Жизнь подошла к краху. Она знала, что самолёт её не долетит. Она знала это, когда собирала вещи, кропотливо, как всегда, какие-то вечно необходимые пузырьки и флакончики, она знала это, когда, едва разлепив глаза, ещё до рассвета, торопливо собиралась на утренний рейс. И машина неслась по пустынной трассе, и она рассказывала водителю, как у неё всё хорошо. Во время регистрации она внимательно смотрела на людей, тоже как на обречённых, и пыталась угадать, вглядываясь в каждого, знает ли он, что самолёт не долетит. Вот этот респектабельный гражданин, у которого галстук стоит дороже её шубы, куда он так спешит и в чём провинился, так и хотелось у него спросить: «Куда спешите, гражданин, на тот свет»? Она ещё пыталась шутить. Жизнь подошла к краху. Её никто не любил. Вам ли говорить, что это для женщины значит, её никто не любил. Её короткие пронзительные рассказы никому не были нужны. Вам ли объяснять, что это значит, когда твоё творчество не востребовано, тут хоть сто раз говори, что нет читателя, что общество загажено гаджетами, нацелено на другое, это мало поможет. Не родила. Вам ли нужно разжёвывать, что для женщины значит, не родила. На табло высветился номер рейса, и она решительно шагнула через стеклянные двери. Стеклянные двери, множество стеклянных дверей, прозрачное небытиё уже принимало её в свои холодные объятия. Нет, надо ждать, даже перед смертью надо ждать, господи, сколько ещё ждать облегчения своей участи. И вот трап, она с сожалением глянула вниз, больше никогда не пройду по земле, холодок затаился внутри, она вдруг дёрнулась, чуть не свалив пассажиров. «Что с Вами, женщина, проходите, проходите», - стюардесса точно чёрт в аду встречала её. «Пристегните привязные ремни», - господи, может быть, я просто покатаюсь на самолёте, я с семи лет не летала, покатаюсь, как деревенские ребятишки катаются в городе на троллейбусах, но нет, нельзя, это не моё решение, нельзя, так нельзя.
Место ей досталось у окна, облака, облака, по ним можно ходить, на них можно сидеть, свесив ноги, хорошо, как блаженно. И вдруг яркая вспышка пронзила крыло. Она закрыла глаза.
Солнце, какое солнце, оно объяло крыло самолёта, оно и вправду как будто горело. Она прикрыла планшетник, перестав печатать счастливые буковки. Последнее время она часто была счастлива, летела на писательский форум, принимающая сторона оплатила билеты, дома ждал любимый человек, подрастал и радовал её птенчик. И сбылась её мечта, она тысячу лет хотела, сидеть так в самолёте, смотреть на облака и печатать, и сочинять.
Я жизнь люблю и умереть боюсь.
Взглянули бы, как я под током бьюсь
И гнусь, как язь в руках у рыболова,
Когда я перевоплощаюсь в слово.
Но я не рыба и не рыболов.
И я из обитателей углов,
Похожий на Раскольникова с виду.
Как скрипку, я держу свою обиду.
Терзай меня - не изменюсь в лице.
Жизнь хороша, особенно в конце,
Хоть под дождем и без гроша в кармане,
Хоть в Судный день - с иголкою в гортани.
А! Этот сон! Малютка-жизнь, дыши,
Возьми мои последние гроши,
Не отпускай меня вниз головою
В пространство мировое, шаровое!
1958
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
