Начало тут: http://www.reshetoria.ru/user/ole/index.php?id=23138&page=1&ord=0
Тия вошла в Комнату. Молча прошла мимо Семьи, собравшейся у горящего Камина. Достала из кармана красный лист, положила его в огонь, присела на лавку.
- Я расскажу вам историю.
Она долго и подробно говорила о Фёдоре, о дружбе с мальчиком из залесья, глядя в пол и навострив уши, чтоб не пропустить ни слова, ни мысли, надеясь, что удастся хоть немного проникнуть в Тайну. В том, что запрет на чужих и есть часть Тайны, Тия не сомневалась.
Все молчали. Только от Кена пришла тёплая волна и обняла, успокоила.
На следующий день Тия поняла, что не может отойти от Дома. Никто не запрещал, не привязывал, но невидимая цепь была крепка и надёжна. Первое наказание в жизни. Что ж, она заслужила.
Тия работала в саду и на огороде, даже к реке не спускалась. Собственно, жизнь осенью никогда не отличалась особой свободой. Вся Семья занималась привычными делами: мужчины ходили на охоту и рыбалку, заготовляли дрова, женщины свежевали туши, выделывали кожи и мех, солили мясо и рыбу. Дети собирали поздние яблоки и сливы и сушили их под навесом, копали картошку, морковку и свёклу, закатывали тыквы и капустные кочаны в подпол.
Когда солнце начинало цепляться за макушки деревьев, взрослые шли отдыхать к реке, а дети разбегались по своим важным делам, Тия садилась под Виком, прислонялась к стволу, закрывала глаза и мечтала.
Иногда рядом с ней садился Кен. Молчал, вырезал фигурку из дерева, очередную игрушку для Джи. О чём он думал, Тия не могла уловить, но ощущала сочувствие, идущее от него. Однажды она спросила:
- Кен, тебя ведь тоже так наказывали?
- Наказывали, - согласился брат, - но всё давно прошло. И не забывай, я уже год как знаю Тайну.
- А за что тебя тогда?
- Неужели забыла? Ну да, конечно. Все забыли, кроме меня. Вспомни шарф.
Картинка сама всплыла перед Тией: начало лета, вечер. Счастливый Кен идёт по мосту из Леса, а на шее у него повязан шарф. Тёмно-зелёный, лёгкий, на свет почти прозрачный. Очень красивый.
- Куда он делся?
- Не знаю. Мария носила его на поясе. Белое платье, опоясанное зелёным шарфом. Она мне его сама подарила.
- Ты её больше не видел?
- Нет. И тебе Фёдора больше видеть не нужно.
- Я знаю.
Вик потерял последний лист, а через неделю выпал снег. На огороде не осталось дел, и Тия скучала.
- Что сидишь, сходи за водой, - сказала как-то Ба.
Сходить за водой означало свободу. Она больше не была прикована к Дому, и могла пойти куда угодно. Но почему-то не хотела.
Каждый день она приносила несколько вёдер воды, потом возвращалась на берег и подолгу смотрела на Лес.
Однажды утром, когда даже ветер замёрзал на лету, а прорубь мгновенно затягивалась льдом, Тия заметила движение за мостом, на кромке Леса. Синий волк! Что-то случилось, иначе он не появился бы здесь. Но ей нельзя зимой в Лес. Так она и не пойдёт, только через мост перебежит и посмотрит. Конечно, волку нужна её помощь, иначе он бы не пришёл. Последние мысли Тия додумывала уже на бегу.
Волк переминался, старательно не наступая на что-то тёмное, лежащее перед ним. Подойдя ближе, Тия поняла, что это "что-то" - человек. Маленький человек. Фёдор!
- Что с ним? Он жив? Он дышит? - увернувшись от её руки, волк отступил к лесу и, коротко взвыв, исчез.
Крепко взяв Фёдора за капюшон куртки, Тия потащила его через мост. К ней уже спешили Па и Ма. И откуда взялись?
Дома Па аккуратно положил мальчика на диван.
- Уйдите все, - строго сказала Ба, усаживаясь на скамеечку у дивана, - Тия, останься. Помоги его раздеть.
- Ба, ты сможешь его оживить?
- Глупая девочка. Как можно оживить живого? Вытри слёзы и сосредоточься. Будешь помогать. Подкинь дров в камин.
Фёдора натёрли с ног до макушки маслом, остро пахнущим травами. Потом Ба легко дотронулась до его лба, груди и пяток, пошептала что-то в сторону. Щёки Фёдора порозовели, и он глубоко вздохнул.
- Ну, всё. Теперь накрой его одеялом, и пусть спит. А мы с тобой поговорим. Спрашивай, - сказала Ба.
- Он поправится?
- Конечно. Во все времена года, кроме лета, лесные звери становятся вампирами, особенно зимой. Они отнимают жизненные силы. У него отняли почти все. Но ничего, мы с тобой их восстановили. Он проснётся здоровым.
- Почему мне нельзя дружить с Фёдором? Только не говори, что это Тайна, и я ещё не доросла.
Ба нахмурилась.
