Но какая гадость чиновничий язык! Исходя из того положения... с одной стороны... с другой же стороны — и все это без всякой надобности. «Тем не менее» и «по мере того» чиновники сочинили
Наша мастерская художников, размещалась на верхнем этаже, в старинном особняке 17-го века.
Внизу мастерская краснодеревщика Жукова Иван Андреича. Отношения у нас с ним были самые близкие. К вечеру, напившись, он обычно сидел в большом декоративном кресле, глядя в одну точку, и икал. Кстати, это кресло притащил ему я, найдя на чердаке музея. Он меня изматерил, хотел выбросить вместе с креслом, но смягчился и оставил. А после восстановил. И очень этим гордился. Кресло старинное, с сохранившемся декором, который умело подправил Андреич.
Краснодеревщик он был милостью божьей. Многие работники музеев приходили к нему за помощью, зная наперёд, что поможет. Он восстанавливал шкафы, угрюмые гардеробы, кокетливые кушетки, избалованные пуфики, и многое, многое другое.
Однажды мы всей командой, работали в нашем музее.Заказ был срочный. Оформляли выставку из коллекции И.С.Зильберштейна. Среди этой коллекции акварельные портреты декабристов, работы Николая Бестужева.
Руководил всей подготовкой Евгений Абрамович Минкин. Мужик въедливый, замечал все малейшие промахи. Прекрасно разберался в живописи, знал портретное акварельное искусство, т.е. был очень осведомлённым человеком. Мы его уважали и побаивались, даже Андреич затихал при нём.
Работа кипела: Андреич тут же рядом на станке, изготовлял рамки для портретов. Их нужно было множество. Мы вставляли портретный лист, соблюдая крайнею осторожность. Андреич хотя и не был руководителем, но материл нас за каждую ошибку. Наконец рассвело. Работа подошла к концу, всё было на нужных местах. Этим ранним утром пришёл Евгений Абрамович, довольный осмотрел готовый зал, повернулся к нам сидящим на полу, видимо собираясь что-то сказать. И тут Андреич, устало обратился к Минкину: "Всё в порядке Еврей Абрамыч, всё сделано." Мы смеялись до колик, катаясь по паркету. Вместе с нами смеялся и Еврей Абрамыч.
Когда я жил на этом свете
И этим воздухом дышал,
И совершал поступки эти,
Другие, нет, не совершал;
Когда помалкивал и вякал,
Мотал и запасался впрок,
Храбрился, зубоскалил, плакал -
И ничего не уберег;
И вот теперь, когда я умер
И превратился в вещество,
Никто - ни Кьеркегор, ни Бубер -
Не объяснит мне, для чего,
С какой - не растолкуют - стати,
И то сказать, с какой-такой
Я жил и в собственной кровати
Садился вдруг во тьме ночной...
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
