Я прячусь от них, потому-что они везде меня преследуют. От них, кажется, невозможно скрыться. Вот и сейчас - я сижу в каком-то гадюшнике, тяну свое темное пиво и знаю, что не позднее, чем через минуту, они опять возникнут - обесцвеченная, неопределенного возраста блондинка, высокий угрюмый старик и отвратительный, вечно гримасничающий карлик. Уродливая троица, пугающая меня уже целый год. А виноват во всем я, когда согласился принять участие в диком эксперименте моего приятеля Макса, еще со школы погрузившегося в мрачные глубины оккультизма. Однажды, когда в очередной раз я в пух и в прах разругался с Ленкой, этот чернокнижник (чтоб его!) позвонил и пригласил меня к себе на выходные. Знал бы я, во что превратится этот уикенд! Но тогда - после трех бутылок коньяка и десяти часов непрерывного, хлещущего из 50-ваттных колонок ритм-н-блюза - я был рад любой возможности убежать от самого себя...
Макс обитал на окраине, арендуя у какого-то на ладан дышащего завода бывший то ли склад, то ли гараж - короче, современную индустриальную гробницу. Всюду в его жилище висели какие-то сумасшедшие абстрактные картины, средневековые гравюры сменялись черно-белыми репродукциями сакральных культов и мистических ритуалов, на книжных полках аккуратно стояли в кожаных, потемневших переплетах фундаментальные колдовские труды, а в воздухе витал знакомый до боли запах. Макс уверял: нарда. Я не сомневался: конопли. Мастер ( так отныне Макс попросил называть его ) несказанно обрадовался нашей встречи, ведь мы не виделись с ним почти три года. Но мое предложение сбегать в гастроном он вежливо, но твердо отклонил, добавив, что это может помешать проведению эксперимента. Итак, этот бледный тощий очкарик с безумно горящим взором поведал мне следующее. По его словам выходило, что наш мир - не единственная реальность, и что бабы и баксы котируются только у нас - у примитивных представителей третьей и четвертой космической расы. На самом деле, главная ценность во Вселенной - энергия, виды которой неисчерпаемы и которыми, по мере эволюции, те или иные существа овладевают. С каждым словом Мастера во мне росло четкое и неприятное ощущение, что мы в его безумной обители - не одни. Будто что-то постепенно сгущалось вокруг нас. А Макс уже увлекал меня куда-то по коридору, приговаривая, что сейчас я, жертва вульгарного материализма, увижу все сам. И вот мы оказались в абсолютно голой, пустой комнате, посреди которой одиноко возвышался причудливой формы стул. Наверное, именно в таких комнатах - с минимумом декораций - снимают малобюджетные порнографические фильмы. «Это - дверь между ведомым и неведомым» - торжественно объявил Мастер-Макс, придвигая мне стул. Я тоже, между прочим, слушаю «Дорз», но покойный Джимми Моррисон эксгумировал эту строчку Блэйка, явно перебрав с галлюциногенными грибами...Итак, продолжал мой безумный приятель, главное - научиться безболезненно и, с нулевыми потерями энергиями, выходить в астрал. «Иначе - неизбежны неприятности» Я - еще не совсем отошедший после коньяка - машинально кивал головой. Макс, тем временем, принес и зажег стеариновые свечи, расставил их полукругом и стал чертить на полу какие-то пентаграммы. «Это - усилит нашу неуязвимость, когда мы временно покинем свои физические оболочки», - шепотом успокоил он меня. Затем, заставив меня залпом выпить какую-то гадость, Мастер начал выть, мычать и петь что-то заунывно-нечленораздельное - я, бывает, так огорчаюсь, когда - целиком намыленный - внезапно обнаруживаю в кране отсутствие воды. Я медленно закрыл глаза и попытался, по инструкции мудрого Макса, представить море, по которому скользят солнечные блики. Вместо этого перед глазами почему-то возникла пивная, где на днях мне чуть не выбили два зуба. И вдруг чья-то приятная, прохладная ладонь легла на мой лоб, я четко услышал возле себя мелодичный женский смех. Конечно же - как я не догадался сразу! Макс