...и, конечно же, – уютнейший и обширнейший письменный стол с куполами чернильниц, купидонами пресс-папье и небрегающими строгих форм стопами удивительных книг, подле коих – бронзовые ножницы с именем, а лаконичная пепельница из лакового гранита соседствует с начищенным кубком для карандашей и спичечницей в лапках и патине. Обильный пространством и всё-таки уютный письменный стол – маленький домашний Страстной бульвар, место для памятника и, напротив, памятник сам, среди подробностей. За письменным столом не пишут – на нём Памятник, который может быть как раз заслонён Бюстом, требующим иных совершенно ритмов и рифм, – но Памятник непременно есть, он аристократично обязателен в полупоклоне своём, даже если выглядывает из-за Бюста или задвигается за Портрет в стальной рамке, на Памятнике отдыхают глаза от подлостей чужих и собственных, ему можно подмигнуть облегчённо – Бюст серьёзен, а Портрет – прост! Но Памятник есть всегда! Он любим диктаторами письменных столов, он невероятно ловко и разумно вписывается в канцелярщину сукна и тяжеловесность нарочитой беспорядочности, несмотря даже на вольнодумные бакенбарды и аккуратную игривость железных пальцев, а вдруг – и благодаря им. И ещё – памятник необходим! Крайне, всерьёз, откровенно, вот так!.. Любовное чувство к нему пропускает цензура, покойная и непрерываемая ни на один день цензура чернильниц и кофейных чашечек.
В начале декабря, когда природе снится
Осенний ледоход, кунсткамера зимы,
Мне в голову пришло немного полечиться
В больнице # 3, что около тюрьмы.
Больные всех сортов - нас было девяносто, -
Канканом вещих снов изрядно смущены,
Бродили парами в пижамах не по росту
Овальным двориком Матросской Тишины.
И день-деньской этаж толкался, точно рынок.
Подъем, прогулка, сон, мытье полов, отбой.
Я помню тихий холл, аквариум без рыбок -
Сор памяти моей не вымести метлой.
Больничный ветеран учил меня, невежду,
Железкой отворять запоры изнутри.
С тех пор я уходил в бега, добыв одежду,
Но возвращался спать в больницу # 3.
Вот повод для стихов с туманной подоплекой.
О жизни взаперти, шлифующей ключи
От собственной тюрьмы. О жизни, одинокой
Вне собственной тюрьмы... Учитель, не учи.
Бог с этой мудростью, мой призрачный читатель!
Скорбь тайную мою вовеки не сведу
За здорово живешь под общий знаменатель
Игривый общих мест. Я прыгал на ходу
В трамвай. Шел мокрый снег. Сограждане качали
Трамвайные права. Вверху на все лады
Невидимый тапер на дедовском рояле
Озвучивал кино надежды и нужды.
Так что же: звукоряд, который еле слышу,
Традиционный бред поэтов и калек
Или аттракцион - бегут ручные мыши
В игрушечный вагон - и валит серый снег?
Печальный был декабрь. Куда я ни стучался
С предчувствием моим, мне верили с трудом.
Да будет ли конец - роптала кровь. Кончался
Мой бедный карнавал. Пора и в желтый дом.
Когда я засыпал, больничная палата
Впускала снегопад, оцепенелый лес,
Вокзал в провинции, окружность циферблата -
Смеркается. Мне ждать, а времени в обрез.
1982
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
