Котёнка маме подбросили биологи. Заканчивалось лето, экспедиция сворачивалась, а прикормленный кошачий подросток оставался не у дел. Москвичи не смогли просто бросить привыкшее к ним существо и уговорили местную сотрудницу, работавшую рядом с ними в химкорпусе, забрать малыша. Вот и появилась в нашей семье кошка Мишка.
Биологи напутали с полом и дали ласковому зверёнышу мужское имя. Мы поначалу так и думали - кот, но первый февральско-мартовский загул всё поставил на свои места. Кот оказался кошкой, а имя менять не стали, бывают же француженки Мишель, решили мы. Только я по детской привычке часто называла его он
- Мишка пришёл.
Так что и тут, в рассказике, если спутаюсь, проведу по мужскому, то это от далёкой памяти.
Была Кошка Мишка тихой, неброской, некрупной. Худенькая, никогда не разжиралась до круглых боков и хомячьих щёк.
Расцветка - интересная. Вся шкурка покрыта пятнами, серыми,потемнее и посветлее и почти чёрными, рыжими, яркими и светло абрикосовыми, много белого и серо-полосатого. Пёстренькая, короче, киска.
Шерстка густая, но тонкая и не длинная, подпушек не выделялся. Мордочка скорее узкая, чем круглая, но не острая, сглаженная. Ушки торчком, опушены по контуру волосиками, как ресницами.
Глаза цвета стареющего желудя, жёлто-зеленоватые, крупные, спокойные, можно даже сказать - мудрые и добрые.
Повадки у Мишки были не навязчивыми. Никогда она не вовремя не тёрлась о нас, не мяукала, выпрашивая что-то. Всегда сдержанная, но очень внимательная. Её глаза следили за жизнью семьи, мозги накапливали информацию, перерабатывали и делали правильные, иногда удивляющие нас выводы. Но об этом чуть позже.
Где то через полгода после того как кошка появилась в семье, весной 1960 года, нам дали отдельную двухкомнатную квартиру на втором этаже "карточного" домика. Так его называли взрослые, за лёгкость стен.
Домик так себе, квартира махонькая, ни горячей воды, ни ванной комнаты, газ из баллона, плита мастодонт, жестяная раковина с латунным краном, под длинным желтым носом которого всегда висела капля , туалетишко из прихожей, двадцать сантиметров до унитаза, и только дверь прикрыть, ноги поджаты...
Но столько счастья!
Своё жильё. Без общей коммунальной кухни, без туалета на две семьи. Мои родители были людьми мало конфликтными, не избалованными хоромами и благами, но счастье жить одним было понятно всем. Тут и объяснять ничего не надо.
Из коттеджа, в котором мы занимали одну из трёх комнат, вышла процессия. Отец с табуреткой в руках, его приятель Виталька Севостьянов, химик от бога, добряк, холостяк и чудак, как большинство талантливых людей, с банкой молока и стаканами, очень волнующаяся мама, прижимающая к груди Кошку Мишку, и я подпрыгивающая от нетерпения и всё норовящая побежать, с финиками в бумажном кульке.
Прошли по мягкой тропинке от дома до кипарисово-каштановой аллеи, миновали фонтан(любовь и радость всех детей нашей научной Станции), выпуклый, похожий на перевёрнутую детскую качалку мостик с перилами, дорогу,пересекающую всю территорию, и лёгшую прямым углом от проходной до моря. Вошли в дубовую рощицу вокруг электростанции, снабжающей нас энергией строго до одиннадцати часов вечера (потом свет один раз мигал, предупреждая, и почти сразу выключался до утра), по дорожке приблизились к первому из двух новых домов.
Подъезд с козырьком над входной дверью. Деревянная, приятная своей натуральностью лестница на второй этаж, площадка, дверь направо. Здесь мама поймала меня за руку и взволновано сказала мужикам
- Подождите! Не входите. Сначала Мишку!
Отец с другом потеснились, приняли в сторону.
Мама отцу
- Владик. Открой дверь и отойди.
Папа так и сделал.
Мама наклонившись в дверной проём аккуратно высадила Кошку Мишку. Взрослые внимательно наблюдали. Мишка спокойно прошла в комнату, обошла углы и села посередине пола.
- Нормально жить будете! Кошак одобрил!
(тогда ещё мы не подозревали, что Мишка - девочка, поэтому папин друг говорил о ней в мужском лице).
Счастливая, сразу расслабившаяся и вся засиявшая мама, быстро отняла у нас табуретку, молоко и финики и посреди пустой комнаты устроила банкетик. С тех пор я на всю жизнь полюбила есть вместе два этих чудесных продукта.
