несчастной искалеченной страны внутри этого механизма, у которой, что ни двадцать лет, то два поколения молодых, умных, честных выметало то войной, то чисткой, то ещё чем-нибудь не менее кровавым. В которую глубоко и надолго вогнали безумные свои идеи те, кто владеет словом виртуозно и теперь ненавидит свою страну искренне и мерзко – ненавидит именно поэтому, из глубоко спрятанного осознания собственной вины за несколько подряд катастроф. Мы и знать не хотели, каково это ИНВАЛИДУ работать, недоедать, думать. Что великий этот ИНВАЛИД не смешон, когда дурит или пьёт – он страшен.
Но мы, живые люди, в этом остановившемся механизме продолжали жить, натыкаясь на его тяжёлые шарниры, перегородки, шестерённые привода. Мы были внутри этого механизма. Его абсолютная логичность, и абсолютно логичная остановка были для нас – абсурдом. Из тех времён пришла к нам «Улитка».
*
«Улитка» написана про двух ИНТЕЛЛИГЕНТОВ. «Улитка» написана про то, что они видят и чувствуют.
Был такой у нас символ – ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ, и по сейчас он жив.
Этот СИМВОЛ, впереди прочих всех символов и качался над воинством крестоносцев, раздербанивших тогда, в девяностых, в очередной раз нашу с вами (уж, какую есть!) ВИЗАНТИЮ – Советский Союз тире Российскую империю. Тот самый механизм, то самое государство перезревшее, старообразное, бюрократическое до последнего шага, остановившееся – настаиваю, но – мощное и внушающее. И сильно внушающее. До массовой паники и выбрасывании из окон с криком «Русские идут!» в Самом Оплоте Демократии. Тем же, кто уже сейчас, со слов квази-гуманитариев, верит в отсталость промышленности и науки Союза, рекомендую тщательнее изучить этот материал – промышленность, инженерия и наука Страны Советов. Из настоящих источников. Очень там интересно! ИНВАЛИД работал очень продуктивно, хотя и затратно весьма.
До сих пор некоторые российские промышленные технологии того времени не могут повторить нигде.
УЛИТКА ПЕРЕПОЛЗЛА В НАШЕ ВРЕМЯ – таков мой посыл. Не начать ли нам вместе описывать сумасшедший дом под названием ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ РЕФОРМЫ В РОССИИ.
Сейчас категорически запрещено вспоминать о содержании тех самых гайдарово-чубайсовых реформ в очередной раз искровянивших общество. Запрещено категорически Передовой Общественностью. СУБ-ИНТЕЛЛИГЕНТАМИ. Их, реформ, смысл и суть прячутся тщательно, заговаривается этот смысл (борьба-де с голодом и коммунистами!), умыкается он от рассмотрения, и по простой довольно причине – народ наконец-то понял, что такое реальная экономика и деньги. В отличие от того народа, который жил во времена Смуты. Жил в том ещё, в первом, Управлении.
А содержание первичного экономического пакета реформ Великого Интеллигента Гайдара Е.Т. очень незамысловато. Вот оно: тысячепроцентная годовая инфляция – раз; сохранение советского налога на прибыль – два; на первом этапе реформ отсутствие ответственности за просрочку платежей – три. Пару-тройку лет всего!
Вот, теперь, сообразите, каких результатов ожидали реформаторы, даже, если предположить, что они ни уха, ни рыла в экономике, а просто – здоровые люди.
Справка.
Большевики победили НЭП не репрессиями, а введением АБСУРДНЫХ налогов, а потом уже – репрессиями за неуплату. Егор Тимурович Гайдар, как заместитель главного редактора журнала «Коммунист», органа непосредственно ЦК КПСС, непременно знал эту героическую историю – победу над Новой Экономической Политикой двадцатых годов. Егор Тимурович, пока не стал реформатором и Великим Интеллигентом, был НОМЕНКЛАТУРОЙ ЦК, проверенным и перепроверенным товарищем, верным ленинцем.
(Вспоминаем Управление и поражаемся тому, как жизнь умеет строить сюжеты – гораздо более масштабно, нежели многие писатели)
Налог на прибыль в Советском Союзе со времён уничтожения НЭПа составлял 60-70% от прибыли. Прибавьте сюда все прочие налоги. А государственную собственность и существенные доходы граждан помимо самой зарплаты (образование, здоровье, квартиры и коммуналку) большевики поставили на ФОНДЫ. Другие деньги. Безналоговые. Компенсирующие абсурдный налог. У частника не оставалось никаких лазеек в жизнь. Он, лишённый фондов, должен был или ДОПЛАЧИВАТЬ государству за свою работу или исчезнуть. Всё было АБСОЛЮТНО ЛОГИЧНО.
