Все талантливые люди пишут разно, все бездарные люди пишут одинаково и даже одним почерком
(Сергей Довлатов)

Проза

Все произведения Избранное - Серебро Избранное - Золото

Античность умерла

Античность умерла

Разрушаешь узор, образ, сама, уничтожаешь иллюзию, не хочешь, чтобы всё держалось ни на чём, хочешь, чтобы всё держалось по определению, по неопровержимому определению любви и жизни, не хочешь рисоваться, хочешь вырисовывать, да, тщательно, кропотливо, но естественно, само собой, не специально, почти сердцем, нервными окончаниями души, не чисто внешне, а глубинно, голубино, так любят голуби, что возвращаются, а мы извращенцы используем их для голубиной почты, да глубоко, глубоко вверх, в небесные впадины, что не увидишь, не разглядишь, не отыщешь.
Я заскучаю по тебе, едва закроется дверь за тобой, по закону жанра. Ты - ботхисатва. Сколько рук у тебя, чтобы обнять меня, сколько рук, чтобы оттолкнуть, сколько рук, чтобы обнять, сколько рук, чтобы обмануть.
Молчать не за неумением, а за невозможностью выразить происходящее, за невозможностью запечатлеть непостижимость момента столь острого переживания, столь странного, столь непонятного окружающему миру, когда бы плакал человек со словами "античность умерла" и по этой причине. Так смеяться до одури будет убогий мир над моими слезами от боли после твоих слов, что всё предрешено и кончено, что нет возврата в мир культа мысли и знания, словно не встретишь больше брата по разуму, и смотришь на книжный шкаф, стеклянный стеллаж, с пола до потолка уставленный книгами, и именно в этом фокусе взгяд глазницы взрывает горьким, непостижимым недоумением: уходит эпоха, до которой больше не дотянуться, не дотронуться, которой коснуться можно лишь воспоминанием, этим, и как будто оно последнее.
Запутались в облаке, тёмно-сером, кудрявом, нырнули, справа в иллюминаторе высветилось радужное кольцо, а на нём силуэт самолёта, его маленькая тень, появилась и исчезла, снова нырнули, и вдруг внизу неожиданно открылся конструктор лего, маленькие аккуратненькие домишки, и много их, и образуют они отдельные посёлочки, и лес зелёным и тёмно-сиреневым облаком внизу, и поля с полосками дорог.

Торчу во Внуково, лечу домой,
Восемьсот километров в час за спиной.
Ищу места для курения для транзитных пассажиров,
А их нет.
Перманентно хожу на выход в город,
Напрягаю таможню.
У меня четыре кольца с камнями,
В каждом камне - бомба
И часы с часовым механизмом,
Таможня ещё умеет смеяться.
Небо, с грифеля простого карандаша сточено, размазано.
Поверить в "Чёрную Амбру",
Неузнаваемо знакомый запах держится на запястье
Уже полчаса.
А тут не будеть абзаца. Проблемы фейсбука – мои проблемы. Как сказала первый мой психолог в межвузовской поликинике: «Сядь на жопу», и была права. Я же ей заявила: «Сегодня я в Вашем кабинете, но возможно, завтра Вы будете стучать в мой кабинет». Кабинет по-прежнему не заимела, так же курю по ночам в совмещённом санузле, кофе стоит на стиральной машинке, на крышке унитаза – зелёные листья и белые бутоны кувшинки, ничего не мешает. Сижу, пишу «Желтого карлика» - роман Александра Абдулова из какого-то фильма, роман жизни, который он написал в клозете, и который сделал его знаменитым. Тема та же: она курит и пишет. «Тема должна быть исчерпана». Хорошо. Поссорилась с клиентом, сначала полюбезничала с ним по телефону, а потом услышала его мысленные откровения: «Я.ать» её хочу. Перед этим я тоже хороша, мысленно ему заявила, что я четырежды замужем, пять раз жената, пятеро детей, шестнадцать внуков, кожа чёрная. «Умеешь ты, мать, заинтересовать читателя». Мать – не мат, а от слова матушка. Спасибо тебе, никогда ты так меня не называл. Поссорилась с клиентом. Прежняя ситуация была ещё сложнее, это сейчас я сама себе начальник, а тогда я поссорилась со своим директором из-за клиента, мы его не поделили, он был золотой-серебряный, мой любимый клиент. Клиент – дурацкое слово, не знаю, как назвать человека, делу которого ты служишь, работой которого восхищаешься. Рабочий кабинет у меня всё же был – просторный и светлый, один на двоих с директриссой, её стол у окна, мой - в глубине помещения. Стол настоящий, из натурального дерева, ваза из прозрачного стекла, имитирующая бокал, с лепестками засохших роз. Ничего меня не остановило, я навсегда закрыла за собой дверь. Алла Николаевна запретила мне брать интервью, не так чтобы замечательно я писала статьи, просто она явно их не «догоняла», я уже смирилась, только беседовала с серьёзными людьми о серьёзных вещах, договаривалась о платных материалах. Но здесь мне действительно необходим был долгий разговор, почему в очередной раз на корню правительство гробило русскую науку, мне самой нужно было об этом написать.
И было в этом несостоявшемся интервью что-то важное, что-то чрезвычайно важное, как недопитый глоток застряла в горле тоска и болит и ноет – вдруг, вдруг всё вернётся, вдруг всё встанет на свои места, и студенты первого курса МГУ постыдятся писать «врочи» и «нез наю», и я прочитаю Кафку на немецком, и Лукреций не будет старомоден и тяжёл, и наступит эра разума, а не рассудочности и практичности, и «бизнес и ничего личного» канут в лету. Но будет всё тупо и бессмысленно, я же пишу матом, об этом же все знают, сейчас читают и понимают только то, что написано матом. Поэтому поздравляю всех с эпохой Лукреция, ибо теперь, чтобы быть просвещённым надо знать, что написал Лукреций и прочитать Кафку в подлиннике.
.

Автор:	kotlyarevskaya
Опубликовано:	17.10.2013 23:43
Просмотров:	2648
Рейтинг:	0
Комментариев:	0
Добавили в Избранное:	0

Античность умерла

Ваши комментарии

Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться