Тюбиков проснулся первого января ближе к вечеру, в родном ремонтном цеху. О том, что это 1 января, он узнал по работающему на станке Ч.П.У. экрану жк телевизора, переделанного из монитора управления оного и тщательно скрывавшегося от сурового взгляда начальства. На полу спецовками было выложено «С новым годом».
Странная мысль пробила сонный разум Тюбикова. И он помчался, вернее, почти пополз, мимо станка невероятной точности, режущего металлы любой плотности, лазером, но уже почти как год превращенного в самогонный аппарат повышенной производительности. Он поправил на нем здоровье стаканом свежевыжатого виски и побежал в раздевалку, где висело большое зеркало.
Смотреть на себя было больно. Кроме того, что лицо было опухшим и раскрашенным, на Тюбикове были надеты чёрные женские колготки и заправленный в них толстый шерстяной свитер. Обут он был в бессменные кирзовые сапоги, в которых когда-то вернулся из армии.
Бригадир и почти лучший друг Тюбикова Борисыч забавно то ли лежал, то ли висел на карусельном фрезеровочном станке, причем, в белых чулках и без прочего нижнего белья. Верхом безумия на ягодице Борисыча виднелась надпись «снегурочка», а снизу подпись Тамарочки, инструктора по технике безопасности. Между ягодицами мастера была возложена и зафиксирована пышная ветка ели с парой–тройкой елочных шариков.
Сама же Тома лебедем проплывала между телами и станками, фотографируя праздник на новый айфон.
Настроение у Тюбикова стало ещё хуже: а что, если жена увидит сей заводской корпоратив, или начальство обнаружит мини алкогольный завод? Мысли Тюбикова витали где-то между прицепившейся песней про голубую луну и двумя лежащими друг на друге статуями Ильича в чугуне, вряд ли размышляющих таким образом о победе мирового коммунизма…
Токарь Миша звонко писал на оголённые провода станка, и это журчание отдавалось в мыслях Тюбикова водопадом. Время шло. Домой или как……………..?
Вернее… домой, но кАк? Пропавший день и праздник… Надо было как-то найти или хотя бы объяснить свое отсутствие, не только себе, но и жене, и ее маме, что была как раз у них в гостях, и детям… Короче всем, ждущим бОльшего от этого праздника.
В окне среди заснеженного двора завода по ремонту дирижаблей и полной тишины… виднелось светящееся окно мед.пункта.
У Тюбикова перехватило дыхание. Если фельдшер Иван Самуилович еще там, то он, Тюбиков, спасён.
Про Самуиловича можно было бы написать целую повесть. Человек, который имел как минимум пару высших медицинских образований и даже работал хирургом… до поры, до времени. Но любовь к лёгким деньгам и натура афериста сгубила в нём большое и светлое. Вернее, эта самая любовь в светлом и чистом халате и кинула его в заводские дебри фельдшером. Зато с тех самых пор у заводчан летно-ремонтного дирижабельного завода практически не было проблем с медициной, и все – за очень небольшие деньги. Справка в милицию – легко: «работник находился в состоянии аффекта, после того, как ему на голову упал мотор дирижабля, причем в рабочем состоянии».
Муж из командировки вернулся и привёз забавную болезнь – да ничего страшного, это не от блуда, «это от нового лака плюс реакция на хлорку в душе». Ну и за ещё немного… и сама болезнь уходит в историю.
На этот раз Самуилович был подозрительно трезв. Он ел огромный бутерброд с сельдью и запивал кефиром прямо из пачки.
– Кефигчику, голубчик? – передразнивая когда-то всеми любимого вождя, произнёс фельдшер.
– Нет, – твёрдо ответил Тюбиков. – Помогай Самуилыч…
Любопытный взгляд фельдшера при словах о помощи тут же заскользил по Тюбикову в поисках купюр...
Тюбиков это уловил и начал суетливо искать наличность, но… опять же, блуждающий взгляд Сёмы по наряду коллеги, а именно по колготкам с заправленным в них свитером, и даже по кирзовым сапогам, тормозил процесс.
– Так что у вас, батенька? – лениво произнес мед.работник.
Тюбиков мялся несколько минут, затем словно выдавил из себя:
– У меня пропал день, нужна справка о том, что этого дня не было в принципе… – и добавил, – для жены.
Иван Самуилович, так и не найдя взглядом то, что так хотел найти, сложив губки в трубочку, прогнусавил:
– Ну что вы, такого быть не может. – И тут же поспешил уснуть или потерять сознание.
– У меня есть две тысячи, – неожиданно для самого себя выкрикнул Тюбиков.
Да, у него в шкафчике лежала оная сумма, заботливо спрятанная от жены, на подарок, на очередной день ее рождения.
Фельдшер, не долетев до пола миллиметра два-три, пружиной выпрямился, держа в руке все тот же пакет с кефиром и бутерброд с селедкой.
– Таг шо вы, голубчик, желаете?
– Я не знаю, – пробубнил Тюбиков, – мне бы день один оправдать.
– А скажите, голупчег, у вас аппендикс вырезали? – с какой-то странной ухмылкой спросил фельдшер, открывая чемодан с хирургическим инструментом.
Через пару часов Тюбиков с гордым видом стоял пред тремя бесконечно гордящимися им, Тюбиковым… парами глаз, аки жены, дитя и тёщи. Он показывал Новый шрам на теле и взахлёб рассказывал, как был выбран родным коллективом для незамедлительной доставки… не куда-либо, а на орбиту луны как послание от всея земли… органа, в своем родном теле.
А так как дело было государственной важности, общение со всеми запретили, тем более с семьёй.
И теперь он, Тюбиков… совершенно тайно награжден званием – великий посол … причем пожизненно…
