Луч солнца нахально проник в комнату и нырнул вглубь шкафа, открытого нараспашку. Катюшка вертелась перед зеркалом в красном коктейльном платье, подставляя лучу самые эффектные, на ее взгляд, места. Выгнула спину, повернулась в профиль, выставила стройную ножку, обутую в черную туфельку на шпильке, сдула со лба пышную светлую челочку. Ах! Все умрут от зависти у Светульки на свадьбе. И сама невеста первая.
В свои двадцать девять Катюшка чувствовала себя на девятнадцать, что заметно отражалось в ее глазах – открытых в мир так же широко, как дверцы ее шкафа, набитого модными нарядами. Работая секретарем в суде, она ежедневно покоряла взгляды солидных и большей частью семейных судей вместе с их помощниками. И при всем при этом она мечтала о невообразимом мужчине всей жизни. Катюшка ждала его с чувством и основательной подготовкой: научилась готовить, шить, рисовать по шелку, играла на скрипке и недавно даже пошла на курсы французского. Принцесса должна быть достойной ожидаемого принца.
Школьная подруга Светулька во всем и всегда подражала Катюшке. И всегда была во всем второй. Катюшка была мисс класса, подруга – вице-мисс. Катюшка победила в олимпиаде по истории, подруга – заняла второе место. У Катюшки в восьмом классе появился парень, у подруги – в девятом. И тут вдруг система сломалась. Дала неожиданный сбой. Светулька собралась замуж раньше Катюшки. Что делать? Как жить дальше после столь подлого виража судьбы? Катюшка чувствовала себя обманутой и брошенной. Подруга младше на пол года, у нее нет талии и конопушки даже на плечах! Почему она первая?
Конечно, хорошей подруге нужно бы порадоваться, поздравить и пожелать счастья… А Катюшку разрывало на части. Она готовилась быть самой умопомрачительной гостьей, собиралась затмить красотой недостойную выскочку. Да и какое счастье может ждать Светульку с этим облезлым женхом? Катюшке категорически не понравился Валера. Разведенный, да еще работа какая-то невнятная – фри-лансер. Жить толком негде, на что – пока тоже под вопросом. Нет, Катюшка бы никогда не вышла за такого рыхлого во всех отношениях кандидата в мешковатом сером костюмчике. Никогда! Ее выбор будет выверен на все сто.
К назначенному времени в погожий субботний денек прикатили Светулькины родственники со всех краев страны. Народу собралось у загса десятка три. Автобус, лимузин, чайные розы по капоту. Все как положено. И регистрация состоялась как принято торжественно и со слезами счастья на глазах. Дородная дама в белом пиджаке и синей юбке гофре обильно накрашенными темно-бордовыми губами помпезно поздравила молодых и разрешила им скрепить союз поцелуем. То ли крепкий союз поцелуем, то ли союз крепким поцелуем, - Катюшка не расслышала. Она всем сердцем устремилась к центру событий и жадно смотрела на раскрасневшуюся от радости Светульку, на ее пышное рюшечное платье с глубоким декольте, на жениха, прильнувшего к новоиспеченной жене в порыве чувств. Букет розовых роз трепетал в Катюшкиных объятиях и тоже слегка подрагивал. Он будто бы готовился нырнуть в потоки чужого счастья, оставив ее в одиночестве на берегу – скалистом и холодном.
- Ну все, ну все, ну все, - шептала Светулька, закатывая то и дело глаза, чтобы не заплакать. Она по очереди обнимала всех вручавших букеты, послушно подставляя напудренную щечку. Аккуратный макияж ей еще понадобится в ресторане. Но как тут было его беречь, когда родные желали и целовали, целовали и обнимали без конца. И все плакали.
- Светулька! Поздравляю! – задыхаясь в водовороте гостей, выговорила Катюшка и вручила мужу Светы букет. Руки невесты были заняты воздушным произведением свадебного искусства – букетиком из мелких кремовых розочек, похожим на сладкое безе. Шуршащие подношения гостей собирал в охапку Валера.
- Катюшка, спасибо, родная! Спасибо, - Света бросилась к подруге. Сама ее обняла, забыв о декольте, которое тоже нужно было беречь, чуть не помяв сладкий букет невесты, и наступив на ногу мужу, - Катюшка моя дорогая, ты прости, что я первая, я бы никогда. Ты же знаешь. Ты у нас самая-самая, я всегда за тобой. Но Валерка, я его так обожаю, он такой! В общем, вот, Катюшка. Держи, ты обязательно найдешь себе такого же, будешь тоже счастлива! Держи!
Света насильно впихнула в руки Катюшке свой шедевр из кремовых розочек, вместо того, чтобы бросить в толпу! Поцеловала ее и скрылась в водовороте гостей, едва успев ухватить за рукав пиджака расплющенного тяжестью букетов Валеру. Катюшка отошла в сторонку, с трудом нашла лестницу. Тыкаясь во все углы, словно ослепла. Цокая модными шпильками по мрамору, спустилась вниз в холл дворца бракосочетаний, где уже вовсю пили шампанское и били на счастье бокалы, обсыпали молодых пшеницей и орали «Горько!» Катюшка сжимала в руках символ чужого счастья и пыталась не заплакать. Она глянула в зеркальную, сверкающую золотыми люстрами стену на поникшую тонкую фигурку в красном коктейльном платье и ей показалось, что подруга и правда сумела разглядеть что-то удивительное и ценное в своем Валерке. Такого серьезного и надежного Катюшке не встретить уже никогда…
***
Со временем Катюшка успокоилась: со счастьем чужим смирилась, своего ждать перестала. Общались все реже. Светульке было не до подруг. Одиночество приносило Катюшке ощущение стабильности. Она смотрела со стороны на всю эту семейную катавасию и все больше разочаровывалась. “Зачем нужно возводить такой сложный дом, если он в любой момент рухнет?” - недоумевала она, - “И в любой момент вся жизнь, построенная на вере в счастье, полетит карточным домиком в тартарары.” Она поступила в финансовый и бросилась на тренинги личностного роста познавать мир психологии.
Тем временем у Светы с Валерой родился Петька - пухленький и розовощекий крепыш. Когда встал вопрос крестин, сразу вспомнили про Катюшку, звонок подруги застал ее на зачете по финансовому праву.
- Родная, привет! Так давно не слышала тебя. Прости, совсем не… - начала тараторить в трубку Светуська.
- Тщщ, Подожди. Не могу сейчас. Перезвоню. - Катя нажала отбой и ринулась в бой с зачеткой в руках…
Так Катюшка неожиданно получила от судьбы возможность понаблюдать из зрительного зала за семейной идиллией, завернутой коконом вокруг чудесного ребенка. Родители ворковали над ним, обсуждали, как поел, кому улыбался. Валера светился счастьем, гордясь женой и сыном. Света хлопотала над сыночком, качала, поправляла пеленки, гладила щечку, переодевала и проверяла, не вспотел ли. Катюшка снова почувствовала укол в сердце: почему одним все, а другим нет? Почему все сладкое Свете, а все пресное - ей - Катюшке? Но тут ее отвлек Валера. Неожиданно подошел сзади, приобнял за плечи и громко игриво объявил: “А вот и наша крестная мамуля! Все в кафе! Будем ножки обмывать!” Сказал и подтолкнул ее слегка к Свете. Катюшка вся затрепетала от этого прикосновения. Странно, какой он сильный и уверенный. А с виду рыхловатый, совсем не спортивный. Смутившись, она, так и бросилась к крестнику. А тот вовсю сосал бутылку, проголодавшись за время крещения как настоящий мужичок. Светуська мурлыкала ему что-то нежное, подкачивала на руках, баюкала.
Летнее кафе в центре города ожидало гостей. Юная официантка с вычурным пирсингом в носу и бровях суетилась над накрытым столом, расставляя напитки. Гости заполняли помещение, предвкушая шашлык. Аромат уличного гриля сбивал с ног даже самых привередливых мясных гурманов. Одним из них был Валера.
- Так, так, рассаживаемся, не торопимся! Шашлычок-то каков! Чувствуете аромат? Вот. Я лично выбирал, сам проверял. Здесь поработал настоящий мясной гуру! - радостно приняв на себя роль хозяина торжества, покрикивал на гостей Светин муж.
- Ладно тебе командовать. Все сами рассядутся, что суетишься? Садись давай. Вот, место есть рядом с Виталиком! Прямо напротив Катюшки! - сетовала уставшая и раскрасневшаяся Света.
Ребенка они отдали Светкиным родителям, бережно завернув, поправив, напоив и приголубив. Наконец-то можно было расслабиться и на минутку перестать быть родителями. Света по привычке села с самого уголка, чтобы в любой момент сорваться и убежать, если с Петей что-то будет не так.
Катюшка притихла и зажалась, ей было неловко ощущать себя лишней. Она сидела в середине стола, между Светиной однокурсницей Жанной, жгучей брюнеткой пышных форм, и родственником из Вологды Сеней, парнем в плотном клетчатом пиджаке и отглаженных светлых брюках, с хвостом длинных русых волос, затянутых резинкой, и аккуратной пшеничной бородкой. Напротив умостились три увесистых дядьки из Питера, один из которых звался Виталиком. И рядом с ним по просьбе жены уселся Валера. Хотя сидел он очень мало. В основном вскакивал, подавал, подкладывал салатику, подливал беленькой и говорил. Изредка его рассеянный взгляд останавливался на Катюшкиной светлой челке, и тогда Катюшка краснела и прятала глаза в скатерть. При всех попытках Светы оторваться от праздника и посвятить подруге немножко внимания, все равно сохранялось ощущение отчуждения. Валера растворился в роли тамады, наливал, поднимал тосты, чествовал каждого родственника. Он вдруг раскрылся для Катюшки в новом образе. Будто бы лопнул невидимый плотный футляр и из него импозантно вышел интересный мужчина, яркая личность, увлекательный собеседник. Катюшка смотрела на гостей, но всеми остальными рецепторами впитывала его ауру.
- Вы позволите положить вам шашлычку? - вдруг проговорил немного сбивчиво Катюшкин сосед по столу - Сеня.
- Нет… То есть, хотя да, давайте, - плохо вникая в суть сказанного, ответила она.
- А вина вам еще не налить? Бокальчик-то ваш пустует! - усиливая напор галантности, продолжал сосед.
- Нет, нет, лучше воды.
- Сейчас будет тост. Как же вы будете его водой-то запивать? Все же давайте я плесну красненького? - не унимался Семен.
- Ну, хорошо, - все так же рассеянно и скучно ответила Катюшка.
- А вы, наверно, крестная мама? - спросил Сеня, медленно и осторожно наполняя Катюшкин бокал кагором.
- Да. Света вот позвала меня. Теперь я крестная.
- А что это значит? Вы как бы вторая мама? Или как? - Сеня внимательно и серьезно заглянул в Катюшкины голубые глаза.
- Нет, конечно нет. Родители есть родители. Я просто буду навещать, подарки дарить. Как крестная фея в сказке про Золушку, помните? - Катюшка на несколько минут оторвалась от своего наваждения Валеры и переключилась на беседу с соседом. И ей стало не так душно. Мысли побежали быстрее, кровь по сосудам забурлила под обычным давлением. Пульс восстановился.
- Помню, помню, - весело улыбнулся Сеня. Катюшка впервые глянула на него с интересом. Он старше, чем показалось в начале. Ему за тридцать. И взгляд такой теплый, мягкий, честный. Руки слишком для мужских нежные, с пухлыми по-детски пальчиками, - Но это все же не совсем так. Крестная мама нужна не для подарков. Родственники и так надарят.
- А для чего тогда? - удивилась Катюшка. Ей становилось интересно.
- Для духовной поддержки. Вы пообещали сегодня за этого ребенка Богу, что он будет христианином. А вы ему будете помогать не сбиться с пути.
Сеня как ни в чем не бывало поставил бутылку с вином и по своей инициативе положил на тарелку Катюшке несколько долек помидора. Катюшка не нашлась, что ответить. Такой подход к ее новой роли в жизни путал все карты. Она растерялась. Религиозность в людях ее скорее пугала, чем располагала. Она ничего не понимала в философии и не понимала, зачем так глубоко копаться в простых вещах. Ситуацию спасла брюнетка Жанна.
- Знаете, Сеня, если так ко всему относиться, так в монастырь надо. Проще надо, проще… Зачем Вы девушку пугаете? - она обворожительно улыбнулась Сене, обнажив крупные белые зубы, было что-то в ней от хищника, и опрокинула стопку водки почти так же лихо, как Виталик, сидевший напротив.
- Здесь нет повода спорить. Каждый видит свое, - увильнул Сеня, подав Жанне блюдо с маринованными огурчиками и селедкой.
Валера в это время рассказывал смешную историю из своего институтского послужного списка курьезов, сдабривая шуточками и крепкими словами. Он немного захмелел и терял организаторский кураж. Гости все больше болтали и отвлекались. Контроль терялся, стулья все чаще пустели. Светин опустел первый. Она не выдержала материнского беспокойства, сверлившего ее страшными картинами о ребенке, который мог упасть из кроватки или захлебнуться молоком в неопытных руках бабушки. И она убежала домой по-английски, бросив гостей на Валеру.
Катюшке становилось скучно. Сексапильная Жанна ушла в неизвестном направлении, оставив однако синюю модную кофту на спинке стула. Значит, не насовсем ушла. Половина гостей уже разбрелись покурить или вообще домой. Катюшка долго собиралась с силами и все же, преодолев робость, решилась подойти к Валере и поговорить с ним о какой-нибудь ерунде. Но вдруг появилась Светулька. Она фурией набросилась на мужа, отругала его, что не умеет пить, и потащила его из кафе домой. Катюшка расстроилась и засобиралась. Но Сеня неожиданно оживился.
- Вас, кажется, Катя зовут? - остановил он ее вопросом.
- Да. А вы, я так понимаю, Сеня? А полное Семен? - нехотя села обратно на стул Катюшка. Придется еще поговорить с этим вологодским философом. Уходить на полуслове как-то не вежливо.
- Всеволод. Такое вот редкое имя. Всеволод Сергеевич Оградкин, - Сеня немного смутившись, пригладил невидимые огрехи стянутых волос.
- А вы в Вологде чем занимаетесь? - вяло спросила Катюшка.
- Я профессиональный музыкант, - с мягкой гордостью, без заносчивости, ответил сосед, слегка приосанившись.
- И на чем же вы играете, Сеня? - иронично спросила Катюшка, с трудом пытаясь представить себе этого странноватого человека за роялем.
- Гитара. Шестиструнная. Хотите, я вам поиграю?
- А она у вас собой? - искренне удивилась Катюшка.
- Да, я ее часто вожу с собой. На всякий случай. Гостей развлечь. для себя поиграть. Гитара меня успокаивает и вдохновляет, и даже лечит! - сосед говорил о гитаре с воодушевлением, будто о друге или ребенке. Его светло-серые узко посаженные глаза заискрились. Катюшка обратила внимание - в Светкином родственнике просматриваются благородные черты, чего не скажешь о ширококостной налитой Светульке.
- Вообще-то все уже расходятся. Но я бы послушала… - Катюшка почувствовала усталость, ноги одеревенели. То ли от вина, то ли от нервного напряжения. Но идти она никуда все равно не могла. Нужно было остыть, успокоиться и набрать сил. Музыка была как раз хорошим поводом посидеть еще.
- С удовольствием! - Сеня подскочил и скрылся, щелкнув для антуража пальцами. И он принес из машины черную блестящую “ямаху”. На вид совершенно обычную и маленькую. Катюшка давно не видела так близко гитару. В ее детстве папа иногда доставал с антресолей рыжую старенькую шестиструнку и бренчал один и тот же романс “Я встретил вас и все былое”. И тогда гитара казалась гораздо больше, чем та, что сейчас уютно устроилась в руках Сени.
Из-под пальцев музыканта неожиданно полилась испанская феерия. Он совершал на первый взгляд простые движения, чуть подергивал ими струны, но гитара излучала волшебство. Гости притихли и замерли. Катюшка почувствовала резонанс в груди, в середине солнечного сплетения. Фламенко вибрировало прямо внутри нее. Мысли закрутились в бешеной пляске, отщелкивая кастаньетами имя Валера. Катюшка сорвалась с места и стремительно рванулась на улицу. Ей не хватало воздуха. Что-то острое и жгучее болело в сердце при мыслях о нем. И деться от боли было некуда. Катюшка огляделась. Летние сумерки дышали влагой будущего дождя. Нагретый асфальт отдавал тепло накрывавшей его постепенно прохладе и перемешивал воздух с ароматами цветущих роз, густо насаженных вокруг кафе. Она побрела по тротуару, забыв о транспорте. Мимо проносились маршрутки, автобусы, такси, но она медленно и отрешенно шла, никуда не глядя. В конце улицы знакомый, но еще не понятно чей, голос ее окликнул. Катюшка несколько секунд еще возвращалась в реальность и пыталась осмыслить, кто и зачем ее мог звать. Она оглянулась и сделала несколько шагов навстречу зовущему. Это был Валера!
- Катя! Вы куда? - кричал Валера с нотками обиды в голосе, - А чай с тортом, а танцы до упаду?
Катя не верила глазам. Совершенно протрезвевший Светкин муж уверенно ее догонял широкими шагами.
Валера шел навстречу Катюшке и думал, скорее бы кончилось это семейное шоу. За год совместной жизни произошло столько событий, трудностей и потрясений, жизнь настолько перешла в русло жертвенности и отрешенности от всего внешнего, что единственное ощущение сейчас у Валеры было - глубочайшая усталость. Беременность Светы выжала из Валеры все соки. Все труднее было общаться с женой, потому что ей большей частью его поведение казалось недостаточно тонким или наоборот не вполне решительным. Валера постепенно чувствовал, как становится лишь придатком огромной машины, аппендиксом в организме “семья”.
Стрессы плавно перетекали в апатию. Апатия в раздражение. И обратно. И так все глубже Валера загонял себя в трясину. Одиночество в кругу семьи - сложная и не поддающаяся лечению болезнь - поразила его скоропалительно и довольно рано. То ли дело Катюшка. Он приближался к ней и все четче видел перед собой фигуру иной, совершенно чужой и далекой женщины. Холодной и загадочной. В глубине души он испытывал странное чувство приближения к свету, невероятной радости, словно увидел последнюю соломинку, способную его спасти. На лице все еще красовалась деланная улыбка главы семейства, счастливого отца и мужа, но из сердца уже поднималась волна боли, лицо становилось серьезным..
- Наконец-то я вас нашел. Хотели сбежать? А еще крестная фея, понимаешь! - сказал Валера тихо и уже не торжественно, а совершенно буднично. В его глазах сияли игривые искорки.
- Пора мне. Да и вы, я смотрю, уже устали. Совсем с ног падаете. Наверняка ночами не спите, - как будто стараясь защититься от его искорок и его панибратской будничности, Катюшка говорила нарочно холодно. Хотя внутри чувствовала подкатывающую волну счастья.
- А может, ну их, эти салаты с газировкой. Пойдемте к озеру? - неожиданно для самого себя, и уж тем более для Катюшки, произнес Валера с мальчишескими интонациями в голосе.
- Вы хотите о чем-то со мной поговорить? Что-то со Светой? - удивилась и немного встревожилась Катя.
- Да, хочу… - не открываясь, не разъясняя ничего, пробурчал Валера и подхватил ее под руку, направляя в сторону городского парка, где пряталось маленькое круглое озеро с утками.
Они медленно шли по узкой дорожке, смешиваясь с еще десятком парочек, мамаш с колясками и просто задумчивых прохожих, и плавно огибая гладь воды, подернутую рябью от легкого ветерка. Небо чуть осветилось последними тлеющими угольками догоравшего солнца. Утка с тремя пушистыми утятами, рядком тянувшимися за ней гуськом, важно проплыла мимо, ни одним движением не выдавая надежды на лакомство.
- Жаль, хлеба не взяли, - тоскливо глядя на утку, сказал Валера, - Я в детстве обожал уток кормить. Они так прикольно ныряют за кусочками!
- Да, я тоже, - задумавшись о своем детстве, согласилась Катя.
- А вы почему не замужем? - неожиданно рубанул сплеча Валера довольно откровенным вопросом.
- Не знаю, - смутилась Катя, - Не встретила вот такого надежного и правильного, доброго и утонченного… Как ты!
Валера замер от этого вонзившегося в него копьем “ты”, на секунду остановился и глянул в Катюшкины глаза, будто нырнув с головой в прорубь. Его обожгла мысль, что вся его прежняя, мятущаяся в проблемах жизнь погибла в один момент в этом проруби. Никогда он не слышал от Светы ничего похожего о себе. Она лишь подтрунивала, сетовала на промахи, в самом лучшем случае жалела его. А вот чтобы прямо сказать такое. Никогда. Ему вдруг почудилось, он засомневался, а говорила ли ему жена когда-нибудь вообще о своей любви? Валера мучительно перебирал в памяти моменты откровений, близости, и не находил той мизерной сердцевинки - признания в любви. Она спрашивала его - любишь? И он говорил ей - да.
***
- Светочка, ты вообще знаешь, где твой муж? - обычным своим менторским тоном третировала дочь Петькина бабуля Антонина Аркадьевна.
- Мама! Валера занят гостями. Мы его бросили и ушли. А он за всех отдувается, если ты на минуточку обратила на это внимание! - как в детстве отчаянно сопротивлялась проезжающему по ней танку Света.
Света все больше жалела, что пригласила родителей. Папа сумел быть радостным и счастливым дедом прекрасного крепыша-внука. А вот мама прибыла с багажом претензий.
Не выдержав маминого террора, Света нехотя оторвалась от ребенка и пошла к гостям. Она пребывала в надеждах быстренько свернуть банкет и вернуть Валерку на привычное для него укромное местечко - рядом с законной женой. Понятие “рядом” за год пластично преобразовалось, перетекло из тени рыцаря Валеры, готового на все ради любимой, в надежную хромированную обязанностями цепь, пристегнутую к Валериной шее. Света и сама не понимала, как это могло получиться. И не хотела она вовсе держать его возле себя, но всевозможные мелкие нюансы, переплетаясь с обстоятельствами, невольно скручивались и сцеплялись в звенья, терлись друг о друга, все пронзительнее позвякивая и все крепче утяжеляя отношения в семье. За материнскими заботами Света не замечала еще и того, что Валера хотел не только оттенять ее, но еще и надеялся на мизерную толику внимания к себе.
Света, закутавшись в домашнюю вязаную шаль поплотнее, приблизилась к светящемуся лампочками летнему кафе, еще издали услышав гитарные изыски вологодского родственника. На веранде оставалось всего несколько гостей, и те никак не желали расставаться. Оглядевшись, она увидела, что Жанны, Валеры и Катюшки нет. Катюшка скорее всего уже уехала к себе. Она всегда рано убегает с домашних посиделок - не ее формат. А вот Жанна с Валерой… Неужели опять?
Память кольнула давняя неприятная история. С пол года назад, в новогодние праздники, Света застала двусмысленную картинку, придя неожиданно домой от соседей. Ее не было дома часа три. И вдруг, открыв своим ключом дверь, она застала в коридоре однокурсницу Жанну в распахнутой шубе и ажурных колготочках из-под неприлично короткой юбчонки. В ее годы разгуливать по улице и по гостям в таком виде можно только под наркозом. Жанна неестественно радостно бросилась к Свете в объятия, затараторив невнятно про подарок, отъезд в Египет и еще много мелочей. Поспешно сунув в руки Свете коробочку модных духов, она быстренько убежала, отчего-то смущаясь и громко прощаясь. А Валера наблюдал всю сцену, выйдя из спальни и будто бы только поднявшись из постели. И это в шесть вечера! Света ничего плохого не думала. Ну пришла однокурсница поздравить, что такого?! А потом в спальне обнаружила на своем собственном комоде пару женских перчаток тонкой дорогой кожи.
Валерка отмахнулся от вопроса о перчатках с казалось бы абсолютным безразличием: “Может пробежала туда подарок тебе оставить, да и забыла? Я ж не видел, что она там делала!” - безмятежно уставившись в телевизор, объяснил муж. Но сердце Светы было не спокойно. Шестое чувство мельтешило и кололо мыслями о нехорошем. Света оставила эту историю без дальнейших объяснений, чтобы не терзаться еще сильнее. Она для успокоения нервов заранее смирилась даже с самым тяжелым объяснением. Но на следующий день за кроватью обнаружила еще и мелкую жемчужинку из женской заколки. И заколка была не чья-нибудь, а именно Жанны. Несомненную улику Света выбросила вон и приказала себе забыть о ней во имя семьи. Скоро должен был родиться Петенька и думать нужно было только о нем.
Неприятная история забылась и затерлась постепенно в памяти. Да и Валерка больше ни разу не давал повода усомниться в его любви. И вот сейчас их нет! Двоих! Жанны и Валеры. Что делать? Света почувствовала, как сердце ее обмерло и похолодело. Кровь застыла и отказывалась двигаться по сосудам. Света, не помня себя, бросилась их искать…
Света металась по переулкам, словно попала в незнакомый город. Она не понимала, куда ей бежать. Валера и его пассия могли быть где угодно. И уж точно не посреди толпы гуляли по улицам и не на последнем сеансе сидели в кино. Задыхаясь, вконец потеряв силы, Света вернулась в кафе и вытянула из-за стола погруженного в музыку Сеню. Он приходился ей троюродным дядей или племянником. Сейчас было не важно. Света умоляла его помочь найти мужа. Она осипшим голосом объясняла, что у нее предчувствие, и надо торопиться - за таинственным исчезновением может скрываться что-то серьезное и страшное. “Он нетрезв, он не спал ночь, он скорее всего попал под машину, либо заснул в парке на скамейке. Надо срочно его спасать!” - быстро и сбивчиво говорила она на ухо Сене, вцепившись в его руку и продолжая тянуть на улицу. И чем больше она накручивала опасностей на Валерину судьбу, тем сильнее начинала в них верить сама. Образ изменника незаметно преобразовался в ее сознании в образ страдальца и мученика, вот-вот готового расстаться с жизнью где-то на задворках родного города.
