Иногда игра в разноцветные слова превращается в кошмар - нужные цепочки не составляются, в центре вот-вот уже готового ожить узора обязательно выныривает, хрюкнув, лишний завиток, кубик ненужного цвета упрётся жёстким углом в горлышко оживающей фразы, слова начнут дёргаться, закручиваться улиткой и теснить, и пожирать друг друга. Пространство мгновенно обратится в разноцветный хаос, в кучу пуговиц, в высшую гармонию. И это пространство надо успеть уничтожить, пока не вылезло из него нечто неведомое досель...
Борьба с хаосом бессмысленна, потому что жизнь всегда кончается смертью, но она полна смысла, потому что жизнь имеет продолжительность, и ещё потому, что следом обязательно будет рождение. Вопрос лишь в том, что происходит быстрее: накопление смысла или распад его. А ещё в том - надобен ли накопленный этот смысл. Тут уже - каждый думает молча.
...уничтожить, пока буйный рост и переполнение красок и объёмов не породят сами удушающую гармонию джунглей, где малахитовые змеи сплетаются, содрогаясь, с гибкими стволами, а плоть смердящей листвы пожирает танцующих перед нею радужных птиц... где тела цветов, толкающих в грудь влажными ладонями лепестков, прижимающимися и прорастающими насквозь, высасывающими и поедающими, оставляющими только кровеносную систему, которая светится нежно, стиснутая и смятая чуждыми ей мирами и вселенными, да мозг, который умирает последним, который выползает, выкарабкивается из плоти миров тугим бутоном, театральной метафорой чёрной дыры, полным скрученных и сдавленных летописей и сморщенных иероглифических органов оплодотворения... Среди растений цивилизация чувствует себя лучше, чем среди людей - и странною негой наполняет сознание писк, несущийся из разверстой пропасти... Это - не писк, это - далёкое пение мириадов миров.
Цветы полны бесстыдства и резкий их запах, отвращая в первый миг, потом уже не даёт оторваться от пульсирующего и пламенного нутра их, скользкого кратера, полного гнева и нетерпения, куда быстро и упруго вползает припавшее и мускулистое, из сфероидов стянутое, насекомое-инопланетянин, демон на невероятно сильных и неправдоподобно тонких ногах, многочисленных и отвратительных, и, сжатое алчными лепестками, начинает сосать, сокращаться и подёргивать остатками радужных крыльев, сдавленных в пучок ненасытным цветком.
Ни сика, ни бура, ни сочинская пуля —
иная, лучшая мне грезилась игра
средь пляжной немочи короткого июля.
Эй, Клязьма, оглянись, поворотись, Пахра!
Исчадье трепетное пекла пубертата
ничком на толпами истоптанной траве
уже навряд ли я, кто здесь лежал когда-то
с либидо и обидой в голове.
Твердил внеклассное, не заданное на дом,
мечтал и поутру, и отходя ко сну
вертеть туда-сюда — то передом, то задом
одну красавицу, красавицу одну.
Вот, думал, вырасту, заделаюсь поэтом —
мерзавцем форменным в цилиндре и плаще,
вздохну о кисло-сладком лете этом,
хлебну того-сего — и вообще.
Потом дрались в кустах, ещё пускали змея,
и реки детские катились на авось.
Но, знать, меж дачных баб, урча, слонялась фея —
ты не поверишь: всё сбылось.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