Зажили мы самым прекрасным образом в этой квартирке, с распахивающимися панорамным видом на море, вчетвером - папа, мама, я и Кошка Мишка. И такое надёжное там было счастье,что если сейчас мне снится родительский дом, то это только та, станционная халупка, а никакие другие более поздние квартиры.
Родители мои были молодыми, лёгкими на ногу, поэтому мы много гуляли по окрестным горушкам, низким южным лескам, по долине речки Ашамбы. Куда ноги несли, туда и направлялись. Собирали яблоки дички и такие же груши, терн, ежевику, боярышник, шиповник. И всегда с нами гуляла Кошка Мишка. У неё выявилась страсть к путешествиям. Не помню случая, что бы оглянувшись, уже далеко от дома, кто-нибудь из нас не обнаружил, что следом, бесшумно ступая, идёт Мишка.
Время от времени кошка пропадала из виду, и я начинала плакать. Ныла
- Мишка потерялся. Теперь заблудится. Домой не придёт.
Родители смеялись. Уговаривали меня,что такой потери случиться не может. Потому что Мишка зверь, а звери не теряются там, где живут.
Потом кошка выныривала из кустов и начинала деликатно мяукать, перегораживать нам путь и тереться о ноги. Родители говорили
- Мишка нас куда-то зовёт. Хочет нам что-то показать.
Шли за ней.
- Ай, да охотница! Ай, да умница! Добычу нам показывает! Делится!
Родители по очереди гладили Мишку,смеялись. Я радовалась, что Мих нашёлся, но очень расстраивалась за мышей. Никакой живности я не боялась, поэтому смерть маленьких трогательных зверушек меня печалила до слёз, даже временно меняла отношение к кошке. Она уже не казалась мне такой родной и доброй.
- Ну что ты, Иришка, не расстраивайся. Мишка же хищница, так надо.
Нашли чем успокаивать. Получается, что я живу в доме не с меховой добротой (какой и была наша кошка на самом деле), а с жестокой охотницей. Это совмещалось очень трудно, и не сразу я забывала "проступок" своей любимицы. А эти ещё оправдывают её!
Тоже мне заступники. И мышек рыженьких им не жалко!
Охотницей Мишка оказалась страстной и умелой. В квартире мышей отслеживала тщательно и они забыли к нам дорогу. Но зато очень мучили соседку по дому, жившую под нами на первом этаже. Лилия Яновна очень часто просила на ночь нашу истребительницу, и та её никогда не подводила, всегда всю добычу складывала посреди главной комнаты и не уходила, пока не убеждалась, что кучка замечена и оценена по достоинству.
Посещая эту соседку снизу, Мишка увидела и поняла, какой серьёзный, цельный и заботливый она человек, поэтому , видимо, решила сделать ей подарок.
Родив очередную стайку котят, Миха выбрала из них рыжую девочку, взяла её в зубы,спустилась на первый этаж, дождалась, когда соседская дверь откроется, и шмыгнула в дальнюю маленькую комнату под кровать. Там она свою доченьку положила на пол и замяукала, призывая Лилию Яновну. Леди была очень удивлена, и сама фыркнув, как породистая кошка, отнесла котёнка нам со словами
- Ваша Мишка что-то напутала!
Так повторялось несколько раз, котёнок опять оказывался внизу под кроватью, пока до всех участников удивительного события не дошло, - это не случайность, кошка ничего не напутала, а надо посмотреть, что же она собирается делать!
Рыжую девочку уложили в коробку с тёплыми тряпочками, там, куда её приносила кошка. Мишка спокойно покормила её и ушла к нам, к другим пятерым котятам, которыми и занялась. Так она и стала жить на два дома, пока её дети не подросли.
То есть, оценив Лилию Яновну по достоинству, наша кошка, безошибочно выбрала из помёта самую ловкую по мышам, и подарила. Девочку назвали Пусси. Она прожила у наших соседей до самой смерти и мышей в их доме больше не было!
Я котятам всегда радовалась. Ждала их с нетерпением. Игралась. Приходила подружка Натаха и тоже развлекалась с ними. Все проблемы пристраивания подросших особей были на родителях, а мы получали чистое счастье общения с пушистыми весельчаками.
Однажды, Мишка родила в очень холодное время. Коробка с совсем ещё маленькими котятами стояла в моей комнате, температура опускалась, кошка запаниковала и начала таскать своих детей в мою кровать.
А я в детстве и молодости спала, как убитая. Отдавалась сну полностью и ничего не видела и не слышала вокруг, хоть пушки палят, хоть гром гремит. Ничего не понимала и не чувствовала. Но металась.