- Хоть тебе нет и одиннадцати... ну что ж, слушай.
Люди, живущие за Лесом, которых мы называем чужими, никакие не чужие. У нас общие предки. Но мы отличаемся от них. Не только внешне. У нас есть качества, которыми они не обладают. Ты ведь слышишь мысли других? Знаю, слышишь. А они - нет. Мы никогда не болеем, а они болеют постоянно...
- Ба, - перебила Тия, - ты говоришь простые вещи, я их и так знаю. Не понимаю, почему их нельзя сказать раньше, почему только в пятнадцать?
- Ты ведь знаешь, что человек рождается несовершенным, и его организм постоянно развивается. К пятнадцати годам у таких, как мы, окончательно формируется железа, мы называем её вита-железа. Она вырабатывает вещество, которое даёт нам способности и здоровье.
- То есть, у нас на один орган больше, чем у чужих?
- Нет, у них вита тоже есть, но совсем не развита. И способностями они управлять не умеют.
- Ба, но я ведь тоже не умею.
- Правильно. Ты научишься. В пятнадцать лет. Сама почувствуешь, когда придёт время. И тогда сможешь лечить и наводить порчу, внушать свои мысли и не позволять воздействовать на твои, передвигать тяжести взглядом, воздействовать на погоду. У тебя хорошие способности, вон на какое расстояние дотянулась, - Ба покосилась на спящего Фёдора.
- Как это - дотянулась?
- А подумай, почему он вдруг пошёл через Лес?
- Это я его заставила?
- Конечно. Ты постоянно думала о нём, представляла вашу встречу. Было такое?
- Было, - Тия шмыгнула носом, - значит, я его чуть не убила?
- Вообще-то, убила. А потом мы с тобой его оживили. И вылечили заодно от нескольких болезней.
- Но ты же говорила, что он живой...
- Иногда не мешает немного приврать.
Тия посмотрела на спящего Фёдора, оглянулась вокруг. Оказалось, в комнате сидят все взрослые. Она и не заметила, когда они вошли.
- Ба, а дерево я смогу свалить?
- Сможешь. И любой из нас может.
- Тогда зачем топоры, пилы?
Бабушка хитро улыбнулась:
- Затем, что с природой нужно жить дружно.
Тия задумалась. Взрослые молчали, переглядывались.
- Нет, я всё-таки не понимаю, почему мы не можем встречаться с людьми, почему должны прятаться?
- Сейчас скажу главное. Мы и все такие, как мы, объявлены у людей вне жизни. Понимаешь, есть преступники, объявленные вне закона. Это значит, что, встретив такого человека, нужно его арестовать и посадить в тюрьму. А мы - не преступники, мы - вне жизни. Нас по человеческим законам нужно убивать.
- Разве мы сделали что-то плохое?
- Нет, ничего плохого мы не делали. Думаю, они просто боятся наших способностей. Боятся, что мы узнаем их мысли и расскажем другим. Или заставим их говорить и поступать так, как им очень не хочется.
- А мы это можем?
- Конечно. Да ты и сама знаешь.
- Значит, люди могут придти сюда и убить нас всех? Как кроликов?
- Нет, не могут. Дед-основатель позаботился, защитил нас. Люди не заметят Дом, они увидят топь, бурелом или что-то еще, не знаю. Главное - они увидят непроходимое опасное место и не станут сюда соваться.
- А Фёдор? Если бы он дошёл, он увидел бы Дом?
- Нет, Фёдор тоже не увидел бы. Сюда могут попасть только такие же, как мы.
- А чужие?
- Чужие тоже могут. Но только если кто-то из нас приведёт их. Твой папа, кстати, пришёл сюда, когда был мальчиком, со своим отцом. Да, тот твой дед был обычным человеком. А его жена, твоя вторая бабушка, была особенной. Люди убили её, а дед, спасая ребёнка, ушёл от них через Лес. Он был хороший человек, смелый и добрый.
- Значит, мы с тобой по большому счёту, не родственники.
Ба рассмеялась:
- Ещё какие родственники. Твоя мама - моя дочь. А остальные - да, не родственники. Они или их предки приходили сюда в разное время и оставались.
От мыслей у Тии слегка кружилась голова.
- Ба, ведь что-то произошло, да? Нас не просто так объявили вне жизни?
- Ты права, не просто так. Но что именно произошло, неизвестно. Говорят, что существуют записи, оставленные Основателем. Только их никто не видел. То ли они хорошо спрятаны, то ли уничтожены.
- Я найду их, эти записи, - серьёзно сказала Тия.
- Привет! - Фёдор сидел на кровати и блаженно улыбался. - Я всё-таки дошёл. Ничего не помню.
- Проснулся! Вот и хорошо, одевайся, сказала подошедшая Ма. - Сейчас будем ужинать, а потом проводим тебя домой. Родители, наверное, волнуются.
- Я с бабушкой живу. И она, конечно, волнуется.
В дом ввалились дети, сбросили заснеженную одежду, стали рассаживаться за столом. Сразу стало шумно и весело.
