Как-то летом тысяча девятьсот семьдесят третьего года, когда запустили в космос наших и американцев ради улучшения международной обстановки, я играл в Козла со своими родственниками из Рязани. Погода тогда была ужасная - дождь лил и лил, не переставая. И что же делать интеллигентным людям на пленэр'е, когда идет дождь? Правильно, играть в козла! Так вот...
так вот. Лето было отвратительное - ни тебе клубники поесть, ни на качелях покачаться, ни в поле бабочек ловить. Одна детская радость - зайти в лужу в резиновых сапогах, и с тайным замиранием сердца наблюдать: зальет вода через край сапога или нет. Влетит мне от мамки или нет? Совсем скучно, то есть
А у тетки моей (у нас дом дачный дом напополам, все что за стеной - слышно) наши родные: Королёв и Королевишна, - Нина свет Васильевна, и муж её Королев Николай Васильевич. Не любил я его, каюсь, - больно резок на слово был Королёв, ему, что собаку свою, моську драную ославить, что меня, младенца нежного. Да по матушке, да в три этажа с мансардою... Одно слово – деспот. Но что делать? Слышу за стеной глас трубный. Захожу робко.
- Дед, чего ругаетесь?
- Иг'арёкь, садись вот, туда, куда-нибудь.
(К Василичу, продолжая разговор):
- Так Петька воевал!
- Ой, бля, обвоевался весь, пока ты в болоте топ да сухари мочил на своем Втором Белорусском, он в Иране кобылам хвосты крутил. Воин, блять. Аника, на хер.
- Кудыть послали, там и воевал, Василич! Дитё тут (и на меня дед косится).
- Да пусть слушает! Говно твой Петька, курды его подстрелили в жопу, так герой с орденом! А меня немец жёг, как твой шашлык в ДОТе, я тебе что, офицер или ...? (Косится на меня)
- Тебе чего мядали не хватаить? Дырочку на спине просверлить? Вон у меня коловорот в сарае. Принесть? Не позорь человека перед дитём.
- Уймись со своим Петькой. По-доброму прошу, Константин Иваныч.
Нина свет Васильевна. Остыньте, петухи. Вот Игорёк пришёл. Давайте в карты уже играть.
(Мне) Игорёк, ты баранки наши рязанские будешь? А их не слушай - и Пётр Васильевич герой, и Николай Васильевич (коситься на мужа) - герой, и дед твой – герой самый настоящий. Время такое было, кто не помер в сорок первом - все герои.
- А вы, Нина Васильевна?
(Хохот деда и Николая Васильевича)
Николай Васильевич. Она тоже герой! Такую собаку шпионскую подстрелила, что весь Второй Украинский радовался.
- Да ну вас, мужики неотесанные. Игорёк, ты бараночку кушай, а дураков не слушай.
(пауза)
ШПИОНСКАЯ СОБАКА
Сидим, играем в козла.
Дед. А если мы по-горбячски?
Н. В. А наше дело правое! И враг будет разбит! Лупит картой с оттяжкой.
Я. А что за шпионская собака, тёть? (я всегда свою двоюродную бабушку тётей называл)
(все, кроме меня, улыбаются)
Нина свет Васильевна. Да была такая. Я в сорок третьем в армию завербовалась.
Я. Как это завербовалась?
Ник. В. А так, жрать было нечего, вот и завербовалась за паёк.
Нина с В. Ну так, приехала в деревню с Урала, а там, своих, таких как я - вагон и маленькая тележка. Вот и завербовалась.
Я (совершенно обалдевший) И?
Н с В. Что и? Провезли на фронт. Летом. А привезли осенью. Девочки в платьях и в босоножках. Выгрузили. Кругом ад кромешный - дома разрушены, танки-пушки по обочинам погоревшие. Девочки, мы на фронте - все в рёв! А привезли в Киев. До фронта триста верст. Поняли, слезы высохли. Идем колонной по Киеву. Двести пятьдесят девушек в сарафанах, все обовшивели, не чесаны, не мыты, голодные. Рядом мальчик идет, с буханкой за сто рублей под мышкой. Самая смелая из нас: Мальчик, дай нам хлебушка? И ты представляешь.. (тетка всхлипывает, дед и Николай Васильевич делают суровое лицо, я как сова кручу головой туда-сюда). Он... он всю буханку отдал! Влетело ему, наверное, от матери! Привели нас на плац какой-то, построили.
Идет подполковник с палочкой, нас осматривает. Цыганский табор из-под бомбежки, честное слово. Рядом с ним майор вьется. Подполковник и говорит своему майору: «Ну, теперь Гитлеру точно…»(заминается)
Н.В. Точно пиздец, говорит. Еще бы! Хватит слезу гнать, давай про собаку.
Н с В. Ну, да (смущенно) А что? Отобрал самых красивых (а моя двоюродная бабушка красавица была в юности), а всех остальных - на фронт. А нас, отобратых - в училище.
Н. В. Давай про собаку.
Н с В. Присягу приняла, форму выдали, а портянки забыли. Стояла у знамени, все ноги отморозила , На босу-то ногу. В лазарете лежала месяц почти.
Н. В. Ты чо? Глухая? Про собаку.
Н с В. Собаку? Выписалась, портянки дали, стою на посту. А ведь кругом черте-чё. Бендеровцы недобитые, диверсанты. Стою, дрожу. Вдруг шорох в кустах и какое-то сопение. Я – Стой, кто идёт! По уставу. Сопит. Я опять - Стой кто идет, стрелять буду! Опять сопит. Ну, я и выстрелила из карабина, как положено. Слышу - визг... Потом начальство прибежало, НКВД-шники... Ты знаешь, что такое НКВД?
Я. Нет
Н с В. Ну и хорошо. Собаку я пристрелила. Она, видать, голодная, к людям ползла за едой. А я её и пристрелила. А они - показывает на деда с Н.В.- ржут все время, как бусурманы. Вот такая я герой!
Когда снег заметает море и скрип сосны
оставляет в воздухе след глубже, чем санный полоз,
до какой синевы могут дойти глаза? до какой тишины
может упасть безучастный голос?
Пропадая без вести из виду, мир вовне
сводит счеты с лицом, как с заложником Мамелюка.
…так моллюск фосфоресцирует на океанском дне,
так молчанье в себя вбирает всю скорость звука,
так довольно спички, чтобы разжечь плиту,
так стенные часы, сердцебиенью вторя,
остановившись по эту, продолжают идти по ту
сторону моря.
1975
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