Раздавила, короче, я одного котёночка, невольно, не зная, что кошка перебралась со всеми ими ко мне под одеяло. Хоть бы она, дурочка, царапнула что ли меня, или бы замяукала громко. Но дело случилось. Обнаружили это родители, пришедшие меня поднимать. Молодые были, не хватило у них мудрости незаметно убрать его, удивились, стали обсуждать. И я увидела и услышала.
Конечно, я почувствовала себя государственным преступником номер один. Дело было в декабре, в школе, я в первый класс тогда ходила, учительница наша, Мария Николаевна, увидела, что со мною что то не так. Она внимательная была, мудрая, бывшая белорусская партизанка. Звонок прозвенел, все на перемену кинулись, а меня она оставила, подошла, села рядом, к себе лицом повернула
- Ну-ка погляди на меня, девочка. Что случилось? Ты же сама не своя! Давай, рассказывай.
От теплоты и участия, внешне сухой и суровой учительницы, я чуть оттаяла, и, через облегчающий душу град, хлынувших слёз, начала дрожа и всхлипывая, теряя влагу из глаз и носа, рассказывать, как я раздавила котёнка, и какой он был весь холодный и мёртвый, и какая я , получается, плохая, и Мишка меня теперь любить не будет.
Выслушав меня очень внимательно и ни разу не перебив, Мария Николаевна сказала
- Ты ни в чём не виновата, потому что не знала и не чувствовала, что кошка принесла в постель котят. Конечно, малыша жалко, но пусть твоё сердечко успокоится. Ведь осталось ещё несколько. И кошка сердиться не будет, она поняла уже, что была неправа, и больше так никогда не сделает. А мы с тобой сейчас пойдём и умоемся, пока все на дворе бегают.
И Мария Николаевна повела меня к жестяному умывальнику, висящему в коридоре между классами, рядом с печкой голландкой, велела высморкаться,помогла умыться, улыбаясь, вытерла мне лицо, сунула полотенце в мокрые ладони... Короче, как в присказке - Боль да беду водой отведу. И отвела.
Кошка-Мишка была плодющщая, рожала по многу котят, бывало и два раза в год. Были все котята шибко разные. Очень мне запомнилась Пусси-кэт, которая была подарена соседке. Сильно она пришлась по духу той семье. У хозяйки и кошки было много общих черт. Строгость. Серьёзность. Аккуратность абсолютная. Некоторая сердитость, - обе могли зафыркать, если им что-то приходилось не по нраву. До сих пор удивляюсь, как чётко тогда наша кошка определила, которого из котят надо подарить именно этим людям.
Была изумительная кошечка Маркиза, рождённая в третьем помёте. Вся чёрная, очень пушистая, с белой манишкой и белым овалом вокруг носика. Такая красавица.
Были и другие очаровательные малыши.Но папе надоели постоянные заботы по пристраиванию "в хорошие руки" и один из приплодов он притопил.
Больше наша умная кошка дома не рожала. Находила безопасное место, то в дровах, то на огороде, и выхаживала своих детишек там. Приходила домой, ела, пила и бежала назад к котятам.
Вот в одном из таких выводков и родился бандит, хулиган и вор, получивший прозвище - Нахалёнок. Внешне он был очень похож на Мишку, внутренне - антипод. Очень часто за его проделки доставалось маме-кошке, путали их соседи. От наших домов кот не ушёл, шкодил там , где родился. Представляю, как страдала порядочная мать, у которой на глазах развивался такой негодяй-сын.
А в 1965 году родители подарили мне братика, которого я, забраковав данное ему имя Сергей, с самого рождения стала называть Сеней, Сенечкой. Начались сплошные хлопоты. До года брат орал денно и нощно, мама сбивалась с ног, меня отправляли гулять с ним. Надо было видеть, как мы с дружком Сашкой везём понуро две коляски, в одной мой брат, в другой его сестра. А вокруг лето. Все друзья веселятся до упаду, и только мы прикованы к галерам. Одно утешало, что всё же вдвоём. Правда, привыкли. Маленьких любили.
Но и шкодили. Бегали с колясками вниз по дороге к морю, кто быстрее до причала примчится. Ох и попало нам, когда этот спорт обнаружился.
