На экране сияли меленькие океанские волны. Крепко сбитое стадо кензоанских шашлычно-мохеровых курдючных архаромериносов, выкрашенных режиссером в защитный синий цвет, бодренько плыло в сторону восходящего солнца. На овечьих спинах покоился плот, а на плоту, осененные флагом страны-производителя голливудских блокбастеров, лежали двое из ста пятидесяти героев фильма — двое спасших мир и выживших. Хэппи-энд, слезы усталой радости, титры.
— Хороший фильм, — сказал президент и выключил плазму. — В год Овцы наша страна добилась великих свершений. Кто автор образа этих дивных барашков?
Джен Псаки, разжалованная в секретари, запустила Линукс на своем планшете и спустя несколько секунд ответила:
— Некто Хельми. Русская из Карелии. Публикуется на сайте «Решетория». Там ее Лукас и нашел.
— Карелия, Карелия... — пробормотал президент, подходя к интерактивной карте мира, занимавшей все стены Овального кабинета. По карте летали разноцветные самолетики, плавали кораблики и ездили поезда, видно было, где добывали нефть и где ее превращали в бензин, автомобильные и прочие заводики извергали продукцию, подрастали рис и пшеница, паслись коровы и северные олени. Военных действий и террористических актов не наблюдалось. Лепота! — Ах, вот она, Карелия! Кто бы мог подумать!
Карта с прошлого года слегка изменилась. Штаты приросли Мексикой, решив тем самым проблему нелегальных мигрантов, а вот Аляска вкупе с изрядным куском Канады образовала Независимый Клондайк и теперь светится где-то вверху своим флагом из чистого золота. Крепкий Таможенный Союз раскинулся от Португалии до Пакистана, здесь, собственно, и подрастают мировые запасы пшеницы. Вторую житницу образовал ШРЭК — Шанхайский Рисовый Этно-аграрный Конгломерат. Объединившиеся прибалтийские страны назвали себя ЮРКА — Юрмальский Развлекательный Кластер-Альфа — и живут себе припеваючи. А главное — везде мир и порядок. Спасибо нам, мне и мистеру российскому президенту, за нашу грамотную внешнюю политику. Жаль, не узнать, что он сам думает по этому поводу. Мобильного телефона не держит, не подслушать...
В дальнем углу кабинета звякнул йотафон. Президент обернулся.
— Да, так наградите эту Хельми путевкой в кругосветный круиз, — сказал он, обходя стол. — Да что там — всем авторам сайта выдайте по путевке. Пусть поездят, посмотрят, еще чего интересного напишут. А я уж в Голливуд потом звякну.
— Слушаю, сэр, — ответила Псаки, машинально поправляя бирюзовые бусы на кофейной блузке. Она уже успела поднять девайс и выбрать нужный экран. — Из гаража звонят, сообщают, что ё-мобиль подан.
Глаза президента засветились детской радостью. Сейчас он поедет в аэропорт и пересечет океан. Вечером — Кремлевская елка!
2015. Тридцать первое декабря. Восточное полушарие
— Пашка! Смотри, я купила заливной язык, икру, свежий багет, рыбки и ветчину на оливье. Ты шампанское в холодильник поставил?
— Вчера еще, — ответил Пашка, снимая с жены пуховик. — Мы вот с Тимычем квартиру прибрали, гирлянды развесили.
— А это что еще? — Алла кивнула на батарею фейерверков, прислоненную к обувному ящику. — Деньги на ветер?
— Никаких денег! Подарок от коллег! А еще у меня квартальная премия, на Рождество едем куда пожелаешь!
— О, так я еще подумаю!
Из комнаты вылетел вертолетик, виртуозно управляемый с пульта, а за ним — весь такой предновогодний Тимыч.
— Мама! Смотри, как я умею!
Вертолетик сделал сальто и приземлился на холодильник.
— Вы ж мои умницы! — Алла поцеловала сына и мужа. — Идите прогуляйтесь, а я посмотрю «Иронию судьбы» и салатики порежу.
2027. Тридцать первое декабря. Западное полушарие
Президент выключил голографический экран с каким-то древним фильмом про звездные войны и прошелся по Овальному кабинету мимо интерактивной карты Солнечной системы. Карта слегка изменилась с прошлого года. Меркурий был снят русскими с орбиты, распилен и запущен на их китайские заводы в качестве дешевого сырья. Теперь на его месте болталась солнечная электробаза, смонтированная трудолюбивыми арабами, у которых, наконец-то, кончилась нефть. Космопорт на Марсе разросся вдвое, с него то и дело взлетали разноцветные звездолетики. Внутренние рейсы Марс – Антарктида курировала объединенная Корея, научные экспедиции на Венеру обеспечивала Беларусь (Батька на склоне лет проникся естествознанием), а в Дальний Космос летали все те же неугомонные русские. Они, кстати, и на Марсе самый большой город-сад отстроили, еще и с копиями всех своих достопримечательностей. Да ладно, русские так русские. Главное, везде мир и порядок. Не будет порядка — наши на Альдебаране мне обе головы снесут.
