– И всё же, Артём, как же совсем-то, без Бога-то? Ведь тогда же вообще в обществе никаких ни в чём ограничений не будет.
Артём:
– Ты опять всё о том же. Религии со своими "ограничениями" вот уже тысячи лет как существуют, и что – общество всё здоровеет и здоровеет? Ведь нет же этого. Это если, так скажем, по фактору времени оценивать. А теперь по другому фактору. Вот Польша относится к очень религиозным странам. А, например, в Чехии, в также славянской, и соседней стране, уровень религиозности низок. И что, Чехия в сравнении с Польшей более в пороке и во всевозможных грехах погрязшая, или чехи менее культурны чем поляки? Кстати, после развала соцлагеря в Чехии президентом выбрали писателя и драматурга Вацлава Гавела, а в Польше – Леха Валенсу, бузотёра и р-р-революционера. И в России та, былая православность, о которой так любят говорить церковники, не спасла от пришествия к власти "бесов". Нет никаких убедительных и бесспорных примеров того, что религия делает общество лучше. А вот обратных примеров вполне достаточно – межконфессиональная вражда, религиозные войны, "война цивилизаций", средневековье с его инквизицией и т.д.
Или такой, моральнофилософский довод. Поскольку роль некоего оберега общественной морали признаётся за лживым "духовным учением", и за таким же лживым его институтом – церковью, следовательно, ложь и лицемерие не являются чем-то недопустимым, аморальным. Так ведь так оно и есть, оглянешься на наше общество – все кругом друг другу лгут, а церковники и политики так и более всех. Признание допустимости лжи в духовной сфере делает её допустимой везде – в политике, во взаимоотношениях и личных, и межобщественных. Кстати, среди Моисеевых заповедей почему-то нет такой – "не лги, не лицемерь". Есть лишь – "Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего" (Исход, XX, 16), но это не совсем одно и то же. Да и что это такое – Моисеевы заповеди? Это, по одному меткому выражению, "десять наиболее часто нарушаемых законов". Принёс Моисей с горы Синай две каменные скрижали с божьими заповедями (Исход, XXII, 15), и стал первым же их злостным нарушителем – читай Библию.
Антон:
– Но ведь ты же соглашаешься с тем, что кому-то религия помогает в трудную минуту, поэтому, как говорит Елена, "религии останутся и будут процветать". И сам говоришь, что человек не может жить без какой-то идеи. Для многих вера в Бога, возможно, и есть эта самая идея.
Артём:
– Действительно, для кого-то, хоть даже и для многих, вера в бога может быть как бы некой для них идеей. Это их личное дело. Но я же говорю об обществе в целом, и утверждаю, что религия для общества не только не является полезной, но и вредна. Признание обществом лжи ложью сделает его только здоровее.
Антон:
– Видимо, в идеале должно быть так, чтобы идея личная ни в чём не противоречила идее общественной. Пожалуй, что непросто найти такую идею. Ты ведь правильно говоришь, что эгоизм – это природное свойство человека. Только надо уточнить, что эгоизм присущ всему живому. Но в прочем животном мире эгоизм – это средство и способ выживания. А у человека к этому добавляется ещё и страх смерти – только человек, существо разумное осознаёт конечность своего существования. И вот теперь уже эгоизм человека становится принципиально отличным от эгоизма животного. Страх смерти, личной смерти, а не гибели вида гомо сапиенс вообще, – вот высшая степень эгоизма. Эгоизм животного работает на сохранение вида. Эгоизм человека, страх перед личной физической смертью, лишают его способности и стремления к целенаправленной борьбе за сохранение вида "существо разумное".
Артём:
– Да я от священника ли слышу такие речи?!.. Ты меня опять удивляешь. Мало того, что ты философствовать взялся, так это же ещё и абсолютно богохульная философия. А где в твоих рассуждениях Бог? Ты ведь в них к нему не приходишь, судьба человечества у тебя от человека зависит.
Антон:
– Да, получается, что я, как атеист какой, отвергаю Бога, ставлю человека в центр мира.
Артём:
– Ты, должно быть, путаешь атеизм с антропоцентризмом. Это совершенно разные мировоззрения, между собой никак не связанные, друг от друга не зависящие. Атеизм не ставит человека в центр мира. А вот авраамические религии как раз утверждают, что бог создал целую Вселенную лишь для обитания в ней человека. Так что это религия перегружена антропоцентризмом, причём, каким-то совершенно кривым. Атеизм, не будучи антропоцентрическим, признаёт за человеком и способности, и ответственность за сохранение своего вида. В религии же – "на всё воля Божья", а то ещё – "уверуй, и спасёшься". Для религии, по своей сути антропоцентрической, человек – ничто, былинка, раб Господень. Всё наизнанку, всё с ног на голову поставлено. В природе главное – человек, ради него всё Всевышним и создавалось, вот она гордыня, осуждаемая религией. Но он ничто перед богом – а это рабская психология, насаждаемая религией ради власти церкви. Никакой нелогичности здесь нет, всё чётко и логично, работает так, как и задумывалось. "Is fecit cui prodest" – "Сделал тот, кому это выгодно" (лат).
В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты, где выглядят смешно и жалко сирень и прочие цветы, есть дом шестнадцатиэтажный, у дома тополь или клен стоит ненужный и усталый, в пустое небо устремлен; стоит под тополем скамейка, и, лбом уткнувшийся в ладонь, на ней уснул и видит море писатель Дима Рябоконь.
Он развязал и выпил водки, он на хер из дому ушел, он захотел уехать к морю, но до вокзала не дошел. Он захотел уехать к морю, оно — страдания предел. Проматерился, проревелся и на скамейке захрапел.
Но море сине-голубое, оно само к нему пришло и, утреннее и родное, заулыбалося светло. И Дима тоже улыбнулся. И, хоть недвижимый лежал, худой, и лысый, и беззубый, он прямо к морю побежал. Бежит и видит человека на золотом на берегу.
А это я никак до моря доехать тоже не могу — уснул, качаясь на качели, вокруг какие-то кусты. В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