подсунул мне, скотина, какой-нибудь наркотик, вызывающий галлюцинации. Но жаловаться мне было грех - на меня, не отрываясь, глядело небесной красоты создание, окруженное нежно-зеленоватым свечением. «Контролируй себя» - услышал я знакомый голос чернокнижника - «здесь все не так, как в нашем мире». Внезапно прекрасные черты небесной (астральной?) незнакомки стали исчезать, уступая место ужасной, отвратительной ведьме. Ее скрюченные, посиневшие пальцы мертвой хваткой вцепились в мое горло, ее дьявольский хохот насиловал мои уши, а мерзкое, зловонное дыхание досрочно отправляло прямо в ад. Проклятый Макс! Проклятые опыты! Вдруг все исчезло, и вот уже надо мной - огромное, утыканное золотыми булавками звезд, ночное небо. Я плыву, полулежа, в какой-то лодке, до моего слуха доносится негромкое пение, и роскошь окружающих ароматов сплетает для меня свой волшебный, изысканный гамак. Но блаженство мимолетно - внезапно я слышу грохот колесниц и чувствую запах гари! Ржание сотен обезумевших коней, рев тысяч глоток участников кровавой битвы обещают неминуемую гибель! Меня протыкают копья, в меня вонзаются - по рукоятку - кинжалы и мечи, но я остаюсь невредимым - плавно перемещаюсь в какой-то фантастический город, в котором не видно ни одной живой души. В котором не заметно ни единого огонька - мрачная, темная цитадель, где - в недоступных недрах - замышляются нечистые дела. «Все! Возвращаемся назад!» - в полубеспамятстве, слышу я приказ Макса. Но как найти дорогу домой в этом мелькающем, феерическом ЛСД-вороте? Где - точные указатели в родную реальность баб и баксов? Кто-то меня тянет, страстно целует, кто-то вонзает в меня когти и рвет на части мою плоть, я лечу, задыхаясь, в переливающуюся бездну шизофренических образов и протяжно вою на фиолетовую, покрытую морщинами луну...
Очнулся я в той же самой комнате, на порнографическом стуле от долгого вопля Мастера. Макс, с раскрытым огромным фолиантом в руках, сидел среди потухших свечей и, всхлипывая, горестно качал своей больной, трапециевидной головой. «Мы погибли!» - вскричал он, - «я забыл задвинуть магический засов, и теперь мощные астральные сущности, используя наше биополе, могут беспрепятственно проникать в наш мир! Мы притащили сюда энергетических вампиров!»
Вот опять их, кроме меня, никто не замечает - хотя народу в этой забегаловке сегодня хватает. Счастливые люди! Они спокойно пьют водку, рыгают в салаты и ковыряются в гнилых зубах многоразовыми зубочистками. Им никто не угрожает, их никто не преследует. А я, допивающий пиво в окружении призраков, вынужден придавать их неестественному, полулегальному существованию неведомый мне смысл, я должен свыкнуться с их постоянным присутствием, потому-что безумный Макс забыл задвинуть магический засов! Скотина! Когда он выйдет из психушки, эксперимент поставлю уже я! И если Мастер, после двух бутылок коньяка, перепутает «Джетро Талл» с Эриком Клэптоном, я раскрою - под молчаливое одобрение монстров - его ненавистный череп. Пусть быстрее закрывает свою дьявольскую невидимую дверь!
(текст на скомканной салфетке)
Меня посещают странные гости -
Высокий старик ( Мы с ним пили. Но где?)
Блондинка, с лицом, пожелтевшим от злости,
И карлик, в изящное что-то одет…
Все трое садятся удобнее в кресла,
И карлик кивает едва головой:
Простите за дерзость - нам стало известно,
Что вам все противно, что вы сам не свой…
Мы вас понимаем. Вот – бланк. Вот – анкета.
Пишите красиво: «Хочу умереть»
В такой-то одежде, тогда-то и где-то –
Цветы заготовить пораньше успеть.
Мы вам гарантируем очерк в газете –
Естественно, с фото: старухи – навзрыд,
Вас будут любить незнакомые дети,
Пожертвует деньги на памятник жид.
Ну что – по рукам? И хохочет блондинка,
Старик разливает в бокалы вино,
Играет занудная, с шипом, пластинка,
И дождь барабанит сильнее в окно…
Меня посещают странные гости -
Высокий старик ( Мы с ним пили. Но где?)