Отдельная песня – кооперативы. Они могли и 2% платить налога, но при очень маленькой прибыли. А могли – и 90%. Когда сильно зарывались.
А Гайдар взял, и отменил фонды. А абсурдные налоги оставил. «И, прошу вас, не поддаваться искушению уменьшить налоги!» – в памяти моей до сих пор хранится это интеллигентное выступление Егора Тимуровича на каком-то заседании Верховного Совета.
Сейчас, когда россияне научились маленько работать с налоговыми инспекциями, они-то, конечно, вытаращатся в изумлении – когда суммарный налог превышает прибыль, при тысячепроцентной инфляции, да без ответственности за платежи, это – как? Шутка такая? Это же – остановка любой работы. Тотальная. Всеобщая. Полная. И мгновенная.
Так, ведь, и в те времена люди ПРОСТЫЕ не находили слов. Только – мат. Те, которые ту самую экономику крутили-двигали, кряхтели на своих ШАРАШКАХ.
Уж и не говорю о тех, отчаянных, которые при Горбачёве вложились в кооперативчики. Они должны были дать очень обильную поросль МАЛОГО БИЗНЕСА, чистого частного предпринимательства. Вы будете смеяться – раза два они появлялись. Гибли и снова появлялись. И разорялись тут же. Упорные у нас люди!
Пока не истребил их Гайдар под корень.
А, ведь, начинали реформаторы с того, что говорили: «Сырьё будет инвестировать реформы». Догоняете? Естественный ход мыслей предполагал, что в тяжёлой переходной ситуации налоги будут минимальны, а то и вовсе – нулевые, а государство некоторое время будет на иждивении сырьевых производств
И вот тут-то и выдвигался на первые позиции главный СВЯТОЙ СИМВОЛ нашей страны – интеллигенты.
Во-первых, Великим Интеллигентом был объявлен сам Егор Тимурович. Он был родственником аж трёх писателей и умел вставлять в свою речь словцо «отнюдь».
(Вспоминаем «Улитку»)
Во-вторых, его вкупе с Чубайсом и Ковалёвым публично, по радио «Свобода», назвал в числе трёх самых порядочных людей России САМ Борис Шалвович Окуджава.
Справка.
Чубайс – это тот, который организовал ту самую приватизацию, когда первые два года никаких доходных активов в открытые торги не пустили, а распределяли их ПО СВОИМ. Оставляя нам, простым, сельхозтехники и мостоотряды. Ту самую, когда УПРАВЛЕНИЕ Газпрома приватизировало свой офис, а получило месторождения, газопроводы и станции.
Ковалёв – это тот, который в период массовых нарушений прав человека в России, по его словам, наблюдал за соблюдением прав человека в Молдавии, а потом очень внимательно обходил своим правозащитным взглядом права русских в Ичкерии.
Ну, да – ладно.
В-третьих, все остальные писатели, актёры, музыканты и режиссёры объявили о том, что подобные РЕФОРМЫ – путь к торжеству частной собственности, к рыночной экономике и процветанию. Более того – высшая номенклатура интеллигенции, сорок два подписанта, призвали уничтожить Верховный Совет, засомневавшийся в пути, одобренном интеллигентами, обозвав его, как принято, «фашистским». Слава Богу, не отметился в этом позорном списке Борис Натанович – слава Богу! Единственный ЧЕСТНО ИЗБРАННЫЙ парламент России, пытавшийся не согласиться с убийством страны, был расстрелян из танков.
Всё это вспоминается сейчас, как дурно поставленная комедия. Да только развалины страны, которыми не устают попрекать нас нынешние последователи Великих Интеллигентов, к смеху не располагают.
У России тогда появился шанс. Хороший шанс. Люди на какое-то время стали честными и деятельными. Произошёл пассионарный толчок этноса, как сказал бы Лев Гумилёв.
Людям тут же доказали, что честный труд разорителен и разорителен моментально, а хоть в чём-то честные депутаты могут быть расстреляны из танков.
