Миры моей бабушки. (Гл.12. Мир школы. "Никаких нервов не хватает!")
Так говорила одна молоденькая учительница, а бабушка услышала. Дома она обсуждала эту фразу с дедом
- Как это, Сева, «нервов не хватает»? А зачем тогда в школу пошла? Ведь два года всего работает. В учительстве как? Или должно хватить на всё, или уходи. А с таким настроем нельзя с детьми работать. Сама калекой станешь, и детей ничему не научишь. Наша работа одно сплошное терпение. Без него – никуда. Тут уж, Сева, "хоть дрожу, а форс держу"! А иначе никак.
Бабушка проработала в школе всю свою трудовую жизнь. Её знали и уважали в городе. Были у неё награды и звания, но всё это мишура, суета-сует и приметы времени. Главное в том, что она была сильным учителем математики и педагогом от Бога. Объясняла материал понятно, лошадей не гнала, была терпелива, так как понимала - мозги у всех разные и скорость схватывания тоже. Была уверенна в том, что "повторенье – мать ученья".
И ещё тренинг, "натаскивание" по-тогдашнему. Быстрый устный счёт – основа основ. Часто встречающиеся "кубы", "квадраты", "корни" - в памяти, и с моментальным извлечением при надобности. Прорешивание типичных примеров и задач - "до автоматизма". Все законы и формулировки – "знать на зубок". "Формулы должны быть в голове", говорила она мне, "в учебнике их каждый дурак прочтёт". И гоняла меня и своих учеников по этим необходимым в учение вещам постоянно. Это как гимнастика для разогрева мозга выглядело.
Активировав такими разминками головы, настроив класс на математику, она переходила к новому материалу. И он уже ложился надёжнее, понимался легче и быстрее. Всё вроде бы просто, ничего особенного. Но система, система и ещё раз система. И терпение, терпение и ещё раз терпение. Отсюда и результаты.
Держалась с учениками просто, говорила спокойным голосом. Никто никогда не слышал от неё крика. Однако, класс при этом "держала" от звонка до звонка. Ни шума, ни вольницы, ни бездельников на её уроках не было. Всё видела, всё понимала, работала на полную мощность. Чтобы вдохнуть в кого-то энергию, надо затратить свою. Это аксиома.
Как я понимаю, без последствий для здоровья такая самоотдача и сдержанность не проходят. Очень тяжело не закричать, если "разжёванный" кажется уже материал не усвоен и надо начинать почти сначала.
Очень трудно остаться спокойной, если в момент подачи нового сложного понятия, кто-то начинает блажить и сбивает с настроя весь класс. Надо осадить буяна, не оскорбив его. Потому что если он перестанет уважать тебя как педагога - как ученик он для тебя пропал. А потом надо сразу вернуть класс в рабочее состояние.
Приходится всё время держать себя в руках. Выглядеть уверенной, строгой. Быть справедливой. Являться для учеников образцом вкуса во внешнем облике. Не показывать слабости. Сдерживать личную неприязнь, если возникнет. Помнить, что все они дети, а не "исчадия ада". Относиться ко всем ровно, не делить на "любимчиков" и "парий". А это очень сложно, так как один "хватает на лету", другой "еле-еле душа в теле", третий - "верхогляд", уверенный, что всё понял, а копни глубже – ничего не знает. А четвёртому - кроме как, ущипнуть соседку по парте, вообще ничего не надо.
Надо помнить, что если ученик не понимает твой предмет, это ещё не приговор - может быть он очень талантлив в литературе или истории. И это тоже надо учитывать. Нельзя быть "добренькой", тут же расслабятся. Нельзя держать дисциплину страхом, от страха тупеют. В обоих случаях результаты занятий сведутся к нулю.
А баланс между знаниями учеников и "повышением показателей успеваемости" для администрации школы?
А пресловутый "женский коллектив", в котором надо оставаться самой собой, иметь собственное мнение, и, при этом не обидеть его наличием издёрганных, усталых коллег. Не влезать в свары, по поводу количества "часов" и неудобно составленной "сетки" расписания уроков. Не поддерживать группировки кого-то против кого-то. Быть ровной и приветливой, когда уже сил нет даже на улыбку. Ой, до бесконечности можно продолжать!
Бабушка с честью прошла через эти лабиринты, не оставив за своей спиной искалеченные судьбы детей, недоучек от учителя, ненавидящих её выпускников, не уважающих, или завидующих коллег. Она всегда была и уважаема, и любима. Но как только пришло время пенсии - всё!