Всеволод бережно убрал ее руку, вежливо кивнул, обещая помочь, и вернулся в кафе за гитарой. Зачехлив любимицу и убрав ее в машину, он галантно предложил даме локоть и отправился на поиски Валеры.
***
Катюшка не заметила, как оказалась с Валерой на скамейке в самом затемненном уголке парка под раскидистой старой липой. Дерево склонилось и с любопытством подслушивало их неразборчивый лепет. Тусклые лучи единственного фонаря, оказавшегося будто бы случайно возле озера, до них не дотягивались. Под надежным непроницаемым зонтом летней ночи потерялось ощущение времени и окружающего пространства. Валера рассказывал трепетным полушепотом о стихах, когда-то в юности написанных, да так никому не прочитанных, и прижимался все теснее и теснее к Катюшке. А она, чуть отодвигаясь, смущенно ловила на себе его дыхание, совершенно не успевая вникать в смысл слов.
Увлеченные друг другом, они не заметили, как вокруг озера дважды проскользнули знакомые фигуры Светы и Сени. Света семенила, постоянно озираясь и дергая Сеню за руку, принуждая его заглядывать буквально под каждый куст. Сеня с сочувствием к ее надорванному сердцу, подчинялся и заглядывал. Но потом остановил всю эту канитель разумным предложением обзвонить знакомых.
Света с радостью ухватилась за его идею и тут же бросилась набирать Катюшку, которой Света всегда могла позвонить в любой сложной ситуации. Длинные гудки отзывались странным и довольно звонким эхом в глубине парка. Сеня вовремя сообразил, что Свету не стоит отпускать в ту сторону, где звучали телефонные трели. Он еще не понимал, что происходит, но шестым чувством ощущал приближение трагической развязки некоторого запутанного узла. Он решительно выхватил из ее дрожащих рук телефон, посадил ее на ближайшую скамейку, которая как раз очень хорошо была освещена фонарем и бросился во тьму один, строго шикнув на Свету: “Сиди тут, я сам!”
В отличие от Светы, Сеня не страдал воспалением воображения и не склонен был рисовать страшилки про ограбленного или раненого Валеру. С первого взгляда на родственника, он понял, что с ним ничего подобного случиться никаким образом не могло! Такие как Валера всегда умеют выскользнуть из под дамоклова меча судьбы и даже успевают пристроиться к чьей-то более благосклонной фортуне. Сеня прекрасно видел, как Валера поглядывал на его очаровательную соседку Катю, и никак не мог понять, почему Катя этого не замечала. Сене было грустно, когда он наблюдал столь очевидный сюжет разворачивающейся семейной драмы и старался хоть немного увлечь гостью собой. Не для собственного интереса, а для нее самой. Чтобы уберечь от надвигавшейся на нее лавины пошлых обстоятельств.
Сеня спокойно добрался до старой липы, звонки Катюшкиного телефона вопреки всему упорно вели Сеню в нужном направлении.
В тот момент, когда звонок Светы взорвал тишину, Катюшка уже почти поддалась напору Валеры. Звонок ее остановил от неизбежного и очевидного финала. Она оттолкнула Валеру и бросилась копаться в сумке, чтобы выключить телефон. Валера нехотя отодвинулся и понял, что момент безнадежно упущен.
- Эй, есть кто живой? - с нотками иронии в голосе бросил в их сторону деликатный Сеня. Он воздержался подходить, догадавшись, кто там сидит и почему.
- Всеволод? Вы? - удивленно вскрикнула от неожиданности Катюшка, нажав кнопку отбоя в телефоне, который наконец-то удалось нащупать в сумке.
Катюшка вскочила и бросилась к свету, как ночной мотылек - с отчаянием и надрывом. Ей хотелось скорее прийти в себя от того наваждения, которое с ней случилось несколько минут назад. Как она могла вот так запросто сближаться с мужем подруги? И уже была готова идти дальше… Катюшку охватил ужас от самой себя. Раньше она не могла даже предположить в себе такие темные закоулки. Светулька была ей дороже родственников, дороже родителей. А может быть в чем-то и дороже самой себя. Вся внешняя наигранность глупой конкуренции, соревновательности была лишь милой игрой двух дорогих друг другу людей. И вдруг Валера оказался тем странным разрушительным громом среди ясного неба, который чуть не погубил все самое светлое и ценное, что складывалось годами.
Света нервно куталась в шаль, теребя на ней пушистые шерстяные кисточки и от нетерпения едва их не отрывая . Она хотела и, в то же время, боялась узнать, что же случилось на самом деле с мужем? И почему Катюшкин телефон звенел так близко в глубине парка? Одно не связывалось никак с другим. Логика отказывалась действовать. Света просто старалась дождаться, когда все само разрешится, понадеявшись на здравомыслие родственника.
Вдруг из тьмы вынырнула сумка, Катюшкина изумительная сумка Брачилиани с умопомрачительным красным карманом из крашеной пони. Ее нельзя было спутать ни с какой другой даже в темноте. За сумкой следом вынырнула Катюшка. А за ней спокойно шел своей приятной плавной, даже, некоторым образом, музыкальной походкой, Сеня. Глядя на него, у Светы было ощущение, что он постоянно в голове проигрывает этюды, раскладывает по нотам музыку или приноравливается мысленно к аккордам. Его лицо и сейчас было сосредоточено на чем-то глубоко внутреннем, загадочном, потустороннем.
Родственник передал найденную Катюшку Свете с рук на руки и отправил их обеих домой, пообещав найти Валеру. Света выбивалась из сил. Ей конечно было еще беспокойно за мужа, но заниматься его дальнейшими поисками пришлось Сене. Тем более, Катюшка ее сразу успокоила - ни с какой Жанной она его не видела, даже наоборот - видела его абсолютно трезвым и в полном одиночестве.
- Он шел по какому-то важному делу, - сказала, быстро проглатывая слова, Катюшка, - может ему позвонил какой-нибудь клиент? Он же программирует, проекты делает, может срочный вопрос какой-то...
- Нет, вряд ли. Обычно он рабочий телефон выключает, когда что-то семейное и важное, - устало возразила Света, - Скорее всего это мамаша его... Она обожает его вызывать под любым предлогом на долгий и обязательно смертельно важный телефонный разговор, лишь бы оторвать от меня! Загрузит его своими подозрениями, наговорит фантазий, а он потом в себя прийти не может, нервничает. Все у нее враги - соседи отравят, машины догонят и задавят, а я, - ее голос задрожал, - вообще тайно подсылаю к ней липовых почтальонов… Деменции у нее.