Ну, а раз объявили Гайдара ИНТЕЛЛИГЕНТОМ, да весь остальной ЦВЕТ НАЦИИ горой встал, то общественная и личная непорядочность Великого стала величиной недоказуемой. Егор Тимурович по совместительству со своим премьерством работал в собственной финансовой корпорации «ОЛБИ-КАПИТАЛ». Мыл бабло на своих же реформах. Законов у нас тогда не было на эту тему, но по меркам ЕВРОПЫ (Святой, однако, Символ!) такое совместительство означало крайнюю личную непорядочность совместителя. Да и враньё о том, что убийство работающей экономики – это шоковая терапия, не делает чести, на мой взгляд, никому. Ну, а уж гайдаровский лозунг «Сначала дикое перераспределение, а потом капиталы заработают», это уж – знаете!.. Прямо – ленинский какой-то лозунг, согласитесь! «Грабь общее, а потом – разберёмся». Они действительно заработали, дико перераспределённые капиталы. В офшорах только, на кипрах-фолклендах, в таинственных банковских городках неведомых островов.
(Вспоминаем «Улитку»)
Единственный раз, когда я, инженер и рисовальщик по совместительству, был в 95 году в гостях у Бориса Натановича Стругацкого по мелкому иллюстраторскому делу, зацепился я там своим грешным языком за гайдаровские реформы. Сказал я про налоги, инфляцию и просрочку платежей. И про моментальную гибель не только частного предпринимательства, но и экономики в целом.
Борис Натанович тогда величественно, кратко и сухо ответил мне (дословно): «Андрей, Вы порете ересь!» И прекратил разговор. И я на него втихую обиделся тогда, хотя и был он одним из когорты ВЕЛИКИХ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ. Тогда-то, видимо, червь сомнения и начал свою разрушительную работу в неинтеллигентной моей душе. Наверное, тогда я начал понимать, что Великие просто, без всякий затей особенных, не понимают жизнь, просто и честно не знают жизненной ЭЛЕМЕНТАРЩИНЫ. Они – дилетанты. Зная высшие гармоники духовной жизни досконально и симфонически, когда они – писатели, а не пастыри народов. А мы, внимающие, пока ещё не стали полноценными людьми, ежели, раскрыв рот, слушаем о земных проблемах от тех, кто отгорожен от оных профессионально. Для работы с другими категориями информации – отгорожен. А не берём от них только то, что они способны дать – их метафоры. И не понимаем, что ТЩЕСЛАВИЕ присуще всем без исключения людям.
Вот этому-то пониманию и должно видимо было препятствовать введение в жизнь категории ВЫСШИХ ЛЮДЕЙ – интеллигентов. Тех – кто ИСКЛЮЧЕНИЕ.
За те же рассуждения в тусовке фантастов я прослыл, помнится, КОММУНО-ФАШИСТОМ. Бытовало такое словцо. «Андрей, а ты не коммуно-фашист?» – меня там однажды спросили.
Голод тогда возник нешуточный. Продукты, естественно, исчезли, коли продажа их грозила тем, что налоги перекроют прибыль. Да и просто – запрещали реформаторы. Возили к нам, в пригород Питерский кое-какие продукты белорусы. Прямо на грузовиках привозили. Батька не был врагом своих подданных. И жаловались, что другой Великий Интеллигент – Собчак не пускает их в Город. Не пускает – и всё тут. Собчаку принадлежала, помимо кое-каких игорных домов, ещё и сеть универсамов, помнится… в дополнение к его МЭРСКОЙ государственной должности (вспоминаем Святой Символ – Европу и тамошние признаки крайней непорядочности). В Москве, говорят, Гаврила Попов теми же делами занимался.
Крестоносцы были свои. Советская власть, Великий этот Механизм, воспитала мощнейший слой мерзавцев в залежах своих номенклатурных. Все ходорковские-хакамады-чубайсы-гайдары-абрамовичи, все они без исключения – выкормыши Ленинского Комсомола и Идеологического Отдела ЦК. Все они – секретари, преподаватели соц-полит-экономии, а когда и писали про себя «физик», «историк», то понимать это надо было – секретарь комсомола физического института или преподаватель ист-парта.
Крестоносцы были свои, но ПАПА был, разумеется, настоящий. Оттуда. Экономический советник Гайдара, Джефри Сакс, добросовестно выполнил свой патриотический долг – сделал всё для уничтожения самого опасного конкурента СВОЕГО ОТЕЧЕСТВА. Правда, потом, когда необратимость процесса деградации была гарантирована, видимо во имя спасения своего реноме, оный Джефри в 2000 году написал о гайдаровском уничтожении России: «Это была не шоковая терапия. Это была злостная, предумышленная, хорошо продуманная акция, имеющая своей целью широкомасштабное перераспределение богатств в интересах узкого круга людей».
