Прозвенел будильник. Саше пора вставать.Надо приготовить ему завтрак.
Я ещё могла бы поспать - уроки в школе начинаются в девять, а сейчас половина шестого. Но завтрак для Саши - святое. Зарядка на весь день.
Когда им был принят душ, причёсаны волосы и одета майка, он сел к столу.
- У меня для тебя есть важное сообщение, - начал он, - вчера вечером на хотел портить идиллию. Я принят механиком на торговое судно. Рейс длится от трёх до четырёх месяцев.
У меня внутри всё похолодело: я хотела сегодня утром сообщить Саше, что беременна. Срок три месяца. Но его заявление заставило меня промолчать,
так как это могло быть расцененно, как желание удержать его, а он давно мечтал об этой работе.
Саша, вообще, был человек ненадёжный: вечно опаздывал, не держал слова, врал по пустякам.
Но я мирилась с этим, так как в свои почти тридцать лет, не замечала возле себя очереди из принцев.
Теперь я оставалась совершенно одна: родители мои разошлись, когда мне было года три, и растворились где-то в нашей большой стране, оставив меня на бабушку. Бабушка уже несколько лет, как умерла, повторяя перед смертью:
- Полина, будь человеком!
Это заклинание звучит у меня в ушах и по сей день.
Вот и стала я «человеком» - беременная от проходимца, которого после этого дня больше не видела. Да и не хотела видеть.
В школе я преподавала в младших классах, и меня попёрли оттуда, как только стал округляться мой живот: учителя и родители не хотели видеть примером для своих детей незамужнюю беременную учительницу.
Я пошла работать в библиотеку.
- - - - - - - - - -
Катя родилась здоровым ребёнком. Я кормила её грудью, и проживала бабушкины сбережения. Надо было искать какой-то выход из положения.
Пробовала работать надомницей в швейной мастерской - не сумела: очень высокие требования предъявлялись клиентами. Очередь в ясли продвигалась очень медленно. На взятку денег не было.
Наконец, назрел момент, когда бабушкино наследство кончилось, все более или менее ценные вещи были проданы. И кошелёк оказался пуст.
Торговала я всем, кроме своего тела, но пришла, видимо, и его очередь.
СТЕЛЛА
Когда я вернулся на место своей «работы», там оставалось шесть не востребованных девушек: пять из них в «боевом раскрасе», в юбках-мини,
туфлях на двенадцати сантиметровых каблуках и с невообразимыми причёсками. И одна в дешёвых джинсах, курточке, с короткой стрижкой и с грустными глазами.
- Ну, кому такая может приглянуться? - подумалось мне.
Дождь продолжал брызгать. Все жались под зонтами. Кроме этой одной.
Я предложил ей спрятаться под мой большой зонт. Она благодарно согласилась.
- Стелла, - представился я ей.
- Полина, - услышал в ответ.
- Ты давно здесь промышляешь? - спросил я
- Дня три уже, но всё без толку, - ответила она. -У меня дочка год и четыре месяца. В ясли без взятки не попасть, работать не получается.
- Знаешь что, Полина, уже заполночь - клиенты вряд ли появятся.
Пойдём в бар, посидим, хоть согреешься.
- Нет, тогда уж лучше ко мне: вдруг Катя проснётся.
Я всё-таки зашёл в бар, взял лёгкое вино и закуски, и мы пришли к Полине.
Катюша спала.
Ничто не помешало мне рассказать Полине всё о себе. Она была такая замученная, что не нашла в себе силы даже удивиться.
У Шекспира в «Отелло» есть фраза: «Она его за муки полюбила, а он её за состраданье к ним».
Наш союз продолжается уже пять лет. Осенью будем провожать Катюшу в школу.
По рыбам, по звездам
Проносит шаланду:
Три грека в Одессу
Везут контрабанду.
На правом борту,
Что над пропастью вырос:
Янаки, Ставраки,
Папа Сатырос.
А ветер как гикнет,
Как мимо просвищет,
Как двинет барашком
Под звонкое днище,
Чтоб гвозди звенели,
Чтоб мачта гудела:
"Доброе дело! Хорошее дело!"
Чтоб звезды обрызгали
Груду наживы:
Коньяк, чулки
И презервативы...
Двенадцатый час -
Осторожное время.
Три пограничника,
Ветер и темень.
Три пограничника,
Шестеро глаз -
Шестеро глаз
Да моторный баркас...
Три пограничника!
Вор на дозоре!
Бросьте баркас
В басурманское море,
Чтобы вода
Под кормой загудела:
"Доброе дело!
Хорошее дело!"
Чтобы по трубам,
В ребра и винт,
Виттовой пляской
Двинул бензин.
Вот так бы и мне
В налетающей тьме
Усы раздувать,
Развалясь на корме,
Да видеть звезду
Над бугшпритом склоненным,
Да голос ломать
Черноморским жаргоном,
Да слушать сквозь ветер,
Холодный и горький,
Мотора дозорного
Скороговорки!
Иль правильней, может,
Сжимая наган,
За вором следить,
Уходящим в туман...
Да ветер почуять,
Скользящий по жилам,
Вослед парусам,
Что летят по светилам...
И вдруг неожиданно
Встретить во тьме
Усатого грека
На черной корме...
Так бей же по жилам,
Кидайся в края,
Бездомная молодость,
Ярость моя!
Чтоб звездами сыпалась
Кровь человечья,
Чтоб выстрелом рваться
Вселенной навстречу,
Чтоб волн запевал
Оголтелый народ,
Чтоб злобная песня
Коверкала рот,-
И петь, задыхаясь,
На страшном просторе:
"Ай, Черное море,
Хорошее море..!"
1927
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
