Как песок сквозь пальцы,
Что же будет дальше?
Слов немая стая
Просто исчезает... (Би2 «Песок»)
Над расплавленным серебром моря встает солнце. Встает с трудом, и от натуги, видимо, оно такое красное, что кажется даже отекшим, помятым - таким бывает лицо после беспробудной пьянки. Как-то по "Discovery" краем глаза видел передачу о полезности для зрения наблюдать рассвет. Кто-то даже прозрел после таких процедур… Прозрел...
Вика хрипло стонет, ломает пальцы об его спину, извивается змеей. Я не могу на них смотреть, но не в силах оторвать взгляд. Сердце выплевывает толчками в кровь: «сука», «сука», «сука», «сука»… В унисон с викиными стонами-всхлипами, ее экстазом. Когда-то мне невыразимо нравилось видеть, как меняется викино лицо от каждого моего движения внутри нее. Теперь это лицо вызывает только брезгливое отвращение и ненависть, ослепляющую меня. Вызывает это блевотное слово - блядь...
Солнце слепит глаза. До слез. Они собираются в уголках глаз, накапливаются, стекают по щекам. Но я продолжал тупо смотреть вперед… Тупо...
Подойти, оторвать их друг от друга, дать обоим в морду. Со всей силы. Со всей яростью, от которой кровь закипает в жилах, и даже кажется, я сварюсь изнутри в этой буйной крови. Бить их. Но более - эту тварь, так легко предавшую самое дорогое. Бить ... Убить.
Руками зачерпываю холодный песок. Тот легко просеивается сквозь пальцы. Кажется, что с собой он забирает какую-то часть меня, и она утекает в землю. Безвозвратно…
Ярость. Ненависть. А между ними – острые иглы боли. Они терзают меня, как торнадо, но я продолжаю сидеть в кресле и наблюдать за своей девушкой, совокупляющейся с тем, кто оказался для нее лучше меня, или просто попал в то время и место. Сознание словно раздвоено, будто по мне провели катаной сверху вниз: одна часть меня корчится в буре эмоций, вторая же цинично комментирует: «О, так вот как тебе нравится... Вот как надо делать...».
Снова и опять погружаю ладони в песок и набирал полные горсти. А песок опять и снова утекает в землю…
Встать и уйти. Собрать ее вещи и вышвырнуть их вместе с ней из своего дома, из своей жизни, из своего сердца. Не могу пошевелиться... Тело странно тяжелое, как будто и не мое вовсе, а какого-то уже окоченевшего мертвяка.
Солнце медленно поднимается все выше, словно нехотя приступает к своей работе. А может, работа эта и вовсе нелюбимой: свети, согревай, а никто тебе даже «спасибо» не скажет…
Вика замечает меня первой. С таким ужасом смотрит, будто перед ней оживший мертвец. И этот тоже оглядывается. Несколько минут молча смотрим друг на друга. Потом темнота. Зовущая... Омутом затягивающая в пушающую глубину. Когда я прихожу в себя, викиного любовника уже нет в комнате. И она смотрит на меня странно, словно мы с ней совершенно незнакомы.
Песок приятно холодит пальцы, хочется упасть в него лицом. Вот бы вместо песка упасть лицом в снег. Снег - анестезия природы…
Вика напугана, плачет и уверяет меня, что видела моего двойника, сидящего в кресле и наблюдающего, как мы с ней занимаемся любовью. Лживая, изобретательная, похотливая тварь. Думает, что мне так легко задурить голову... Потом она прекращает плакать. Потом она перестает быть. Самое важное между нами рухнуло, как дом, в который попала бомба. Моя любовь - Хиросима в припорошенных пылью обломках.
Я беру песок ладонями и пересыпаю из одной в другую. Солнце медленно и верно идет навстречу сну, которым уже забылся мой доппельгангер*…
2006
* Доппельгангер- страшный двойник, спящий на грани смерти и жизни, собравший в себя все зло и агрессивность реальной личности.
Стояла зима.
Дул ветер из степи.
И холодно было младенцу в вертепе
На склоне холма.
Его согревало дыханье вола.
Домашние звери
Стояли в пещере,
Над яслями тёплая дымка плыла.
Доху отряхнув от постельной трухи
И зернышек проса,
Смотрели с утеса
Спросонья в полночную даль пастухи.
Вдали было поле в снегу и погост,
Ограды, надгробья,
Оглобля в сугробе,
И небо над кладбищем, полное звёзд.
А рядом, неведомая перед тем,
Застенчивей плошки
В оконце сторожки
Мерцала звезда по пути в Вифлеем.
Она пламенела, как стог, в стороне
От неба и Бога,
Как отблеск поджога,
Как хутор в огне и пожар на гумне.
Она возвышалась горящей скирдой
Соломы и сена
Средь целой вселенной,
Встревоженной этою новой звездой.
Растущее зарево рдело над ней
И значило что-то,
И три звездочёта
Спешили на зов небывалых огней.
За ними везли на верблюдах дары.
И ослики в сбруе, один малорослей
Другого,
шажками спускались с горы.
И странным виденьем грядущей поры
Вставало вдали
всё пришедшее после.
Все мысли веков,
все мечты, все миры,
Всё будущее галерей и музеев,
Все шалости фей,
все дела чародеев,
Все ёлки на свете, все сны детворы.
Весь трепет затепленных свечек,
все цепи,
Всё великолепье цветной мишуры...
...Всё злей и свирепей
дул ветер из степи...
...Все яблоки, все золотые шары.
Часть пруда скрывали
верхушки ольхи,
Но часть было видно отлично отсюда
Сквозь гнёзда грачей
и деревьев верхи.
Как шли вдоль запруды
ослы и верблюды,
Могли хорошо разглядеть пастухи.
От шарканья по снегу
сделалось жарко.
По яркой поляне листами слюды
Вели за хибарку босые следы.
На эти следы, как на пламя огарка,
Ворчали овчарки при свете звезды.
Морозная ночь походила на сказку,
И кто-то с навьюженной
снежной гряды
Всё время незримо
входил в их ряды.
Собаки брели, озираясь с опаской,
И жались к подпаску, и ждали беды.
По той же дороге,
чрез эту же местность
Шло несколько ангелов
в гуще толпы.
Незримыми делала их бестелесность
Но шаг оставлял отпечаток стопы.
У камня толпилась орава народу.
Светало. Означились кедров стволы.
– А кто вы такие? – спросила Мария.
– Мы племя пастушье и неба послы,
Пришли вознести вам обоим хвалы.
– Всем вместе нельзя.
Подождите у входа.
Средь серой, как пепел,
предутренней мглы
Топтались погонщики и овцеводы,
Ругались со всадниками пешеходы,
У выдолбленной водопойной колоды
Ревели верблюды, лягались ослы.
Светало. Рассвет,
как пылинки золы,
Последние звёзды
сметал с небосвода.
И только волхвов
из несметного сброда
Впустила Мария в отверстье скалы.
Он спал, весь сияющий,
в яслях из дуба,
Как месяца луч в углубленье дупла.
Ему заменяли овчинную шубу
Ослиные губы и ноздри вола.
Стояли в тени,
словно в сумраке хлева,
Шептались, едва подбирая слова.
Вдруг кто-то в потёмках,
немного налево
От яслей рукой отодвинул волхва,
И тот оглянулся: с порога на деву,
Как гостья,
смотрела звезда Рождества.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