Света сама себе разъяснила ситуацию, сама себя успокоила, и вся как-то обмякла, почти повисла на руке у Катюшки. Так они и ушли держа друг друга под ручку.
А Сеня нырнул снова во тьму к задумчивому Валере. Тот сидел по-прежнему на скамейке, не меняя ни позы, ни положения. Застыл в глубоких размышлениях. Сеня не стал его тревожить вопросами и вообще словами. Просто молчал вместе с ним. В его мыслях играла новая мелодия, над которой он работал уже целый месяц. Она плавно струилась ручейком, потом вдруг вспархивала испуганной синицей и улетала в небо, и потом снова успокаивалась, чуть вибрируя расходящимися по воде кругами. И как это ни странно, внутренняя мелодия Сени словно зеркало отражала мелодию мыслей Валеры. Он вспоминал и прокручивал кинопленку своей вроде бы счастливой и состоявшейся жизни. Ручеек счастья весело плескался и играл бликами. Свадьба, весть о будущем ребенке, советы друзей и знакомых, как надо и как лучше, ужины и обеды, приготовленные любящей женой. На этом месте вспорхнула испуганная синица - а любящей ли?!
И тут же устремилась синица к небесам, Валера думал, как он мог не заметить самого главного, упустить, не почувствовать? Ведь Света его постоянно спрашивала, любит ли он ее?!
"А ведь любящая женщина никогда бы такого и не спросила. Ее бы увлекало собственное чувство, которое невозможно удержать, его невыносимо тянет проявить и обрушить на любимого! Она бы наоборот искала повода выразить свою любовь, она бы околдовывала ею Валеру, а не испуганно пряталась бы за вопросами. Да, он допускал, что женщина возможно боится до какого-то момента выдавать свою любовь, прячет, бережет, хочет, чтобы это сокровище нашел ее возлюбленный сам. Но ведь потому его и легко найти, что оно бьет во все стороны током, светится в ее глазах, звучит в речах, вибрирует в мыслях. Нет, не было такого со Светой. Ее больше всего заботило, как на нас смотрят ее родители, что думают подруги, будет ли свадьба, и если будет, то когда... Ее заботил внешний шарм отношений, его соответствие каким-то стереотипам", - думал совершенно поникший и растерянный Валера. И мысли его потекли дальше, в унисон с мелодией музыканта, разбегаясь кругами и тая в пустоте, - "Не было любви, нет, лишь простое женское нетерпение от желания выйти замуж за приличного и достойного, ради общественного одобрения, ради своевременных родов, ради подруг и соседей. А я сам ее вообще не волновал, я лишь удобный молоточек чтобы забить нужный гвоздик в запланированное счастье..."
Сеня остановил мелодию на той ноте, после которой еще не было продолжения и требовалось его придумать. Валера также в этот же самый миг остановился на моменте полной своей убежденности, что его брак был ошибкой. Они не сговариваясь встали со скамейки и побрели из парка, направляясь домой.
А дома все уже спали. Сладкий карапуз Петя, надежно укаченный и убаюканный бабушкой, безмятежно спал в колыбельке. Бабушка с дедушкой ушли к соседям спать. Никто не мешал посидеть по-свойски с Катюшкой на кухне под ситцевым абажуром и за чашкой брусничного чая. Сеня уже сообщил, что ведет Валеру домой в трезвой памяти и полном здравии.
Положив телефон на стол, Света подперла лицо кулаком и прихлебнула чаю. Ее лицо снова порозовело и щеки раскраснелись. Она иронично хмыкнула.
- Ох эти мужики, Катюнчик, заразы они все!
- Почему это? - удивилась неожиданному выводу Катюшка.
- Да потому! - стукнула ладонью по скатерти подруга, - с ними житья никакого нет!
Катя стянула в тугой узел на макушке растрепавшиеся пряди светлых пышных волос и полезла в холодильник за колбасой с хлебом. Ее пробил страшный нервный голод, а может быть просто было трудно выдерживать прямой и открытый взгляд Светы, полный доверия и расположения к ней.
- Эх, - продолжая глубоко вздыхать, говорила Света подруге, - Ты же ничего еще не знаешь, не понимаешь… Живешь для себя, ждешь чего-то этакого, замки песочные строишь из фантазий про будущую любовь. Детей мечтаешь нарожать? Мечтаешь ведь?
- Да, мечтаю, наверное - смутилась Катюшка, не понимая еще, куда клонит Света. Катюшке вдруг стало не по себе от нарастающего напряжения Светы, поднимающейся в ней волны горечи и обиды, вот-вот готовой выплеснуться на Катюшку, окатить ее холодом и развеять в ней то ценное и нежное, скрытое от глаз, что еще лелеяла она в своей душе наивно по-девичьи.
- А я вот уже мечтаю только выспаться и еще прибить Жанну. Вот такие у меня мечты, Катюшка! - ухмыльнулась новая неузнаваемая Света. Глаза ее смотрели куда-то в стену, излучая сарказм и злость.
- Жанну? - удивилась Катюшка, - Вот эту брюнетку а-ля Пенелопа Крус?
- Ты наивняк, Катюшка, полный наивняк, уж прости, конечно. Ты все думаешь - раз любовь, свадьба, дите, то все? Прынц твой навеки? Ты вот на Валерку смотришь все, восхищаешься, завидуешь, я подозреваю. Дурочка! Я с ним знаешь как намучилась? Беременная тут одна выла в подушку, когда он с этой ободранной Пенелопой романы крутил. Да, да! А его мамаша сколько мне нервов на локоть намотала, знаешь? А роды? Ты можешь себе вообще представить, как десять часов тебе все нутро наружу выворачивает, а ты терпишь? А акушерка курит в это время в коридоре, ждет, когда ты совсем загнешься? Не понимаю, почему все так хотят нырнуть побыстрее в это замужество, в это болото под вывеской “счастье”?