- Нет, нет и нет! Даже не упрашивайте. Больше я в школу ни ногой. Нет сил. Все что были – выработала. Я ещё пожить хочу.
И как не просили, ушла на пенсию бесповоротно. В школу приходила лишь на родительские собрания моего класса.
- Я такую жизнь прожила, Ира. Каких у меня только учеников не было. Сколько нервов они мне вытрепали. Но я к каждому свой подход находила. Всегда по-моему получалось. Хулиганов осаживала. Тупых – жалела, помогала, подсовывала задания попроще. Чего их мучить, ну не дано человеку, а аттестат всем нужен, не со справкой же выпускать! Лодырей – гоняла, чтобы толк был, умных - натаскивала, что бы "до блеску". Никто не в обиде. Только к одному, так и не смогла ключик подобрать...
На мой безмолвный вопрос бабушка показывает глазами на потолок, там квартира наших верхних соседей.
- Хрисо, бабушка?
-Он, Ира, он. (Бабушка вздыхает). С какой стороны я только к нему не заходила. И так, и эдак пробовала. А он, пёс такой, только ухмыляется: "Даже не пытайтесь, Ольга Владимировна. Все равно не получится". И хитрый, как зверь. Повернёшься, а его нет уже. И всё тишком, тишком. И пил, и курил, и уроки месяцами пропускал. А особенно обидно - ведь не дурак. Просто не хотел.
- А что ж ты к Фаине не пошла, не пожаловалась? Она же мама.
- Да ему ж никто не указ! Зыркнул и пошёл. Ох, боюсь я за него, Ира. И вину чувствую. Первый раз не смогла. Не подпустил он меня.
Я задумываюсь. Маленький красавчик Хрисо. Сосед сверху. Изворотлив, как хорь. Хищник. Ходит гибко. Вкрадчивый, как бес. От него идёт что-то очень опасное и в то же время заманчивое. Да-а, интересно. Тянуло меня к нему. Но он близко никого не подпускал. Пройдёт мимо, обожжёт быстрым, насмешливым взглядом, и нет его.
Закрутила-завертела соседа жизнь. Карты. Драки. Дружки. Суды-отсидки. И вдруг, как гром среди ясного неба. Хрисо женится! На ком? Беленькая, милая, очень домашняя девушка. Мимо пройдёт, не сразу заметишь. И ведь скрутила же, неуёмного. Чем? Наверное, любовью, тишиной своей. Мягкой лапкой. Родила близнецов. Пошёл на завод работать бывший бабушкин ученик, семью кормить. Хорошо жили, да недолго.
Подстерегли Хрисо дружки и подрезали, не простили ухода от них. Брёл он к дому, но силы кончились, так по дороге и умер...
Да, школа, работа. Была у бабушки одна особенность. Такая же, как и у многих в то время. Если одной фразой написать то получится – "Не болтай!". Или – "Держи язык за зубами". Я по возрасту относилась к этому легкомысленно и насмешливо, даже досадливо. Кому мы нужны, думала. А старики относились к этому серьёзно.
- Ох, подведёт тебя твой язык под монастырь!
А я отмахивалась, не понимая их тревог.
Школа. Выслушал новый приказ начальства, свежую директиву с самого верха, политинформацию еженедельную, нравится, не нравится, не обсуждай. Молчи и мотай на ус. Дома потихоньку обговори, попытайся понять что хорошо, что плохо, и всё. Такие зажатые были люди. Время от времени рассказывали без имён и фамилий, как какой-то молодой талантливый педагог, сболтнул что-то "не то" в компании своих коллег, а на следующий день "за ним пришли". Посадили.
- За слово, Ира. За одно слово! А судьбу сломали. Понимаешь теперь, почему иногда лучше промолчать?
Были рассказы, о привлечение "за анекдот" и тоже приводились примеры.
Не верила моя прекрасная леди своему государству. Считала что "бережённого, Бог бережёт, а резвый сам наскочит". Много претензий было у бабушки к власти.
А страх, перед карающим могуществом системы, был ей не книжками навеян. Фундаментом этому страху - вся её жизнь. Молчание её, было попыткой во что бы то ни стало оберечь судьбы своих детей. И у неё получилось. Всю жизнь она, как та птица, "уводила от гнезда", берегла своих сыновей, потом нас, внуков. Ничего нам не рассказывала о прошлом.
