Одно. Слово. Возьмёшь его и нянькаешь, поглаживаешь. То на звук прослушаешь или на свет (на цвет) проглядишь, а то расковыряешь, как дитя – игрушку, отвёрточками-крючочками (извилинными спекуляшками). Такая игра… да…
Взять, к примеру, слово – «пиар». Слышите? Пи! – а-а-а - р-р-р-р… - попугайное такое, роскошно-раскатистое. Видите? Фонтанно-салютное – фуяк, фуяк, фуяк! … и… рассыпалось фейерверком, сине-красным, золотым. А - поковырять? Пиррр, аррр, парррр… пи- а-а-а-риться… па-а-а-риться…. в бане. Да ну его… в баню! Всё! Погасло.
Но есть иные. Слова – ключи, слова - пароли, пропускающие в области, казалось бы наглухо забитые, где время - на страже – безликое, серое (в плаще с капюшоном). Скажи такое слово, скажи, повтори. И отступит время, пропустит.
Закрываю глаза…. Лестница, лестница, лестница…
Стрый. Небольшой, старый город в западной Украине. Тротуары - деревянные, из досок, уложенных ёлочкой. Мы, я и Паша, живем, наверное, в таком же, старом, как город, двухэтажном доме, «сохранившем следы былой (польской) красоты». В нем всего-то шесть (или семь?) квартир. Напротив, через дорогу - простой, не украшенный ничем, молчаливый костёл, потому что там, внутри, какой-то склад. А дом наш примыкает к городскому Драмтеатру. Боковые двери театра – три, красивые, арочные - выходят на открытую террасу, точнее площадку, с которой - к земляному газону перед тротуаром - полого спускаются шесть длинных, каменных ступеней. Не то чтобы очень высоких, но широких. А двери всегда закрыты, потому, что в театр все входят и выходят только через парадный ход. Площадка, и ступени – тоже, стало быть, никому не нужны.
Кроме меня. Здесь я играю, когда гуляю без друзей. Сама с собой.. Прыгаю со ступенек на газон. С первой – проблем нет – это ясно, со второй - тоже, а вот с третьей - уже страшновато. Я прыгаю каждый день. Сначала со второй, а потом с третьей, и так по многу раз, поднимаюсь на четвертую… Нет, ещё нет! И снова прыгаю с третьей, с третьей, с третьей, с третьей… А вот стою уже и на четвёртой - с твердой решимостью – пора! Приземляюсь без запаса, неловко, ногам больно, падаю набок, но… Всё-таки! Всё-таки! Повторить? Ох, как не хочется. Нет… - попрыгаю еще с третьей. Но, однажды, ещё раз четвёртая, и уже легче, и уже не так страшно, а потом и уверенно, раз за разом. Всё! Четвёртая – взята. Теперь главное – пятая, потому что с последней, с самой высокой, будет легче, там можно разбежаться по площадке. Но пятая… Может, её пропустить? Стою на ней и понимаю, что никогда, никогда, потому что это невозможно… Значит, с последней… Поднимаюсь. Ого! А вот это что-то уже совсем другое, потому что - легко сказать «разбежаться». Хорошо, конечно, но это должен быть совсем другой прыжок, это должен быть полёт и … Страшно….нет, нет, нет… Слишком высоко, разобьюсь обязательно… Спускаюсь на одну… Да… Ниже, намного… Значит, все-таки, сначала отсюда. Но… не могу, не смогу…
Я вижу Пашу, она идет домой и уже близко, почти напротив меня, на тротуаре, сейчас позовет ужинать. И вдруг я кричу: «Смотри, смотри, как я могу!» и в азарте мгновенной решимости сигаю с пятой ступеньки. Увы, азарт не преодолел страха, я ощутила, как юркнул он в животе в последний момент перед отталкиванием и прыгнула слишком слабо. Я понимаю, что не долечу до земли, а лишь до последней ступеньки, соображаю, что нужно будет попытаться оттолкнуться уже от неё, и мне это даже как-то удаётся, но цепляюсь, срываюсь, и… продираю твёрдый, грязный газон - руками, животом и лицом - прямо к Пашиным ногам….
Дальнейшее... Эх… Сами понимаете, чего уж там….
Вскоре Паша отводит меня в детскую, спортивную школу. Нам везёт. Заканчивался набор в волейбольную секцию, а детей не хватало, и тренер взял меня, хотя я и не дотягивала года по возрасту. Взял – умница. На ступеньку… на нулевую…
