Семён был в том возрасте, когда двушки проходя мимо, даже не выражают своего презрения к вашей особе, этакое ощущение нулевого состояния.
Барачное воспитание, наложило на него определённый отпечаток. Он мог лихо высморкаться посередь улицы, не обращая внимания на проходящих, на тот эффект,который он на них произвёл, смачно сплюнуть, заложив руки в карманы брюк и пристально смотреть на хорошеньких девушек, представляя их в определённых позах.
Был он среднего роста, коренаст, от былой кудрявой шевелюры остались седые кустики. Несмотря, на своё чистокровное еврейство, имел нос картошкой, его принимали и за цыгана, и за армянина, но здесь в Израйле на его внешность мало кто обращал внимание.
В юности он увлекался девушками, что свойственно многим молодым людям, потом девушками и картами, потом картами и выпивкой, а последнее время больше выпивкой.
Но вот последнее его увлечение было иного свойства.
Он собирал сведения о выдающихся евреях. Никакой картотеки он не заводил, и делал это чисто дилетантски, ему важна была не деятельность персонажа, а его еврейские корни, и определив это, его душа наполнялась тихим ликованием.
Время шло. Они с женой уже прожили в Израйле 8 лет, и за всё это время Семён ни разу не был в Москве. Жена не возражала. И он купив билет, отправился в Москву, предупредив друга детства Лёшку.
С Лёшкой Каспиным они учились в одном классе. Мать у Лёшки была еврейкой, а отец русский, погиб на войне, и Лёшка воспитывался мамой, немножко по-русски, немножко по-еврейски, а вообщем как и все советские люди.
Лёшка встретил его радостно, хлопотливо. Суетливо готовя чай, разливая водку, похваливая Семёновы подарки. Лёшка постарел, это уже не был тот белокурый красавец, своим видом ошеломлявший девушек, полысел, нажил живот, после смерти жены жил один, иногда его навещал сын, всегда озабоченный, безденежный, затравленный женой.
Вечером пришли друзья Лёшки и Семёна. Было много возгласов, приветствий, дружеские похлопывания по спине. Кроме друзей был ещё незнакомый Семёну человек.
- Ну, ты Семён отъелся на изральских харчах. Гляди- ка и живот наел.
-Ну, а что пьём в палестинах?
-Наши люди пьют обычно"Кеглевич".
-Это что, такая водка?
-Да, водка, разных сортов. Послабее, покрепче. рак"Кеглевич".Есть такое выражение, у тех, которые начетверть наш народ, только "Кеглевич",но мы и "Абсолют" употребляем. Наши российские водки.
- Ты, гляди-ка, российские?
- Ну, а как же без неё нельзя. Я вот вижу на столе стоит водка"Гжелка".
- Это новая, вся Москва пьёт.
-Хорошо, хорошо, - согласился Семён, вы пожалуй. начнёте с "Кеглевича", для пробы, а я с вашего позволения с "Гжелки".
- А что, годиться. Поехали. за твой приезд Семён. Рады тебя видеть, здоровым и радостным.
С Семёном чокнулись все его друзья и новый знакомый, который улыбался Семёну и кажется, единственный, кто хотел расспросить о жизни в Израйле, но не получалось. Разговор после нескольких повторов, стал носить общий характер, немного несвязный. Одна тема сменяла другую, говорили о московской жизни, о футболе, о женщинах мало, неохотно, в предстариковском возрасте, эта животрепещущая тема, утратила свою былую остроту. Спрашивали об Израйле, больше из вежливости, похвалили "Кеглевич", но после дружно налегли на "Гжелку". Включили телевизор, шёл большой сводный концерт, поэтому беседа часто прерывалась замечаниями о выступавших.
- Неувдаямая Алла Борисовна. Семья талантов. И Киркоров и зять и дочка.
- И вот что интересно и многонациональная.-заметил Семён.
- Ну вам в Израйле виднее кто есть кто.
- А как же, у нас есть большие любители этой темы. Для многих больной вопрос, особенно касательно России. Кто в правительства, кто в политеке.
- А кто же в правительстве?- с усмешкой спросил новый знакомый.
- Ну хотя бы министр культуры Швыдкой. В политеке Явлинский. Олигарх Березовский, он всё-таки политик. На Чукоте Абрамович.
-Да ну их Семён, в одно место всех этих политиков. По мне всё равно еврей, не еврей, лишь от него толк был,- заметил давний друг Семёна. Все к себе грибут. диалектика! Природа человека так сконструирована, сначала себе.
- С этим не согласиться сложно,хотя есть примеры и глубокой самоотверженности.
-
-Например?
-Хотя бы Жанна д Арк. Александрр Матросов.
- Ну вспомнил, ты нынешних назови.
-Можно и нынешних, в недавнем прошлом академик Сахаров. Разве не достойный пример.
- Вот кстати, он еврей?
Все повернулись к Семёну. Семён, после выпитого, немного сомлел, беседа пошла в приятном для него русле. Его ждал любимый конёк. Семён выпил ещё, и закусил удила. Его понесло.
- Сахаров точно не знаю. Хотя похоронен в Востряково. А вот слышите поёт Газманов, так говорят у него мама из малого народа. Раньше они писались Газман. Вон Долина, окрестилась, мать Петросяна- еврейка.
-Ты Семён Кобзона забыл.- сердито подстегнул его Каспин.
Все как-то притихли, отвернувшись от Семёна и уставившись в телевизор.
Все дружно выпили и закусили. Разговор изменился, пришла на смену автомобильная тема.
Семён явно заскучал, выпил ещё. Взгляд его упал на шоколадку"Алёнка".
"Алёнка" ему весело улыбалась и даже Семёну показалась, что она ему задорно подмигнула._
_ А вот смотрите мужики:
шоколадка "Алёнка"
- Ну?
- Так вот, однажды работница кондитерской фабрики, кажется,"Рот Фронт", пришла на Новогодний праздник со своей маленькой дочкой, которая очень понравилась фотографу. Был сделан снимок и этот снимок впоследствии украсил шоколадку, так вот мать девочки еврейка. И эта еврейка, ныне бабушка, живёт в Израйле.
- Значит, Семён по-твоему"Алёнка", этот своеобразный символ России, еврейка?
-Получается так,- ответил Семён.
-Ты через край хватил, Сеня! Мужики неодобрительно смотрели на него. Вдруг поднялся новый знакомый. Он изрядно выпил. Его мощные кулаки угрожающе сжались.
- А вот за "Алёнку", за нашу русскую Алёнку, ты сейчас ответишь. И мощный дар обрушился на голову Семёна.
Когда Семён очнулся, все ушли. Лёшка материл ушедших и материл Семёна.
пора от людей отличаться
наехало с ксивой родни
в печати бежать отмечаться
что нет не такой как они
что прибыло дней по коренья
и с косами пору проспят
когда по полям поколенья
отпразднуют полураспад
коль в кроткие нравом уроды
продвинуть наука могла
простым уроженцем утробы
меня полагает молва
хитер да извилины плохи
двуногий скачу об одной
и вскоре говядину плоти
верну подписав обходной
ан мрак проницая картонный
где утлый всему эталон
я видимо вечный который
не помнит что я это он
мерещится в дырах дорога
и спичка слепит до зари
когда из гремучего лога
на свет поползут косари
известен и я о вольтере
о сахарной норме в крови
но дошлый читатель в партере
улыбку во рту не криви
он медлит для пущего понта
пиджачная в сперме пола
как будто не розданы польта
и на хуй ему не пора
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