Блондинка, с лицом, пожелтевшим от злости,
И карлик, в изящное что-то одет…
Как побил государь
Золотую Орду под Казанью,
Указал на подворье свое
Приходить мастерам.
И велел благодетель,-
Гласит летописца сказанье,-
В память оной победы
Да выстроят каменный храм.
И к нему привели
Флорентийцев,
И немцев,
И прочих
Иноземных мужей,
Пивших чару вина в один дых.
И пришли к нему двое
Безвестных владимирских зодчих,
Двое русских строителей,
Статных,
Босых,
Молодых.
Лился свет в слюдяное оконце,
Был дух вельми спертый.
Изразцовая печка.
Божница.
Угар я жара.
И в посконных рубахах
Пред Иоанном Четвертым,
Крепко за руки взявшись,
Стояли сии мастера.
"Смерды!
Можете ль церкву сложить
Иноземных пригожей?
Чтоб была благолепней
Заморских церквей, говорю?"
И, тряхнув волосами,
Ответили зодчие:
"Можем!
Прикажи, государь!"
И ударились в ноги царю.
Государь приказал.
И в субботу на вербной неделе,
Покрестись на восход,
Ремешками схватив волоса,
Государевы зодчие
Фартуки наспех надели,
На широких плечах
Кирпичи понесли на леса.
Мастера выплетали
Узоры из каменных кружев,
Выводили столбы
И, работой своею горды,
Купол золотом жгли,
Кровли крыли лазурью снаружи
И в свинцовые рамы
Вставляли чешуйки слюды.
И уже потянулись
Стрельчатые башенки кверху.
Переходы,
Балкончики,
Луковки да купола.
И дивились ученые люди,
Зане эта церковь
Краше вилл италийских
И пагод индийских была!
Был диковинный храм
Богомазами весь размалеван,
В алтаре,
И при входах,
И в царском притворе самом.
Живописной артелью
Монаха Андрея Рублева
Изукрашен зело
Византийским суровым письмом...
А в ногах у постройки
Торговая площадь жужжала,
Торовато кричала купцам:
"Покажи, чем живешь!"
Ночью подлый народ
До креста пропивался в кружалах,
А утрами истошно вопил,
Становясь на правеж.
Тать, засеченный плетью,
У плахи лежал бездыханно,
Прямо в небо уставя
Очесок седой бороды,
И в московской неволе
Томились татарские ханы,
Посланцы Золотой,
Переметчики Черной Орды.
А над всем этим срамом
Та церковь была -
Как невеста!
И с рогожкой своей,
С бирюзовым колечком во рту,-
Непотребная девка
Стояла у Лобного места
И, дивясь,
Как на сказку,
Глядела на ту красоту...
А как храм освятили,
То с посохом,
В шапке монашьей,
Обошел его царь -
От подвалов и служб
До креста.
И, окинувши взором
Его узорчатые башни,
"Лепота!" - молвил царь.
И ответили все: "Лепота!"
И спросил благодетель:
"А можете ль сделать пригожей,
Благолепнее этого храма
Другой, говорю?"
И, тряхнув волосами,
Ответили зодчие:
"Можем!
Прикажи, государь!"
И ударились в ноги царю.
И тогда государь
Повелел ослепить этих зодчих,
Чтоб в земле его
Церковь
Стояла одна такова,
Чтобы в Суздальских землях
И в землях Рязанских
И прочих
Не поставили лучшего храма,
Чем храм Покрова!
Соколиные очи
Кололи им шилом железным,
Дабы белого света
Увидеть они не могли.
И клеймили клеймом,
Их секли батогами, болезных,
И кидали их,
Темных,
На стылое лоно земли.
И в Обжорном ряду,
Там, где заваль кабацкая пела,
Где сивухой разило,
Где было от пару темно,
Где кричали дьяки:
"Государево слово и дело!"-
Мастера Христа ради
Просили на хлеб и вино.
И стояла их церковь
Такая,
Что словно приснилась.
И звонила она,
Будто их отпевала навзрыд,
И запретную песню
Про страшную царскую милость
Пели в тайных местах
По широкой Руси
Гусляры.
1938
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