Кто тогда не пустил к нам Василия Леонтьева? Он уже готовился, он уже работал по России. Василий Леонтьев – первый экономист мира. Американец. Говоривший, что экономика России уже имеет руль (государственное управление), не достаёт ей только парусов (конкуренции).
Вам не хочется вернуться к повести Братьев Стругацких «Улитка на склоне»? Вам не хочется взглянуть глазами героев этой повести на РЕФОРМУ УПРАВЛЕНИЯ и приход к власти в Лесу БАБ?
А, ведь, УЛИТКА переползла в Смуту. Она никуда не делась. И ничего КАФКИАНСКОГО в повести не осталось – вы не заметили? Абсолютная логика с некоторыми пропусками, лакунами в пространстве и времени для того, чтобы дать возможность поработать мозгами ещё и читателю.
И можно было бы при желании назвать СУМАСШЕДШИМ ДОМОМ все эти события, если бы не называлось это гораздо точнее другим словом – ВОЙНА НА УНИЧТОЖЕНИЕ.
*
Но я буду утверждать, что писатель «Братья Стругацкие» – ВЕЛИКИЙ ПИСАТЕЛЬ.
«Улитка» заканчивается тем, что НЕВЕСТЬ КТО назначает ИНТЕЛЛИГЕНТА директором Управления. И ИНТЕЛЛИГЕНТ возбуждается. Начинает работать. Начинает ИСКОРЕНЯТЬ. По началу – приказом САМОИСКОРЕНИТЬСЯ ГРУППЕ ИСКОРЕНЕНИЯ.
Интеллигент начинает спасать СУМАСШЕДШИХ.
Давайте вспомним: кто считает сумасшедшими ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ.
Давайте вспомним, что мы до сих пор так и не узнали, кто назначил ДИРЕКТОРАМИ всю эту гайдаро-чубайсову публику.
«Улитка» заканчивается тем, что интеллигент Кандид находит смысл существования в порче ЧУЖОГО ОБОРУДОВАНИЯ нелегитимным ланцетом.
А вы помните, как милейший Домарощинер волновался и протестовал, когда при нём сказано было, что Кандид погиб. Домарощинеры, знаете ли, существа вышколенные. Они всегда что-то знают, но врать глубоко и убеждённо не могут – ТАМ не поймут. Маленькая странность этой повести выросла на моём ЧЕРДАКЕ в некоторую догадку.
Вы помните другую МАЛЕНЬКУЮ странность «Улитки» – у Переца и Кандида Лес разный.
Я думаю, исходя из этой и из той странности, что однажды Кандид очнётся всё-таки и обнаружит в руке не ланцет, а скрученную карандашиком бумажку, очередной мертвяк окажется равнодушной плечистой личностью в халате, стоящей у двери, а горшки с грибницей – алюминиевыми мисочками с пюре и котлетами.
Сумасшествие, как и сны наши, даётся по грехам нашим. Тот, кто считал ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ растениями, туда, к ним, и попал.
Великий Писатель бесстрашно написал о том, какими видит интеллигент нас с вами – придурками. Какими видит интеллигент наш с вами изуродованный, перекрученный, но оживающий упрямо после очередной войны на уничтожение мир – сумасшедшим домом. Великий Писатель бесстрашно написал о том, каков он сам – интеллигент. Умный, обаятельный, жалеющий придурков, прекрасно играющий в шахматы – и ничего не понимающий в самой обыкновенной жизни. Бесстрашно, поскольку заглянул в души своих литературных негров. Одного и другого.
Каким-то неведомым способом угадал этот писатель нечто страшное В КОНЦЕ. Угадал из того, чем располагал. А располагал только он раздражением, переходящим в ненависть ко всему окружающему, своих негров. И ещё их совместным великим литературным даром.
Героини испанских преданий
Умирали, любя,
Без укоров, без слез, без рыданий.
Мы же детски боимся страданий
И умеем лишь плакать, любя.
Пышность замков, разгульность охоты,
Испытанья тюрьмы, -
Все нас манит, но спросят нас: "Кто ты?"
Мы согнать не сумеем дремоты
И сказать не сумеем, кто мы.
Мы все книги подряд, все напевы!
Потому на заре
Детский грех непонятен нам Евы.
Потому, как испанские девы,
Мы не гибнем, любя, на костре.
1918
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