Катюшка передумала есть бутерброд, положила обратно в холодильник колбасу и глянула в окно. Там внизу возле подъезда стояла красивая белая машина. Катюшка вдруг вспомнила свадьбу, и как Света вручила ей букет, желая такого же счастья, как у нее. Вспомнился Валера - возвышенный и одухотворенный на свадьбе, глядящий с обожанием на Свету. И потом совершенно неузнаваемый на озере, как будто другой человек - искренний и отчаянно уставший от глухой безысходности своего “счастья”. Катюшка оторвала взгляд от окна, посмотрела печально на подругу, продолжая слушать, как все сложно и невыносимо. И думала Катюшка, что всего пол часа назад она чуть не потеряла голову от захватившего ее восторга и пронзительного чувства связи с Валерой, близости душ, и вдруг уже вот в эту секунду это ей кажется чем-то пошлым и стыдным, кажется ловким обманом невидимого мошенника, играющего ее сердцем…
- Ты его не любишь уже? - глухо спросила Катюшка, дождавшись небольшой паузы в Светиных стенаниях.
- Валерку? - словно проснувшись, встрепенулась подруга. Вопрос ее обескуражил, так как логически выбивался из общей обличительной канвы.
- Я его любила раньше, но теперь, после всего, что он со мной сделал, после его выходок… - Света растерялась, заблудилась в собственных мыслях и замолчала.
- То есть, ты его уже не любишь?
- Нет, он не заслуживает моей любви, да и ничьей вообще! - с обидой ответила Света. И отвернулась как-то уж слишком резко к плите, роняя незаметно для Катюшки слезу.
- Значит ты не будешь меня ненавидеть, если я тебе скажу, что…. Ну что… - Катюшка вдруг закашлялась. Она себя не узнавала, ее внутреннее я будто оторвалось от нее и действовало вопреки ее логики и желания, оно взбунтовалось, - Валера достоин любви! И любой человек достоин. И вообще любовь невозможно заслужить или получить авансом за будущее правильное поведение! Любовь возникает из ниоткуда и не ясно почему. И ты точно знаешь, что полюбила, и ты не можешь взвешивать, прикидывать, нужно тебе любить или нет. Ты не можешь от этого никуда деться. Ты обречена. Осознавая, что любишь, ты можешь даже понимать, как все твое будущее летит в пропасть, в бездну, но ничего не можешь с этим поделать.
Лицо Светы выражало не только удивление. Она взглянула на подругу, не успевая переключиться, перестроиться сознанием с волны ненависти к миру неблагодарных мужчин на волну Катюшкиной “революции” во имя любви. Слово любовь давно вызывало в Свете щемящую болезненность, вроде зубной или суставной боли. А здесь ее не просто упоминали, а возводили в степень безумия.
Света собралась уже возразить, обвинить Катюшку в детскости и незрелости, в не знании жизни и тем более мужчин, собралась уже было обсмеять с высоты великой женской мудрости, как в коридоре послышались знакомые звуки. Входная дверь с легким скрипом отворилась и довольно быстро захлопнулась, звонко и протяжно щелкнув замком. Сеня со свойственным ему спокойствием и музыкальной галантностью объявил дамам о возвращении блудного мужа домой. Все что произошло далее, глубоко потрясло Катюшку. Сеня был, видимо, готов к такому повороту событий, так как лучше знал людей и тоньше их ощущал. Света подошла к улыбающемуся Валере, глянула на его, как ей показалось, наглую и отчего-то счастливую физиономию, молниеносно размахнулась и шваркнула по ней всей ладонью. И не по щеке, как делают нежные и чувствующие себя оскорбленными женщины, а скорее по-мужски, по самой середине, в нос, задев даже глаз и висок, с отчаянием и всей обидой, накопленной глубоко в душе. Катюшка вскрикнула. Сеня изловчился и ухватив ее за руку, вытащил в коридор.
- Пойдемте, Катенька, нам не нужно здесь.... Пойдемте скорее, - быстро шептал ей на ухо Сеня и продолжал тащить к двери.
- Сеня, вы видели? Зачем она? - бормотала Катюшка в смятении и ужасе, - Как же так можно?
- Я провожу, пойдем! - перейдя на ты для большей ясности, убеждал Сеня.
Но выйти они не успели. На кухне вспыхнул скандал. Валеру сорвало с рельс и он закричал на жену, ударив со злости в стену кулаком, да так, что посыпались на пол писаные под хохлому деревянные тарелочки, висевшие рядом на мелких гвоздиках, они глухо бухались на пол и смешно подпрыгивали. Валера наблюдал за этим комичным танцем хохломы и только еще больше распалялся. Вдруг, издав звериный рычащий вопль, ударил тем же кулаком в стекло кухонной двери. Та брызнула мелким крошевом во все стороны. Света еще продолжала кричать, что он ее предал и унизил, что она завтра же разводится, а Валера кричал в ответ, что только об этом и мечтал весь год. Катюшка и Сеня бросились на кухню и увидели, что Валеркина рука сильно кровила, из нее лился поток темной крови, капая крупными бордовыми сгустками на пол. Валерка зажал нарастающую боль другой рукой и залепетал, бледнея от страха: “Кажется вены разрезал… Света, я вены разрезал!” Света бросилась к нему перевязывать чистым полотенцем, от ужаса забыв, где ее телефон. Сеня вызвал скорую.
Врач скорой - молодой, щупловатый, с жидкими рыжими усиками, посоветовал срочно найти микрохирурга, ведь в дежурной неотложке такого доктора отродясь не было. “Там вас только забинтуют и отпустят, чувствительность может сама не восстановиться, если все правильно сейчас не сшить,” - торопливо объяснял он. Всю ночь Сеня и Катюшка возили на машине Валерку и рыдающую над ним Светульку по больницам в поисках специалиста, способного сшивать нервы. В четыре утра посреди равнодушного спящего города. Валерка притих и обмяк, полулежа и прикрыв глаза. Он не боялся за свою руку, ему было все равно. Боялась в тот момент только жена. Она все время поправляла повязку и причитала, как же он ее напугал. Катюшка набирала и набирала все новые номера больниц и травматологий, платных центров и приемных, разыскивая дефицитного специалиста. Врач к утру, наконец, нашелся.
Валере зашили руку, соединив все нервы и сосуды. Врач обещал полное выздоровление. Света бросилась нянчить и успокаивать мужа, будто маленького ребенка. А Валерка при этом не сопротивлялся, а наоборот млел и прятался в это ее материнство. Катюшка смотрела на них и начинала осознавать новую для себя истину, новое откровение проявлялось для нее. Она вдруг поняла, как дороги они друг другу и как близки. Никакая страсть и мечта не способны так сблизить. Катюшке снова стало больно и тяжело. Как на свадьбе Светы. Она почувствовала себя снова обойденной, выброшенной на скалистый берег ракушкой, ненужной и одинокой, обреченной застыть и окаменеть. Катюшке показалось, что Валере зашили не только руку, соединили не только сосуды. Ему зашили рану в его жизни, кровоточащую плоть его счастья, сопряженного и срощенного со Светой несчастьем, горем и болью. Она вспоминала Валеру, тесно прижавшегося к ней на скамейке и сгорающего от желания спастись от страданий, уйти от трудного своего отчаяния, сбежать в новое неизведанное от имеющегося старого. А она приняла это его желание за чувства к ней, восприняла на свой личный счет.