Иногда выгуливать брата становилось не в моготу, это, например, когда у нас в клубе шёл обожаемый нами с Наташкой французский фильм "Три мушкетёра". Смотрели его двадцать три раза за детство, и каждый раз, как в первый, со всеми восторгами, страхами и обожаниями. Вот так, однажды, привезли его в какой то очередной раз, а мама легла отдохнуть, папа отправился чинить свою драгоценность - "Яву", красавицу вишнёвую. Значит, мне опять с Сенькой по Станции таскаться. А в клубе фильм, и все мои друзья там, во Франции, и все повторяют хором за мушкетёрами любимые фразы, а взрослые смеются. Вот и поехала я во двор лаборатории, где отец с мотиком возился. Покрутилась. Не замечает нас вроде бы. Сенька спит. Поставила я коляску рядом с этой парочкой, да и рванула к клубу. Для очистки совести, в зал не вошла, а стала с улицы в щель светомаскировочной ткани смотреть, вроде бы я как и не в кино... Зазевалась, рот открыла, гляжу-радуюсь. Счастливая, просто нет меня тут, вся там, при дворе! И вдруг, чувствую, сильная рука хватает и сжимает мне ухо
- Мерзавка такая!
А! Это папа рассерженный меня побежал искать, нашёл и выцепил.
- Мне же такими руками даже до коляски не дотронуться, а Сергей плачет!
Папа потряс у меня перед лицом чёрными, в какой-то мотоциклетной липкой гадости, ладонями.
Ага. Значит за коляску он не может такими лапами браться, а за моё десятилетнее ухо - запросто! Ну где логика!?
А Кошка Мишка так полюбила моего маленького братика! И, как всегда у неё бывало, не попусту, а с пользой для семьи. Она стала с ним нянчиться. И начиная с этой кошки, которую брат зрительно не помнит, он стал страстным кошатником-фанатом. Жить без них не может. Я-то больше по собакам, а ему только котейку подавай. И до сих пор.
Лежит малёк-братик в большой комнате на фланелевой пелёнке, на родительском диване. Ножками-ручками сучит, как-будто подпрыгивает от спины и плачет, да так, что весь дом звенит. На меня поглядит, мордаху свою хорошенькую сморщит и опять рёву! Ну что делать?! А Кошка Мишка подходит, садится рядом, на диван ни-ни, на полу, умная. Лапку вверх вытянет и за плечико брата этой мягкой лапкой хвать-хвать. Сенечка круглый глаз скосит, что это такое его трогает? И плакать забыл, заинтересовался. Лежит улыбается. Мама с кухни выглядывает, там такая квартира была, что всё под боком, что это сын замолк? А это нянька Мишка его успокоила, лежит братик, гукает, хохочет.
Когда случилось у нас землетрясение в 1966 году, очень волновалась Мишка, двери подъезда собой перекрывала, не давала мне с приятелями зайти. Только мы на лавочку рядом со стеной дома расселись, как тряхануло, лавочка - вжик, и от стены как лодка отплыла. Побежали люди из квартир, кто со стульями, кто с котомками, а папа с Серёжкой на руках. За ним мама перепуганная. Санькин отец прыжками на горку Дооб понёсся, посмотреть не идёт ли цунами. А нам радости, нам разговоров на неделю! Как тряхнуло, да как поехало, и кто что при этом подумал. В тот день у нас мост через Ашамбу треснул, тот старый мост, с красивыми цементными литыми загогулинами, хочешь они тебе конь, хочешь - карета, хочешь кресло. Отличные были штуки. Теперь мост новый, и он просто мост.
А один раз Мишка наверное от смерти меня спасла, первая обнаружив сколопендру в квартире, и бросившись на неё. Сколопендра сильно кошку ужалила, много яда ей отдала. Поэтому, когда я, по привычке босая, шлёпала по полу, и от начинающейся фамильной близорукости приняла насекомое за рыбий позвоночник, упавший на пол, и наступила на него, от лени обходить, укус мне достался с меньшим количеством яда. Так долго мы тогда с Мишкой болели!
Сколько кошек у нас после смерти Мишки было, ни одна ни в какое сравнение с ней не шла! И красивые, и пушистые, и любили мы их... Но... Кошка Мишка была настоящей личностью не только с характером, но и с большим интеллектом.
Мы целовались тут пять лет назад,
и пялился какой-то азиат
на нас с тобой — целующихся — тупо
и похотливо, что поделать — хам!
Прожекторы ночного дискоклуба
гуляли по зеленым облакам.
Тогда мне было восемнадцать лет,
я пьяный был, я нес изящный бред,
на фоне безупречного заката
шатался — полыхали облака —
и материл придурка азиата,
сжав кулаки в карманах пиджака.
Где ты, где азиат, где тот пиджак?
Но верю, на горе засвищет рак,
и заново былое повторится.
Я, детка, обниму тебя, и вот,
прожекторы осветят наши лица.
И снова: что ты смотришь, идиот?
А ты опять же преградишь мне путь,
ты закричишь, ты кинешься на грудь,
ты привезешь меня в свою общагу.
Смахнешь рукою крошки со стола.
Я выпью и на пять минут прилягу,
потом проснусь: ан жизнь моя прошла.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