При вопросах о родных, о детстве, о молодости, сразу становилась скупословной, уклончивой, переводила разговор на другое. У меня всегда оставалось чувство досады. И где-то глубоко сидела ещё не до конца оформившаяся мысль о том, что или я не знаю свою бабушку, или должно быть какое-то объяснение. Ведь не может такой щедрый на любовь и привязанность человек, выкинуть из своей жизни, и даже не любить вспоминать прошлое. Папу, маму, дедушек, бабушек. Стоило мне задать вопрос поконкретнее, типа - "Кем был отец твоей мамы?", и сразу наступало что-то непонятное.
В детстве, после случайных слов бабушки о сёстрах, селе, я вся замирала от предвкушения, садилась с горящими любопытными глазами, готовая "впитывать", всё, что расскажет мне сейчас моя прекрасная леди. Ну наконец-то, билось в моей, обожающей обстоятельные рассказы, голове, наконец-то сейчас всё узнаю. Как жили, кем были, что ели. Но бабушка незаметно выскальзывала, переводила внимание на что-либо другое.
А потом мне уже самой стало не очень интересно. Включилось молодое пренебрежение к "древним" фактам. "Ну что там могло быть важного. Вот у нас сейчас, действительно настоящая жизнь, настоящие проблемы. А тогда…".
Сколького же я не узнала из-за такого пофигизма. Ведь может быть мне повзрослевшей, бабушка открыла бы наконец, свою изболевшую душу, уставшую от вопросов без ответов и тайн. Но мне же некогда было! Надо было лететь, нестись, жить "во все лопатки"! Только это и казалось важным. При всей моей любви к бабушке, ситуация стандартная – "что имеем не храним, потерявши, плачем"...
Сложная была жизнь у бабушки. Но прожила она её с большим достоинством и ответственностью. Поэтому и вспоминали её после смерти ученики и коллеги только в высших степенях и с благодарностью.
Говори. Что ты хочешь сказать? Не о том ли, как шла
Городскою рекою баржа по закатному следу,
Как две трети июня, до двадцать второго числа,
Встав на цыпочки, лето старательно тянется к свету,
Как дыхание липы сквозит в духоте площадей,
Как со всех четырех сторон света гремело в июле?
А что речи нужна позарез подоплека идей
И нешуточный повод - так это тебя обманули.
II
Слышишь: гнилью арбузной пахнул овощной магазин,
За углом в подворотне грохочет порожняя тара,
Ветерок из предместий донес перекличку дрезин,
И архивной листвою покрылся асфальт тротуара.
Урони кубик Рубика наземь, не стоит труда,
Все расчеты насмарку, поешь на дожде винограда,
Сидя в тихом дворе, и воочью увидишь тогда,
Что приходит на память в горах и расщелинах ада.
III
И иди, куда шел. Но, как в бытность твою по ночам,
И особенно в дождь, будет голою веткой упрямо,
Осязая оконные стекла, программный анчар
Трогать раму, что мыла в согласии с азбукой мама.
И хоть уровень школьных познаний моих невысок,
Вижу как наяву: сверху вниз сквозь отверстие в колбе
С приснопамятным шелестом сыпался мелкий песок.
Немудрящий прибор, но какое раздолье для скорби!
IV
Об пол злостью, как тростью, ударь, шельмовства не тая,
Испитой шарлатан с неизменною шаткой треногой,
Чтоб прозрачная призрачная распустилась струя
И озоном запахло под жэковской кровлей убогой.
Локтевым электричеством мебель ужалит - и вновь
Говори, как под пыткой, вне школы и без манифеста,
Раз тебе, недобитку, внушают такую любовь
Это гиблое время и Богом забытое место.
V
В это время вдовец Айзенштадт, сорока семи лет,
Колобродит по кухне и негде достать пипольфена.
Есть ли смысл веселиться, приятель, я думаю, нет,
Даже если он в траурных черных трусах до колена.
В этом месте, веселье которого есть питие,
За порожнею тарой видавшие виды ребята
За Серегу Есенина или Андрюху Шенье
По традиции пропили очередную зарплату.
VI
После смерти я выйду за город, который люблю,
И, подняв к небу морду, рога запрокинув на плечи,
Одержимый печалью, в осенний простор протрублю
То, на что не хватило мне слов человеческой речи.
Как баржа уплывала за поздним закатным лучом,
Как скворчало железное время на левом запястье,
Как заветную дверь отпирали английским ключом...
Говори. Ничего не поделаешь с этой напастью.
1987
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
