Глупая красота — не красота. Вглядись в тупую красавицу, всмотрись глубоко в каждую черту лица, в улыбку ее, взгляд — красота ее превратится мало-помалу в поразительное безобразие
Это был не самый удачный день. С утра я опять прогуляла лекции, хотя прошлым вечером твердо решила начать новую жизнь. Несчастная любовь засасывала в трясину болезненной душевной дрожи, пустой мечтательности и пофигизма. Пошла в кино на утренний сеанс, потратила последние копейки на билет и стакан «томатного». Фильм? Соцреалистическая тягомотина. Выйдя из кинотеатра и, не зная, куда себя девать, побрела по проспекту, рассеянно разглядывая витрины. Закрапал дождь. Совесть моя было нечиста, и, наверное, чтобы хоть как-то оправдаться, завернула в небольшой канцелярский магазин, гляну, мол, почём готовальни, черчение же... Подошла к прилавку, стала разглядывать выставленные под стеклом предметы. Ручки, блокнотики… Люди проходили у меня за спиной, рядом покупали, продавщица звякала кассой. И вдруг…
Позади – возня – зашумели, заговорили громче что-то невнятное. Чья-то рука тронула меня за плечо.
– Девушка…
– А? -
я растерянно обернулась. Редкая толпа образовала неровный кружок. Внутри, на полу, как-то обнажено-сиротливо лежал старенький кошелёк. Коренастый, молодой человек в тёмной куртке, с лицом серьёзным и симпатично мужественным, держал за рукав довольно высокого, но худосочного мужчину лет тридцати пяти. В физиономии последнего проглядывало что-то очень простое, поселковое. Одет же он был чисто, даже щеголевато, но немодно и, как бы, с потугой на интеллигентность,
– Девушка, – это ваш кошелек?
Я пригляделась, еще ничего не понимая, - вроде, похож.
– А что?
– Так проверьте, – у вас был кошелек?
О, господи! Сунулась в карман. Пустой!
– Ой, кажется, мой!
Хотела поднять.
– Стоп! Стоп! Что там у вас, внутри?
Я подумала.
– Трёхкопеечная монета и старые трамвайные билеты.
– Граждане,
молодой человек обратился к окружающим.
– Я оперуполномоченный УГРО, этот гражданин только что вытащил из кармана у этой девушки кошелёк и бросил его на пол.
– Нет, нет, я не брал –
как-то вяло и, мне показалось, безразлично, будто скучая, начал оправдываться щеголеватый гражданин.
– Поднимите кошелек, –
потребовал от него опер, но тот, уже несколько энергичнее, отказался наотрез и, даже, сделал театральную попытку возмутиться .
Публика толпилась с интересом, однако, помалкивала.
– Значит, так, – сказал опер и, обращаясь уже ко мне,
– возьмите ваш кошелек, откройте, пусть все увидят, что там лежит то самое, что вы назвали.
Я так и сделала. Кое-кто деловито заглянул. Мне стало неловко за свою бедность.
– Сейчас мы поедем в участок и оформим протокол, я прошу вас быть свидетелем –
опять ко мне. Растерянно, я согласилась.
– Тоже могу –
из расходящихся уже людей выделился пожилой человек. Видать, ему было нечего делать, как и мне.
– Спасибо, не надо, девушки достаточно, но ваш адрес и телефон вы мне скажите.
Тот сказал. Опер ничего не записывал, может, запомнил, хотя он и не мог записывать, потому что, я вдруг поняла, хитро, специальным приемом держал вора. Но он, казалось, и не думал бежать – наверное, это было бы просто бессмысленно.
Мы втроем вышли из магазина. Какой-то мужчина, как раз, садился в «Москвич» и опер, показав ему свой документ, попросил подкинуть нас, троих, в ближайший милицейский участок. Там «гражданина» куда-то увели, а мы с сыщиком прошли в маленький пустой кабинет, где он посадил меня за стол, дал бумагу, ручку, сам сел с другой стороны и попросил написать, как всё было. Сам тоже начал что-то писать. Я справилась быстро.
– Готово!
Сыщик весело посмотрел на меня, может, ему понравилась такая оперативность, а может, и я тоже понравилась. Взял мой листок, пробежал глазами и слегка погрустнел.
– Извините, я виноват, плохо объяснил, нужно написать, что вы видели, как этот «товарищ» вытащил у вас из кармана кошелек.
– Но, я не видела. Я написала, как было.
– Вы всё очень хорошо написали –
он тепло улыбнулся –
– но, вы меня поймите, войдите в мое положение, я две недели ходил за этим рецидивистом, а ваше описание не доказывает его вину. Вся моя огромная, очень тяжёлая работа будет насмарку, пропадет даром. А это, поверьте мне, очень злостный вор. Вы же уверены, что это он вытащил ваш кошелек?
Я была уверена. Но, почему-то, промолчала.