Катюшка ехала в машине рядом с Сеней. Валеру со Светой они отвезли домой и дальше ехать было некуда. Катюшкин поезд уходит вечером. Сеня понимал, что оставлять ее сейчас одну не стоило. Летний рассвет в столь ранний час уже вовсю слепил солнцем и обещал зной. Большая поливальная машина колесила по городу, энергично освежая улицы. Катюшка смотрела на Сеню странным потусторонним взглядом, пытаясь найти в его образе, спокойных чистых чертах лица, гладких волосах, истерзанных струнами гитары пальцах ответы на бесконечные вопросы…
- Может тебя домой отвезти? - повернувшись к ней и глядя с нежностью, сказал музыкант.
- Я далеко живу, ехать долго, - чуть слышно и не отрывая взгляда от его лица, ответила уставшая Катя.
- Ерунда, говори адрес, - улыбнулся Сеня и взял Катюшкину руку в свою. Он погладил ее пальцы так осторожно, бережно, будто передавая ей силы, будто защищая от пережитого. Он чувствовал каждую ее мысль, каждую струнку души.
- Мне в другой город. Ехать часов шесть, - сказала со вздохом Катюшка, не убирая руку.
- Я люблю путешествовать! - громко и уверенно обозначил свое решение Сеня.
- Скажи, что мне делать? - вдруг серьезно спросила Катюшка, вкладывая в вопрос весь свой надрыв и отчаяние.
- Я думаю… - еще хитрее и веселее улыбнулся Сеня, галантно поцеловав наконец захваченную в плен изящную руку, - Просто начать доверять судьбе! Знаешь, что такое Промысел Божий? На каждого он свой, индивидуальный. Нужно только его услышать в восхитительной мелодии жизни. Другие мелодии могут быть гармоничны, обворожительны, пронзительны, но лишь одна вступает в резонанс с тобой, с твоей душой. И слушая ее, ты можешь исполнить предназначенное тебе. Только тогда будешь ощущать внутреннюю радость, благодать, начнешь светиться изнутри. Ты как крестная мама теперь обязана это понимать.
Катюшка слушала его не шевелясь, внимательно и с надеждой, и вдруг слезы покатились по ее бледным щекам. Она всем телом подалась вперед и поцеловала Сеню, прижавшись губами к его чуть по-детски припухлой нижней губе и почувствовав мягкость его короткой пшеничной бородки. Потом обняла его за шею, уткнулась носом в плечо и совсем разрыдалась. Катюшка почувствовала - вместе с рыданиями из нее вырывается и уходит какая-то странная болезнь, душа ее выздоравливает.
Альберт Фролов, любитель тишины.
Мать штемпелем стучала по конвертам
на почте. Что касается отца,
он пал за независимость чухны,
успев продлить фамилию Альбертом,
но не видав Альбертова лица.
Сын гений свой воспитывал в тиши.
Я помню эту шишку на макушке:
он сполз на зоологии под стол,
не выяснив отсутствия души
в совместно распатроненной лягушке.
Что позже обеспечило простор
полету его мыслей, каковым
он предавался вплоть до института,
где он вступил с архангелом в борьбу.
И вот, как согрешивший херувим,
он пал на землю с облака. И тут-то
он обнаружил под рукой трубу.
Звук – форма продолженья тишины,
подобье развивающейся ленты.
Солируя, он скашивал зрачки
на раструб, где мерцали, зажжены
софитами, – пока аплодисменты
их там не задували – светлячки.
Но то бывало вечером, а днем -
днем звезд не видно. Даже из колодца.
Жена ушла, не выстирав носки.
Старуха-мать заботилась о нем.
Он начал пить, впоследствии – колоться
черт знает чем. Наверное, с тоски,
с отчаянья – но дьявол разберет.
Я в этом, к сожалению, не сведущ.
Есть и другая, кажется, шкала:
когда играешь, видишь наперед
на восемь тактов – ампулы ж, как светочь
шестнадцать озаряли... Зеркала
дворцов культуры, где его состав
играл, вбирали хмуро и учтиво
черты, экземой траченые. Но
потом, перевоспитывать устав
его за разложенье колектива,
уволили. И, выдавив: «говно!»
он, словно затухающее «ля»,
не сделав из дальнейшего маршрута
досужих достояния очес,
как строчка, что влезает на поля,
вернее – доводя до абсолюта
идею увольнения, исчез.
___
Второго января, в глухую ночь,
мой теплоход отшвартовался в Сочи.
Хотелось пить. Я двинул наугад
по переулкам, уходившим прочь
от порта к центру, и в разгаре ночи
набрел на ресторацию «Каскад».
Шел Новый Год. Поддельная хвоя
свисала с пальм. Вдоль столиков кружился
грузинский сброд, поющий «Тбилисо».
Везде есть жизнь, и тут была своя.
Услышав соло, я насторожился
и поднял над бутылками лицо.
«Каскад» был полон. Чудом отыскав
проход к эстраде, в хаосе из лязга
и запахов я сгорбленной спине
сказал: «Альберт» и тронул за рукав;
и страшная, чудовищная маска
оборотилась медленно ко мне.
Сплошные струпья. Высохшие и
набрякшие. Лишь слипшиеся пряди,
нетронутые струпьями, и взгляд
принадлежали школьнику, в мои,
как я в его, косившему тетради
уже двенадцать лет тому назад.
«Как ты здесь оказался в несезон?»
Сухая кожа, сморщенная в виде
коры. Зрачки – как белки из дупла.
«А сам ты как?» "Я, видишь ли, Язон.
Язон, застярвший на зиму в Колхиде.
Моя экзема требует тепла..."
Потом мы вышли. Редкие огни,
небес предотвращавшие с бульваром
слияние. Квартальный – осетин.
И даже здесь держащийся в тени
мой провожатый, человек с футляром.
«Ты здесь один?» «Да, думаю, один».
Язон? Навряд ли. Иов, небеса
ни в чем не упрекающий, а просто
сливающийся с ночью на живот
и смерть... Береговая полоса,
и острый запах водорослей с Оста,
незримой пальмы шорохи – и вот
все вдруг качнулось. И тогда во тьме
на миг блеснуло что-то на причале.
И звук поплыл, вплетаясь в тишину,
вдогонку удалявшейся корме.
И я услышал, полную печали,
«Высокую-высокую луну».
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