Пискнул зуммер связи. Президент распечатал на принтере удобную для трехпалой руки трубку и приложил ее к своему зеленому уху. Вызов был от секретаря.
— Господин президент, планетолет у подъезда.
Глаза президента засветились детской радостью. Сейчас он полетит на Марс. Вечером — Кремлевская елка!
2027. Тридцать первое декабря. Восточное полушарие
— Пашка! Смотри, я купила заливной язык, икру, свежий багет, рыбки и ветчину на оливье. Ты шампанское в холодильник поставил?
— Вчера еще, — ответил Пашка, снимая с жены графеновое нанопальто. — Мы вот с Тимычем квартиру прибрали, гирлянды развесили.
— А это что еще? - Алла кивнула на батарею фейерверков, прислоненную к обувному ящику. — Деньги на ветер?
— Никаких денег! Тимыч подарил, знает, как я это дело люблю!
— А сам он где?
— Да с Маруськой своей на даче. На моем вертолете полетели.
— Вы ж мои умницы! — Алла поцеловала мужа. — Давай смотреть «Иронию судьбы», а потом я салатики порежу.
Когда мне будет восемьдесят лет,
то есть когда я не смогу подняться
без посторонней помощи с того
сооруженья наподобье стула,
а говоря иначе, туалет
когда в моем сознанье превратится
в мучительное место для прогулок
вдвоем с сиделкой, внуком или с тем,
кто забредет случайно, спутав номер
квартиры, ибо восемьдесят лет —
приличный срок, чтоб медленно, как мухи,
твои друзья былые передохли,
тем более что смерть — не только факт
простой биологической кончины,
так вот, когда, угрюмый и больной,
с отвисшей нижнею губой
(да, непременно нижней и отвисшей),
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы
(хоть обработка этого устройства
приема информации в моем
опять же в этом тягостном устройстве
всегда ассоциировалась с
махательным движеньем дровосека),
я так смогу на циферблат часов,
густеющих под наведенным взглядом,
смотреть, что каждый зреющий щелчок
в старательном и твердом механизме
корпускулярных, чистых шестеренок
способен будет в углубленьях меж
старательно покусывающих
травинку бледной временной оси
зубцов и зубчиков
предполагать наличье,
о, сколь угодно длинного пути
в пространстве между двух отвесных пиков
по наугад провисшему шпагату
для акробата или для канате..
канатопроходимца с длинной палкой,
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы,
вот уж тогда смогу я, дребезжа
безвольной чайной ложечкой в стакане,
как будто иллюстрируя процесс
рождения галактик или же
развития по некоей спирали,
хотя она не будет восходить,
но медленно завинчиваться в
темнеющее донышко сосуда
с насильно выдавленным солнышком на нем,
если, конечно, к этим временам
не осенят стеклянного сеченья
блаженным знаком качества, тогда
займусь я самым пошлым и почетным
занятием, и медленная дробь
в сознании моем зашевелится
(так в школе мы старательно сливали
нагревшуюся жидкость из сосуда
и вычисляли коэффициент,
и действие вершилось на глазах,
полезность и тепло отождествлялись).
И, проведя неровную черту,
я ужаснусь той пыли на предметах
в числителе, когда душевный пыл
так широко и длинно растечется,
заполнив основанье отношенья
последнего к тому, что быть должно
и по другим соображеньям первым.
2
Итак, я буду думать о весах,
то задирая голову, как мальчик,
пустивший змея, то взирая вниз,
облокотись на край, как на карниз,
вернее, эта чаша, что внизу,
и будет, в общем, старческим балконом,
где буду я не то чтоб заключенным,
но все-таки как в стойло заключен,
и как она, вернее, о, как он
прямолинейно, с небольшим наклоном,
растущим сообразно приближенью
громадного и злого коромысла,
как будто к смыслу этого движенья,
к отвесной линии, опять же для того (!)
и предусмотренной,'чтобы весы не лгали,
а говоря по-нашему, чтоб чаша
и пролетала без задержки вверх,
так он и будет, как какой-то перст,
взлетать все выше, выше
до тех пор,
пока совсем внизу не очутится
и превратится в полюс или как
в знак противоположного заряда
все то, что где-то и могло случиться,
но для чего уже совсем не надо
подкладывать ни жару, ни души,
ни дергать змея за пустую нитку,
поскольку нитка совпадет с отвесом,
как мы договорились, и, конечно,
все это будет называться смертью…
3
Но прежде чем…
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