– Ну, вот, вы всё точно так же коротенько перепишите, только вот тут вставьте «я увидела, как гражданин такой-то бросил мой кошелек на пол».
– Но я не видела. Я не могу писать то, чего не видела.
Опер слегка помрачнел.
– Хорошо, вы тогда подождите тут, вспомните хорошенько, как все было, вы точно поймете, что это был он, больше было некому, это же рецидивист, я его и выслеживал, это не случайность, вы же мне верите?
Я верила и молчала.
– Сейчас попрошу машинистку отпечатать ваше свидетельство, а вы подпишите, такой порядок. Хорошо?
Он ушел и довольно быстро вернулся с отпечатанным текстом, положил его передо мной.
– Вот, подписывайте, совсем тут чуток подправил.
Я взяла ручку… заглянула в текст…
Посмотрела на него, наши глаза встретились.
– А…
он, вдруг, с досадой махнул рукой,
– пусть остается твоё, как есть, это – рукописное. Бог с тобой! Продавщица мне, все равно, что надо, подпишет.
Я вышла из участка.
Я очень хотела подписать – мне нравился этот мужественный, симпатичный сыщик, я абсолютно верила ему, тогда как «гражданин» и видом, и повадкой совсем не располагал к доверию, я не отличалась безупречной честностью и твёрдыми убеждениями, не владела жизненным опытом или особым знанием, да и, вообще, мне всё тогда было «по фиг» – я очень хотела подписать и … просто… не смогла.
О Ты, пространством бесконечный,
Живый в движеньи вещества,
Теченьем времени превечный,
Без лиц, в трех лицах Божества!
Дух всюду Сущий и Единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто все Cобою наполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет,
Кого мы называем - Бог!
Измерить океан глубокий,
Cочесть пески, лучи планет
Xотя и мог бы ум высокий, -
Тебе числа и меры нет!
Не могут духи просвещенны,
От света Твоего рожденны,
Исследовать судеб Твоих:
Лишь мысль к Тебе взнестись дерзает, -
В Твоем величьи исчезает,
Как в вечности прошедший миг.
Хаоса бытность довременну
Из бездн Ты вечности воззвал,
А вечность, прежде век рожденну,
В Cебе Cамом Ты основал:
Cебя Cобою составляя,
Cобою из Cебя сияя,
Ты свет, откуда свет истек.
Cоздавый все единым Словом,
В твореньи простираясь новом,
Ты был, Ты есть, Ты будешь ввек!
Ты цепь существ в Cебе вмещаешь,
Ее содержишь и живишь;
Конец с началом сопрягаешь
И смертию живот даришь.
Как искры сыплются, стремятся,
Так солнцы от Тебя родятся;
Как в мразный, ясный день зимой
Пылинки инея сверкают,
Вертятся, зыблются, сияют, -
Так звезды в безднах под Тобой.
Светил возженных миллионы
В неизмеримости текут,
Твои они творят законы,
Лучи животворящи льют.
Но огненны сии лампады,
Иль рдяных кристалей громады,
Иль волн златых кипяший сонм,
Или горящие эфиры,
Иль вкупе все светящи миры -
Перед Тобой - как нощь пред днем.
Как капля в море опущенна,
Вся твердь перед Тобой сия.
Но что мной зримая вселенна?
И что перед Тобою я?
В воздушном океане оном,
Миры умножа миллионом
Стократ других миров, - и то,
Когда дерзну сравнить с Тобою,
Лишь будет точкою одною:
А я перед Тобой - ничто!
Ничто! - Но Ты во мне сияешь
Величеством Твоих доброт;
Во мне Себя изображаешь,
Как солнце в малой капле вод.
Ничто! - Но жизнь я ощущаю,
Несытым некаким летаю
Всегда пареньем в высоты;
Тебя душа моя быть чает,
Вникает, мыслит, рассуждает:
Я есмь - конечно есть и Ты!
Ты есть! - Природы чин вещает,
Гласит мое мне сердце то,
Меня мой разум уверяет,
Ты есть - и я уж не ничто!
Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтенной
Средине естества я той,
Где кончил тварей Ты телесных,
Где начал Ты духов небесных
И цепь существ связал всех мной.
Я связь миров повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь - я раб - я червь - я бог!
Но, будучи я столь чудесен,
Отколе происшел? - безвестен;
А сам собой я быть не мог.
Твое созданье я, Создатель!
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ Податель,
Душа души моей и Царь!
Твоей то правде нужно было,
Чтоб смертну бездну преходило
Мое бессмертно бытие;
Чтоб дух мой в смертность облачился
И чтоб чрез смерть я возвратился,
Отец! - в бессмертие Твое.
Неизъяснимый, непостижный!
Я знаю, что души моей
Воображении бессильны
И тени начертать Твоей;
Но если славословить должно,
То слабым смертным невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к Тебе лишь возвышаться,
В безмерной радости теряться
И благодарны слезы лить.
1780 - 1784
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
