Десять лет как мы с дочкой живём без мужика в доме. Мне - тридцать семь, дочке - восемнадцать.
Решили затеять ремонт квартиры собственными силами. Для начала надо было выбросить накопившееся лишнее барахло. Стали разбирать старые вещи и книги. Оказалось, что и того и другого достаточно много - разложили по кулькам и понесли на мусорник. Темнело.
Возле мусорника с палкой в руке стоял мужчина лет сорока в очках. На конце палки торчал крючок, сделанный их ржавого гвоздя. На очках дужка с одной стороны была примотана изолентой, одно стекло - треснутое.
«Бомж», - подумала я, и сказала: «Здрасьте!» Дочка промолчала, а бомж заулыбался и, поздоровавшись, спросил: «Детективчики есть?».
У нас среди выбрасываемых книг как раз только они и были. Не классику же выбрасывать!
«Есть», - ответила я, и добавила: «Вы пока посмотрите, а мы сейчас ещё принесём.»
Дочка неодобрительно молчала. Бомж спросил: «А можно я вам помогу нести?»
Тут мы с дочкой одновременно ответили... Она: «Ни в коем случае!». Я: «Конечно, спасибо!». Возникло неловкое молчание, которое прервал бомж, сказав моей дочери:
«Вы меня не бойтесь, я был ещё совсем недавно интеллигентным человеком, преподавал физику и математику в школе». Дочка от неожиданности присвистнула. И мы отправились втроём за следующей порцией барахла.
В углу прихожей лежали рулоны обоев и стояли банки с краской. «Никак ремонт затеяли?» - спросил бомж. И на мой утвердительный ответ сказал: «Так я к вашим услугам - могу пригодиться! За тарелку наваристого борща! А?»
«Мама, можно тебя на минутку?» - позвала меня дочка из соседней комнаты, «Ты что, с ума сошла, с бомжом связываться!» «Так ты же слышала, он - интеллигентный, учителем был.» «Мало, что он тебе наплетёт ради тарелки борща. Погляди на него, у него же руки и лицо сто лет немыты!» «Дочка, каждый человек может попасть в беду, а ближнему надо помогать. Закон джунглей!» «Ну, как хочешь, потом пеняй на себя!»
Борща у нас в тот день не было, и мы накормили нашего нового знакомого, которого звали Михаилом, котлетами с макаронами. И напоили чаем с клубничным вареньем.
На мусорник ходили ещё несколько раз. А потом я спросила у Михаила: «Ну, и куда Вы теперь?» «А тут неподалёку есть один тёплый подвал,» - ответил он, «там нас собирается несколько человек, мы беседуем о нашей прошлой жизни и привыкаем понемножку к новой. Ну, это Вам не интересно. Дай Бог, чтобы Вас это никогда не коснулось!» Моё предложение принять душ, он с благодарностью принял.
Когда он ушёл, я перемыла посуду, потом ещё посмотрела по телеку новости и легла спать. Но мысли мои были только об одном: о Михаиле. Перед глазами всё время стояла его грустная улыбка и умные, заглянувшие, как мне казалось, в какое-то человеческое предательство, глаза.
На следующий день была суббота - первый день нашего ремонта. Квартира у нас трёхкомнатная. Работы предстояло - непочатый край.
Опуская все ненужные подробности, скажу, что всё это заняло у нас полтора месяца - вечерами и выходными. Что бы мы делали без Михаила - ума не приложу. Даже дочка моя оттаяла и называла его теперь почтительно - Михал Евгеньич.
Между тем, наступили холодные ноябрьские дни и морозные ночи. Тот тёплый подвал уже не вмещал всех желающих. А я стала тосковать по Михаилу, когда он вечерами уходил. Он же в силу своей врождённой интеллигентности и всех, возникающих отсюда, комплексов, не мог себе позволить сделать первым шаг навстречу.
И тут моя дочь за вечерним чаем говорит: «Знаете, Михал Евгеньич, моя мама в Вас влюблена, она всё время вздыхает, когда Вы вечерами уходите. Мне это уже надоело - я Вас сегодня не отпускаю. В конце концов, у нас же три комнаты, и нас трое - разместимся как-нибудь. Обсуждению не подлежит!»
Думаю, что моя физиономия была краснее свёклы. У Михаила отвисла челюсть. Мы оба судорожно глотали воздух, не в силах произнести ни слова. Так продолжалось несколько секунд. И тут я разрыдалась...
Прошёл год... А маленькому Мишеньке вчера исполнилось уже три месяца.
Не должен быть очень несчастным
и, главное, скрытным...
А. Ахматова
Я ждал автобус в городе Иркутске,
пил воду, замурованную в кране,
глотал позеленевшие закуски
в ночи в аэродромном ресторане.
Я пробуждался от авиагрома
и танцевал под гул радиовальса,
потом катил я по аэродрому
и от земли печально отрывался.
И вот летел над облаком атласным,
себя, как прежде, чувствуя бездомным,
твердил, вися над бездною прекрасной:
все дело в одиночестве бездонном.
Не следует настаивать на жизни
страдальческой из горького упрямства.
Чужбина так же сродственна отчизне,
как тупику соседствует пространство.
1962
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
