|
Не могу быть гениальным все 24 часа, не останется времени на бритье (Джордж Гордон Байрон)
Проза
Все произведения Избранное - Серебро Избранное - ЗолотоК списку произведений
КАТЬКИНА ОСЕНЬ | «Кому как кажется, так оно и есть»
- Протагор
«Лучше пригрезить свою жизнь,
чем прожить ее. Хотя жить
это и есть грезить» | ...Вот-вот налетит снег. Серолапое утро давно уже висело и царапалось на карнизе. Тупая батарея и равнодушный воздух остыли настолько, что Катька решила – Сегодня поскандалю с Ноябрем! Ведь обещал же, напоследок, хоть недельку тепла! – Стайка знакомых тараканов приветливо пошевелила ей усами из-за плинтуса. – Доброе утро! – с достоинством кивнула Катька в ответ – Как дела у мамочки? Мамочка – толстая тараканиха-аборигенка, с удивительной регулярностью и обилием рожающая тараканят, вот-вот должна была разразиться очередной порцией потомков.
Обиженные Сумерки до вечера по-пластунски втянулись под кровать, схоронились в чулане и на антресолях, оставив своих дозорных в старых валенках и внутреннем кармане сторожевого тулупа в прихожей.
Катька пошарила ногой за Тапочками и не нашла. - Опять слиняли. Ну, пусть только вернутся! – мысленно ругнулась она и побрела в направлении позавтракать. В кухне на подоконнике сидел Мышук и тоскливо смотрел во двор. При появлении хозяйки он вздрогнул, но та сказала – Сиди-сиди, не трону. И вообще прости за вчерашнее! – Ладно, проехали! – ответил Мышук – Ты бы зарядила в мышеловку хоть кусочек батона! Жрать же охота! – Перетопчешься, – хмыкнула Катька, - и так уже в нору не попадаешь. Иди вон лучше тараканов погоняй, а то чужие появились. Глядишь, и потеряешь пару лишних граммов. Мышук сполз по фикусу на пол и, грузно переваливаясь и мурлыча «Mishelle», потащился на охоту. Подоконник облегченно вздохнул и проскрипел – Слушай, посади фикус на меня. Надоело, понимаешь, каждое утро выслушивать эту серую личность. – Заткнись! – грубо оборвала его Катька – Ты бы со Сквозняком своим разобрался, а то вон даже Штора скоро начнет чихать! – А что штора, чуть что, сразу штора, ты лучше Форточке рот закрой. Тошнит уже от ее туда-сюда всхлипов! – заволновалась Штора.
Однако Катьке надоела перепалка. Хотя со Сквозняком и в самом деле нужно было что-то делать. Он постоянно шатался по комнатам, поскуливая, сморкаясь и воруя носовые платки и салфетки. А прошлой ночью, когда Катя, уйдя в себя, задумчиво листала сны, щекотал ей пятки и украдкой даже попытался проскользнуть к ней под одеяло.
В окно воспаленным глазом уставился Рассвет. Во дворе на старых детских качелях сидел Ветер и наблюдал, как скачут по лужам муляжи-клены. Ему хотелось спать. Ночью Дождю вздумалось лечить ангину дворам, и он устроил им ливневое полоскание горла. Небо нарыдалось так, что стало серым и шершавым, как фартук дворника, и норовило прижаться к земле. Ветер тоже простыл, промок и устал.
Увиденное Катьку не обрадовало, было ясно, что Ноябрь безнадежно болен. Навалилась бессовестная приживалка, старая дуда, Скука. Брюзгливая, древняя, кутающаяся в засаленный допотопный шлафрок, старуха с гречневыми пятнами на цепких руках, обкусанными пальцами, вечно голодными глазами и без определенного места жительства. Когда Скука появлялась у Катьки, все мухи срочно дохли. От нечего делать, Скука начинала считать тараканов и хрипеть хозяйке в ухо, чтобы этим, засыпая, занималась и она. Однако Катю убедить было тяжело, и она всегда посылала старуху к Фигу, который со своей Фигой жил на фиговом дереве в Кудыкиных Фигушках. Попасть туда было очень трудно, - большая очередь и все с записками-посланиями, т. е. по блату. Скука, как правило, застревала там надолго, на что Катька и рассчитывала.
Ночью, закончив опись золотых звездных пиастров, она задумала связать себе из утреннего тумана шарфик с летящими синими птицами и попрыгать на роликах с крыши на крышу. Дальше в ее планах было фехтование на остролистых астрах с меткой метлой дворника. После победы надо было накормить шоколадом свое одиночество, совершенно случайным мотыльком-листиком наткнуться на щеку одного мальчишки, а к вечеру с нотных линеек осеннего парка послушать Моцарта. А еще за короткий день - успеть сочинить чью-то судьбу, понять себя, объяснить все взрослым, простить лучшую подругу, опрокинуть Вселенную, вытерпеть все и купить на ужин немного свежего бабьего лета. И, при этом, очень-очень хотелось побыть Катюшей, Катенькой. Или просто Екатериной N-ной. Короче, заботы хватали.
Но прежде всего, требовалось упаковать нынешнюю погоду в ящик и послать ее куда подальше. Хотя бы в сырой туманный Альбион.
Уже надписывая адрес, она отметила, как посветлела оловянная посуда неба, заляпался солнечными пятнами хмурый двор, серая голова клена выстрелили букетом рыжих воробьев, а сырая кирпичная стена забора запахла свежим сеном. Да и Ветер, наконец, определился. Сидящий на крыше у чердачного окна, древний дворецкий Ворон сжалился и впустил его под свое крыло, Потом вытащил из-под другого крыла саксофон и сыграл колыбельную в стиле фьюжн. Ветер пригрелся и уснул.
Душа с кряхтением выпрямлялась. А потом, виновато шаркая, вернулись Тапочки и Катька перед тем, как выйти из себя, снова подошла к окну. Она знала, что завтра все переменится и седой Декабрь начнет очередную главу. Взмахивая прозрачной метлой, Ветер погонит обрывки снежного мха. В облаках заблудится и умрет слабый зародыш утра. Дома низко нахлобучат теплые белые капюшоны, провода обрастут колючей шерстью, а деревья заломят вверх тяжелые руки. Придавленные небом, коконы людей будут катиться по своим делам, не в силах поднять голову. Зима усугробит двор, развалится тяжелым холодным телом в переулках, а Ворон будет похож на кусочек, выплюнутой на снег, чьей-то черной боли.
В углу маялся, расшатывая тишину, Маятник. А за окном уже вовсю дребезжал День. Пора было лететь. | |
Ваши комментарииЧтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться |
Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи,
Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
 Авторизация |
|