Когда стемнело, все собрались у моста. После недолгих споров было решено, что с Фёдором пойдут Тия и Ба, а взрослые обеспечат дорогу. Путники надели лыжи, Фёдор попрощался со всеми.
- Давайте! - скомандовала Ба.
Сквозь Лес пролёг светлый коридор. Справа и слева кружилась метель, а в коридоре было тихо и светло. Первой шла Тия, за ней Фёдор. У него за плечами висел рюкзачок с гостинцами - деревянные резные ложки, меховые варежки и шерстяные носки, баночка земляничного варенья. Ба шла замыкающей, а за ней по лыжне весело закручивался маленький, как болонка, смерч, заметающий лыжню.
В посёлке светилось окошко в одном-единственном доме. Фёдор распахнул дверь и бросился к женщине, сидевшей у стола:
- Привет, бабуль!
- Наконец-то, - сказала та спокойно, посмотрела на вошедших, вскочила и всплеснула руками. - Анастасия! Ты! У меня в гостях! А это кто? Внучка?
- Здравствуй, Варвара, - Ба обняла подругу и обернулась к Тии, - вот, познакомься, это мой друг Варенька, а по совместительству наш главный снабженец. Топоры, пилы, ножи, рукоделье - всё от неё.
- Ну, и мне от вас кое-что перепадает, - засмеялась Варвара, - травками вашими весь посёлок лечу, никто не жалуется.
- Да, травки у нас непростые, - Ба подмигнула Тии и обернулась к подруге. - Чаем не угостишь?
- Ой, что ж это я стою, - Варвара заметалась по комнате, собирая на стол.
- А вы давно друг друга знаете? - спросил удивлённый Фёдор.
- А с детства. Нам по десять было, когда встретились.
- Да, по десять. Хорошее было лето.
Тия сидела за столом, прихлёбывала чай из большой фарфоровой чашки и озиралась по сторонам. Многое её удивляло, кое-чего она совсем не понимала. Например, вот это:
- Почему у вас книжка под скамейкой лежит?
- Какая книжка?
- Да вот эта, - Тия встала со стула, подошла к лавке, нагнулась и вытащила оттуда книгу в твёрдой обложке. Перелистала. Книга оказалась толстенькой тетрадью, исписанной то ручкой, то карандашом.
Обе женщины и Фёдор смотрели на неё, широко раскрыв глаза.
- Тия, что с тобой? Это же камень. Обыкновенный булыжник. Бабушка его на квашеную капусту кладёт, как груз.
- Булыжник, - согласилась Варвара, - но не простой. Мне его родители оставили и наказали хранить, как зеницу ока. Сказали, этот камень - моё главное наследство.
Тия раскрыла обложку и прочитала вслух то, что было написано на титульном листе:
"Плохие дела творятся в нашем городке. Некоторым семьям удалось уйти через кордон в горы. Сегодня ночью мы с женой и сыном уйдём через лес. Попробуем найти подходящее место для жилья.
Кто-то пустил слух, что я вёл подробные записи, их уже ищут. Завтра будут обыскивать каждый дом.
Поэтому я наложил на дневник чары. Теперь любой человек увидит не тетрадь, а обыкновенный большой булыжник. Открыть его смогу я, если вернусь, или мой прямой потомок из шестого поколения. Надеюсь, столетия хватит, чтобы всё улеглось."
Домой Тия с бабушкой вернулись под утро. Дети, конечно, спали, а взрослые ждали их на крыльце. Вкратце рассказав о событиях, Тия пообещала каждый вечер у Камина читать дневник вслух.
Меня преследуют две-три случайных фразы,
Весь день твержу: печаль моя жирна...
О Боже, как жирны и синеглазы
Стрекозы смерти, как лазурь черна.
Где первородство? где счастливая повадка?
Где плавкий ястребок на самом дне очей?
Где вежество? где горькая украдка?
Где ясный стан? где прямизна речей,
Запутанных, как честные зигзаги
У конькобежца в пламень голубой, —
Морозный пух в железной крутят тяге,
С голуботвердой чокаясь рекой.
Ему солей трехъярусных растворы,
И мудрецов германских голоса,
И русских первенцев блистательные споры
Представились в полвека, в полчаса.
И вдруг открылась музыка в засаде,
Уже не хищницей лиясь из-под смычков,
Не ради слуха или неги ради,
Лиясь для мышц и бьющихся висков,
Лиясь для ласковой, только что снятой маски,
Для пальцев гипсовых, не держащих пера,
Для укрупненных губ, для укрепленной ласки
Крупнозернистого покоя и добра.
Дышали шуб меха, плечо к плечу теснилось,
Кипела киноварь здоровья, кровь и пот —
Сон в оболочке сна, внутри которой снилось
На полшага продвинуться вперед.
А посреди толпы стоял гравировальщик,
Готовясь перенесть на истинную медь
То, что обугливший бумагу рисовальщик
Лишь крохоборствуя успел запечатлеть.
Как будто я повис на собственных ресницах,
И созревающий и тянущийся весь, —
Доколе не сорвусь, разыгрываю в лицах
Единственное, что мы знаем днесь...
16 января 1934
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
